Литмир - Электронная Библиотека

– Мне нужен жесткий самец, подлинный Тутанхамон, а не контрабандный пластилин… с небритой рожей сказочного Пью. Я ненавижу существовать отдельно от всех, отдельно от тебя, отдельно от моего зрителя… Меня всегда пугали одиночеством, а оно было моим собачьим другом… Ты превратил меня в женского товарища по скоростному мотоциклу… Сижу, как кукла для антуража, позади тебя, гад…, с распущенными волосами, с обязательно обтянутой и оттопыренной задницей в кожаной облегалке на зависть мимо пролетающих глазеющих тупиц онанистов с лицами свиней. Какая это предсказуемая и глупая пошлость бытия… Ты думаешь, что мои слова сродни бреду и кем-то доказанной шизофрении? О нет, о нет…, ты заблуждаешься, мой дорогой олегофрэнд, ты просто видишь мир с весьма низкой колокольни… Она настолько низка, что даже слышно запах чеснока и зеленого лука из твоего плебейского рта… Ты…, ты…, ты директор Бермудского Треугольника в моей жизни, ты Нострадамус моих бессонных ночей. О, Боже, как я тебя ненавижу, какая же ты всё-таки сволочь…, Эдуард веселый и беззаботный… Ты даже после еды громко рыгаешь на кухне прикрывая рот ладонями, чтобы изменился страшный звук и был похож на лосиный рёв во время таёжного гона…, где-то в районе Северной Сибирской возвышенности.

– Да? – искренне удивился Беркович, – впервые слышу такую новую тему…, ни хрена себе, какое я грязное сибирское животное! Просто я какой-то олень отпущения в твоем понимании, ползучий червяк, ищущий своего рыболова…

– Я и есть твой рыболов, дурак! – бросила она и громко причмокнула красивыми губами.

Наступила долгожданная тишина. Первый акт закончился. Ольга поправила волосы, достала из кармана пальто на вешалке чистый носовой платок, качественно высморкалась, вытерла им остатки подглазных слёз, вложила обратно в карман и тихо спросила:

– Ужинать будешь? Есть две сардели с сырым ДНК животных, два яйца и огурец…, полпачки томатного сока, поддельный голландский сыр под названием «Пастораль» и слегка начатая бутылка «Хереса». Всё…, как ты любишь…, – с издевкой сказала Ольга и, крутнув красивой тренированной в спортзале задницей, скрылась в районе кухни.

Своей сексуальной походкой она мимолетно напомнила ему блистательную балерину Элеонору Баньяту. Эмоции, эманации, приятная геометрия, эквилибристика…

– Буду… – тихо и поздно ответил Беркович и закатил большой чемодан в ванну, где собирался тщательно вымыть руки хозяйственным мылом после грязного самолета и переместить удачный «контрабас» в глубокую нишу под кафелем.

Вымыв руки бруском старого хозяйственного мыла, Эдик подкурил короткий обрубок папиросной бумаги и сделал три затяжных вдоха. Через минуту в голове стало светло и покойно. Жизнь Берковичу показалась не такой уж уродливой, коварной и безнадежной формой личного существования…

Наконец-то через шесть минут на кухне стал развиваться долгожданный звук жареной яичницы, пыхтели сосиски и насыпалась нарезанная зелень…, это было знамя уюта и вполне доступного удовольствия. «Сейчас снова начнутся песни кухонных каменоломен!» – подумал Эдик, переодеваясь в спальне и доставая из чемодана без колес три подарка для Оленьки и большой толстый пакет, набитый нестандартной едой.

– Иди поглощать жареную пищу, альпинист херов…, заблудившийся щенок моей жизни…, голубь мира…, traveler in time! – театрально выкрикнула из кухни Ольга и закурила тонкую черную сигарету, достав её из черной пачки совершенно черных сигарет.

«… Ольга моя поилица, кормилица и кровопилица…, одним словом – вычурная сука, бильярдная луза, любящая потустороннюю ласку…!» – улыбнулся пролетной мысли Беркович.

