А потом Куббс поднёс длинную лапу к своей морде, и в когтистом захвате Рудик увидел поломанное тело Тихона Карловича. Лапа у Куббса была красная от крови. Куббс рычал от дикой злобы, обнажив острые длинные клыки, и размахивал своей лапой с зажатой в ней страшной ношей, продолжая бить хвостом в безудержном гневе. Вокруг Куббса горела земля. Черви внизу тоже пищали, когда огонь начал разъедать их жирные тела.
Наверху, в небе, линии начали сжиматься, притягиваясь к центру, воздух наполнился дымом, гарью, по нему носились чёрные хлопья, завиваясь в вихри. Потом раздался хлопок, слабые струйки огня стали расползаться от середины купола к его краям. А в центре неба бешено закружился фиолетовый вихрь. Куббс откинул Тихона Карловича, и посмотрел на Рудика, не переставая рычать. Рудик приготовился к самому худшему, приподнялся на крыше, и тоже зарычал, словно зверь. Он смотрел на Куббса и ярость захлёстывала его, он был готов сражаться с этим исчадием ада, даже если тот сильнее его в десятки раз, и даже если это будет его последняя битва. Но Куббс, сделав к нему огромный прыжок, вдруг завис в воздухе. Он стал растягиваться и лопаться, разбрызгивая вокруг себя огненные искры. Его начало затягивать в фиолетовый вихрь. Куббс пытался оттолкнуться от него, извиваясь, и пытаясь ухватиться хвостом за крышу дома Лобовых, но она треснула и рассыпалась. Куббс рычал, обнажая свои огромные клыки, и рвал себя когтями в бессильной ярости. Мимо него с визгом летели к воронке черви, хватаясь друг за друга, и крутились огромные куски оставшихся домов. Вихрь неумолимо втягивал в себя всё, словно гигантская воронка. С громким хлопком Куббса разорвало пополам, обе его половины взвились к вихрю и исчезли в нём. Копьё его железного хвоста долго мелькало среди фиолетовых колец вихря, вызывая вокруг себя короткие молнии. Рудика тоже стало отрывать от крыши, но он с силой схватился за острый металлический край и от напряжения сжал зубы. Ноги у него поднимало, крутило, он с огромным усилием зацепился носками кроссовок за другой край крыши и крепко прильнул к холодному металлу. Так держаться у него получилось ненадолго. Раненная рука соскользнула, и он уже не смог снова зацепиться ею за крышу. Но он из последних сил держался за железо одной рукой.
Ему показалось, что рядом взлетает самолёт. Нарастающий шум оглушил его, и руки его вдруг прижало к железу с такой силой, что он закричал. Будка под ним загудела, и браслеты на его запястьях начали нагреваться, врезаясь в кожу. Потом его начало колотить, сердце начало стучать, будто он бежал стометровку. Налетел невообразимо сильный порыв ветра, будка, наконец, его отпустила, и его сбросило с крыши вниз.
Он упал на плечо, и боль словно разрезала его от плеча до ступни. Он сделал глубокий вздох, и это тоже оказалось больно. «Надо идти к Тихону Карловичу, может, он ещё жив», промелькнула у него мысль. Он застонал и перевернулся на живот. Сейчас полежит хотя бы пару минут и встанет. Земля приятно холодила лоб.
Он прислушался. Вообще никаких звуков. Он приподнял голову, постарался встать на колени и посмотрел перед собой. Перед глазами поплыли фиолетовые круги, и он снова рухнул на землю. Получилось у Тихона Карловича, или нет? Он упёрся лбом в землю и закрыл глаза.
Вдалеке что-то загудело. Ну вот, наверное, Тиша сейчас схлопнется. У Тихона Карловича всё-таки получилось. Рудик весь сжался. И как это произойдёт? Хоть бы моментально. Стальной грохот нёсся прямо на него, с каждой секундой неотвратимо приближаясь всё ближе и ближе. И вот по его барабанным перепонкам застучало: «тук-тук, тук-тук, тук-тук». Грохот нёсся мимо, заставляя дрожать землю, и на него налетел ветер, пахнувший дизелем, и зашевелил на макушке волосы. Рудик расслабился, припал к земле, приятное тепло разлилось по его груди, и он подумал: «Поезд. Я дома». Трава под ним была мокрая, видимо ночью прошёл дождь, но первые утренние лучи солнца уже прогоняли отступающие сердитые тучи с небосклона, обещая ещё один тёплый денёк недолгого бабьего лета.
