— Домой. Везите домой.

— Конечно-конечно, — закудахтал старший адъютант. — Только, вы, товарищ Верховный, полежите еще чуток, пока лекарство не начнет действовать. И не делайте резких движений. А немного погодя и поедем.

— Нет. Едем сейчас, — заупрямилась vip-персона. — Пока я капитан этого корабля и я здесь отдаю приказы, — попробовал он приподняться, несмотря на попытки со стороны, помешать ему.

— Хорошо-хорошо, — немедленно сдался Борис Борисович, уступая начальственному напору. — Давайте тогда осторожненько, сначала ножки спустим, а вы хватайтесь за мою шею, — захлопотал он над ним, обхватив за туловище. — Паша, доктор, помогите ему встать.

Доктор и Завьялов ринулись на помощь и совместными усилиями придали диктатору вертикальное положение. Михайлов, тем временем, опустив рукав рубашки Афанасьева, пытался застегнуть непослушными пальцами пуговицы на ее манжете. Затем, как заботливая мамаша начал застегивать пуговицы и на рубашке. Валерий Васильевич не стал помогать ему в этом, полностью отстранившись от забот ухода за собой. Сан Саныч — начальник личной охраны, уже извещенный о случившемся происшествии, видя какой заботой окружен охраняемый объект, не стал лезть вперед, а потому скромненько находился сзади, незаметно затерявшись в толпе сердобольно настроенных охранников и дежурных с КПП. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что пока возле охраняемого объекта находятся Михайлов и Завьялов, тому, ничего в принципе, угрожать не может. Не хватало только галстука, но он остался в кабинете. Покончив с приведением в порядок внешнего вида главы государства, они в шесть рук помогли Афанасьеву встать со скамейки. Бережно поддерживая его с обеих сторон, они тихо пошли к выходу, за стеклянными дверями которого уже стоял «аурус». Остальная охрана, частично уже заняла свои места в кортеже, а частично на некотором отдалении следовала за ними, как бы прикрывая тылы.

Глава 45

I.

— Доктор, — неожиданно оглянулся на ходу Завьялов, найдя глазами в толпе провожавших, эскулапа, — надеюсь, вы составите нам компанию?

Его слова прозвучали жестко и даже несколько вызывающе.

— Да я собственно…, — немного растерялся врач под все еще колючим и недоверчивым взглядом Завьялова. — Впрочем, если есть такая необходимость, то, как скажете.

— Как скажу, — проговорил с нажимом каптри, на ходу.

Завидев, как под руки ведут Афанасьева, и какая толпа при этом сопровождает его, Кондратьич мячиком выскочил из машины навстречу, чтобы самолично открыть дверцы, попутно причитая по-бабьи:

— Господи, спаси и сохрани! Да что же это такое деется?! А, батюшки!

— Ничо-ничо, Кондратьич, все нормально, — попробовал успокоить его адъютант. — Переутомились мы, малость. Вот и все. Ничего страшного.

В этот раз Завьялов не сел спереди, как обычно, а первым пролез в салон автомобиля и уже оттуда принял бережно в свои объятия диктатора, несмотря на мешавший ему пристегнутый кейс. Вслед за Афанасьевым сел и Михайлов. Таким образом, Валерий Васильевич оказался как бы в коробочке, которая бережно поддерживала его с двух сторон. Видя, как с непривычки замешкался доктор, не зная, куда и как сесть, Павел все тем же, почти приказным тоном велел ему сесть напротив. Кое-как расселись. Тронулись.

Немного погодя, Афанасьев начал приходить в себя. Видимо начало действовать снадобье вколотое доктором. Однако его эффект оказался противоположным от того, что ожидалось. Вместо того, чтобы расслабиться и уснуть, пациент вновь пришел в возбужденное состояние. Он уже вполне осмысленно смотрел на своих спутников, и это не могло не радовать их. Его квадратной фигуре даже в просторном «аурусе» было тесновато сидеть, зажатой между двумя не менее массивными пассажирами. Валерий Васильевич повел плечами, как бы расширяя свое жизненное пространство.

— Паш, ты бы пересел напротив, — сообразив нужду босса спохватился Михайлов. Павел безропотно пересел, оказавшись плечом к плечу с доктором, который все еще внушал ему подозрения. Афанасьев благодарно окинул взглядом своего адъютанта и Завьялова. Затем припомнив недавние события, опять забормотал уже приевшуюся всем фразу:

— Позор! Какой позор?! Да, как же, так-то?!

