Отдавая должное аргументации А. И. Попова, в особенности сопоставлению языковых и географических данных, что всегда желательно в топонимических исследованиях, заметим все же, что можно иначе интерпретировать название реки Шелонь. Во-первых, отсутствие формы Шелонь в письменных текстах XIII в. еще не означает того, что название не имело этого варианта в устной речи псковичей или новгородцев. Даже понятные населению названия варьируют в речи, тем более это касается непонятных иноязычных имен. Если существовали оба варианта, то неизвестно, какой из них был первичным или более правильным по отношению к первоначальной форме гидронима. Может быть, это была и форма Шелонь, а форма Шолонь возникла из Шелонь в результате фонетических процессов по говорам. Трудно, конечно, проецировать современные диалектные данные в прошлое, тем более ранее XI в., когда исследователь уже не располагает письменными источниками, позволяющими изучать историческую диалектологию. Но все-таки заметим, что в части современных псковских говоров (к северо-востоку и востоку от Пскова, в том числе и в Порховском районе, в бассейне Шелони) отмечается произношение о вместо е в предударном слоге после мягких согласных перед твердыми согласными: чердак (ё— здесь обозначение звука о), пёсок, зёрно, пчола [Жуковская, 1968]. Кстати, это так называемое ёканье было известно в северном наречии с XIII в., и переход формы Шелонь в Шолонь фонетически вполне закономерен.
Еще одно соображение. Если говорить о шепелявом произношении свистящих согласных (с, з) и неразличении их с шипящими (ш, ж), то это, действительно, черта, характерная для древних псковских говоров, хотя с польским мазуреньем ее, возможно, не стоит отождествлять. Специалист по истории псковских говоров С. М. Глускина [1962] отмечает, что это явление было характерно только для речи предков псковичей, а новгородцы его не знали. Если учесть, что бассейн Шелони в древности целиком входил в новгородские земли и по берегам Шелони обнаружены лишь сопки — погребальные памятники новгородских словен, а длинные курганы кривичей вообще не отмечаются, то можно ли предположить, что новгородцы могли назвать «Соленую» реку Шолоной? Видимо, нет, это было возможно лишь в языке кривичей. По современным диалектологическим данным, замена «с» на «ш» отмечена главным образом на западе Псковской области, в основном в Печорском районе. Кстати, неразличение «с» и «ш» в речи кривичей С. М. Глускина объясняет влиянием прибалтийско-финского субстрата, которое осуществлялось, возможно, через посредство балтов. При этом мена согласных «с» и «ш» происходила в обоих направлениях, т. е. если могли произносить Шолона вместо Солона, то и обратный переход был возможен; первоначальную же форму имени на этом основании установить невозможно. Точно так же трудно датировать начало процесса неразличения «с» и «ш».
И наконец, даже если форма Шолона более верно отражает древнее название, чем Шелонь, можно сопоставить ее с другими названиями русского Севера. Академик А. И. Соболевский, литовский языковед К. Буга и финский ученый Я. Калима сравнивали название Шелони с гидронимами Шола (бассейн Шексны), Шолоность (приток Ковжи), причем Я. Калима производил эти названия от финского слова salo, карельского salo — «лесной остров».
Таким образом, мы приходим к заключению, что название реки Шелони еще нельзя считать окончательно выясненным. Помимо славянской этимологии можно допустить и финно-угорскую. Не исключено также и балтийское происхождение названия (или же передача финского гидронима через посредство балтийских языков), а также более древнее индоевропейское происхождение, но эта тема уже требует дальнейших углубленных исследований.
Заканчивая рассказ о балтах и славянах в Озерном крае, уместно еще раз напомнить читателю о гидронимах Пола, Полометь, которые мы рассматривали в первом разделе. Что имелось в виду, когда названия рек Пола, Полометь мы относили к древним названиям, объясняемым из индоевропейских лексических основ? Какому языку принадлежали эти названия, какой народ оставил их?