Она смотрела в окно на такие же окна десятого этажа дома напротив. На широком подоконнике лежала книга «Всем детям Божьим требуются походные башмаки» с фотографией улыбающейся черной женщины. А напротив, в шестом окне слева, стояла точно такая же курящая женщина в фартуке с фотографией космической улыбки Софи Лорен. Между ними был городской воздух и глубокая пропасть с машинами и людьми внизу. Ольге всегда казались высотной тюрьмой архитектурные утопии заумных и слегка пьяных рисовальщиков… Постоянно чужие окна, как многосерийные сериалы чужих времяпрепровождений… Ольга мечтала ходить босиком по собственной траве, а не по залитой бетоном арматуре, накрытой линолеумом или модными досками. Окна напротив были похожи на ровно застекленные геометрические дыры, иногда отражающие блики внешнего мира и демонстрирующих чужие семейные тайны различных несоответствий… Это было осуществленное мнение какого-то архитектурного совета…, жить незнакомым людям именно так…, и созерцать окна друг друга до умопомрачения…, до самой старости, до ненависти, до предельной смерти. Результат глупых голов без мыслей о последствиях. Безграмотные архитекторы тихо умирают чаще других, по причинам вечного неутомимого закона равновесия справедливости и здравого смысла…

«Так и вся жизнь пройдет…, в лучшем случае за двадцать тысяч нажатий на кнопки лифта… Именно в таких тихих мирных домах годами копится зло в невидимых темных углах… А кто-то живет на природе…, среди деревьев у воды…, с очень добрыми собаками среди цветов с марихуаной. Счастливые!» – подумала она и глубоко затянулась ядовитым дымом.

Между домами быстро пролетел голубь в погоне за промелькнувшей черной черточкой.

«Муха? Что делает муха на такой высоте в самом конце теплой зимы? Кто-то выгнал из дома прямо в форточку? Плохо себя вела, жужжала, надоедала, садилась на хлеб… А здесь её встретила голодная птица. А разве голуби жрут зимних мух на высоте десяти человеческих этажей? Вот в чём мой вопрос, вашу мать! Уже весна… Хочу новое платье… и те туфли с пятой ветрины (от слова-ветер) с красной подошвой и красивой застежкой…, но мне не хватает 600 долларов. Ненавижу всех…! Везде одно и то же…, погоня за жратвой, чтобы встречать новые восходы Солнца с Востока. Блин, как это всё скучно и предсказуемо…, ненавижу!»

Ольга посмотрела на Берковича, быстро пожирающего толстую яичницу с румяными кусками сосисок. Он чавкал, как голодный свин, часто цокал вилкой о тарелку, шевелил челюстями сверху вниз, а затем снизу вверх. Это умиляло и раздражало. Ольга зло улыбнулась. Эдик сидел за столом в новеньких, баскетбольных, шелковых трусах с номером «22» и в майке с надписью на фламандском языке и рисунком богомола без головы. Прочесть и понять смысл написанного было невозможно, потому что она не учила фламандский ни в школе, ни в театральном, нигде …

– Ты небритый, как камышовый кабан, ты выглядишь как мистический анархист после освобождения Эйфелевой башни от безбилетников. Я не могу прочесть надпись на твоей майке, но мне кажется, что там напечатано что-то вульгарное, гадкое и дерзкое…

– Совершенно верно…, вульгарней не бывает…, – ёрничал Эдик, перекусывая пополам зеленый огурец без шкурки, – там написано на фламандском –«Мир без марихуаны – это как жизнь богомола без головы!»

– Наверное, им виднее…, тем, кто каждый день проводит профилактику своей неудовлетворенности.

– Оль, все, кому не нравиться этот мир, все, кто стёр свою кожу на ладонях в борьбе за своё волеизъявление в этом гребаном бульоне, все они стараются убежать в мутные джунгли и туманные пальмозаросли вдоль океана с помощью алкоголя или любых видов нарколиза. Умные голландцы, они же нидерландцы, они же давно разно генный мешанный народ, мудро сообразили, какие деньги можно зарабатывать на человеческом пороке и на человеческом побеге из всеобщей грустной реальности. Людям, по большому счету, нужны положительные эмоции в больших количествах, а государство им всю жизнь предлагает квадратные рамки законов, стену, решетки, километровый список запретов, наручники, колючую проволоку и неукоснительное соблюдение дурацких правил, которые само государство никогда не соблюдает и в ближайшем будущем не собирается этого делать. Народ, у кого есть мозги и склонность в самооценке, рано или поздно, осознав свою беспомощность на волнах предложенного ему жизненного керосина, начинает обязательно искать пути побега, оставаясь на месте. Это как бег по вбитой в пол беговой дорожке. Ты бежишь изо всех сил, но в результате самообмана остаешься на месте и даже не возмущаешься этому, потому что имеешь конечный результат – получение собственного пота без свежего воздуха и пейзажей по сторонам. Вот она – сила навязанной мысли, переходящая в постоянную привычку…

7
{"b":"888668","o":1}