Доктор, решив совместить в себе терапевта и психиатра в одном лице, решил вывести пациента из состояния каталепсии, путем вызова того на откровенную беседу о наболевшем, а потому участливо спросил:

— Скажите, пожалуйста, Валерий Васильевич, что так расстроило вас? Может мы, сообща сможем как-то вам помочь?

— Как?! Разве вы не знаете, доктор?! — вскинулся тот.

Все трое дружно замотали головами, признаваясь в своем неведении. Кондратьич тоже навострил уши, благо перегородка, отделяющая салон от шофера, как всегда, не была поднята.

— Вы только представьте себе, — едва не плачущим голосом начал свое отрывочное и сбивчивое повествование Афанасьев, — эти сволочи решили поглумиться над детьми! Да не просто над ребятишками, а над больными сиротами. Чертовы пиарщики! Да как их еще земля-то носит?! Подарки, видишь ли, привезли больным детям. Грех-то ведь, какой! Ну, ладно бы просто решили пропиариться на милосердии! Черт бы с ними! Время такое — ничего святого! Так ведь и тут обманули! Гады! Никогда не прощу! Подыхать буду, а ни за что не прощу!

— А-а-а, — понял Михайлов, о чем идет речь, так как всегда был в курсе всех новостей, — это он говорит о детском хосписе, куда вместо подарков привезли пустые коробки, — прояснив ситуацию для окружающих.

— Нелюди! — коротко констатировал Павел.

— Скверный поступок, — поддакнул ему доктор.

— Я давно говорил, что отстреливать таких говнюков надо! — вставил со своего места Кондратьич.

— У некоторых из детишек после этого началось обострение, и они умерли этой ночью! — опять чуть не плача продолжил Афанасьев.

— У нас все еще чрезвычайное положение, — сделал пространный намек Завьялов.

— Верно! — услышал его Афанасьев. — Борисыч! — вскричал он, хватая того за воротник кителя. — Срочно свяжи меня с Генеральным прокурором!

— Красниным? — зачем-то решил уточнить Михайлов.

— Да! Да! Срочно! — закричал он.

Адъютант моментально вытащил из внутреннего кармана коммуникатор, и начал набирать какой-то невообразимо длинный номер, после чего забубнил в него что-то малопонятное для любого постороннего. Через некоторое время протянул трубку спутниковой связи Верховному со словами:

— Игорь Викторович на проводе.

— Краснин?! Это Афанасьев. Вы в курсе того, что у вас под носом в столице творится?! — даже не поздоровавшись, насел он на Генпрокурора.

— Что вы имеете в виду? — растерялся от неожиданности Игорь Викторович.

— Я говорю о том позорище, что произошло в детском хосписе, — прорычал Афанасьев.

— А-а-а! — облегченно вздохнул чиновник, поняв, что не он сам явился причиной гнева главаря хунты, которого немножко побаивался и откровенно презирал в душе. — Как же, как же, конечно в курсе. Все столичные СМИ только об этом и говорят.

— Вы уже возбудили против них уголовное дело?!

— Еще нет, — чуть помедлив, проговорил Краснин, чувствуя, что этот разговор ему еще откликнется неприятностями. — Скорее всего, это уже сделали органы дознания. Но копию постановления о возбуждении дела они должны прислать нам для определения подследственности.

— Я не разбираюсь в вашей чертовой кухне, — пролаял Афанасьев, орошая трубку вылетающей от бешенства слюной, — но вы должны подобрать им всем такую статью, чтоб они до конца своей поганой жизни с нар не слезали.

— Пожизненное заключение за жестокое обращение с детьми у нас не предусмотрено, — начал лепетать Краснин, уже понимая, что карьера висит на волоске.

— Да?! — зло ощерился Валерий Васильевич. — Ты значит уже и статейку подобрал соответствующую?! А за действия, повлекшие массовую смерть детей, что у вас там полагается?! Так вот, запомни, Краснин, второй раз повторять не буду. Если ты не квалифицируешь это дело, как массовое убийство несовершеннолетних, дискредитацию власти и саботаж во время чрезвычайного положения, то можешь убираться к ё…й матери с должности. Я все сказал. И помни, что за тобой ведь тоже немало грехов найдется.