По всей вероятности, эти названия относятся к слою той гидронимии, которая условно называется древнеиндоевропейской, причем на территории Озерного края она может быть наследием языка тех носителей индоевропейской речи, которые впоследствии оформились как балтийский этнос, т. е. предков балтов. Таким образом, индоевропейский гидроним может совпадать по форме с балтийским (известно, что балтийские языки сохранили много архаизмов, унаследованных от индоевропейской эпохи), но отражать хронологически более ранний этап. Не всегда возможно на практике расчленить гидронимы индоевропейские и балтийские, поэтому исследователи часто осторожно называют их гидронимами балтийского типа.
Итак, с учетом всего, о чем рассказывалось в этом разделе, можно определить максимальный ареал балтийских названий восточнославянских земель (рис. 2).
Рис. 2. Гидронимия балтийского типа на территории СССР
И наконец, следует помнить о том, что балто-славянские контакты — всего лишь фрагмент этнических процессов в истории европейской части СССР. Кроме славян и балтов, многие народы — финно-угры, тюрки, иранцы и др. — оставили свой след в гидронимии, и это позволяет проследить их историю.
ГИДРОНИМИЯ В ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ
Завершающий раздел книги посвящен роли водных объектов и их названий в духовной культуре человечества. Эта тема настолько широка, что нам придется рассказать лишь о некоторых, наиболее интересных сведениях из мифологии, фольклора, художественной литературы, а также о том, как происходит обогащение словарного запаса языка за счет гидронимической лексики.
Для того чтобы было понятно то значение, которое по праву приобрели многие собственные имена рек и озер в истории мировой культуры и истории культур отдельных племен и народов, сделаем небольшой экскурс в область этнографии и посмотрим, какое место занимали вода, река в системе народных представлений и верований, В этой же последней, как выясняется, вода имела чрезвычайно большое значение.
Культ воды и мифология водных объектов
Вода играет большую роль в жизни человека и охватывает многие сферы его хозяйственной деятельности. Для древнего земледельца культ земной воды и воды небесной — дождя — самое естественное явление, Отсюда и проистекает связь воды с представлениями о плодородии, о жизненных циклах растений и животных, человека (обряды рождения, свадьбы, смерти); понятна и очистительная функция проточной воды, реки. Фантазия наших предков населила весь мир, в том числе реки и озера, духами — хозяевами этих мест, олицетворила водные источники, создала сонм водных божеств.
Тесное взаимоотношение между культами воды и урожая прослеживается в обрядах всех народов, причем за христианскими, мусульманскими и другими верованиями довольно явственно проглядывает их более ранняя языческая основа. Зимой, в праздник богоявления, крестьяне Македонии окунались в реках, делая для этого специальные проруби. Человек, первым пришедший утром за водой, предварительно бросал в источник несколько хлебных зерен, принесенных из дому. В Восточной Сербии при этом произносили заклинание: «Как идет вода, так пусть идет урожай на наши нивы» [Календарные обычаи и обряды…, 1973]. В Болгарии перед Новым годом женщины совершали очистительный магический обряд: подметали и мыли пол, чтобы избавиться от всего старого и нечистого; кроме того, бросали в реку золу из очага, «чтобы плодородие протекло через весь год, как река» [Там же].
В конце XIX в. в деревнях мордвы-мокши этнографы описали обрядовые моления «братчина» (праздновали в пасхальную неделю всей общиной) в честь покровительницы воды и деторождения Ведявы и покровительницы урожая Норовавы [Самородов, 1965]. Этнограф Г. П. Снесарев [1978], рассказывая о следах культа богини воды и плодородия Ардвисуры Анахиты в Хорезме, упоминает жертвоприношения реке Амударье, отождествляемой с Анахитой. Некогда совершались и общественные жертвоприношения Амударье, в которую народ весной сбрасывал тушу быка со словами: «Да будет вода, да будет урожай, да будет достаток!».
