Без харизматического лидера Серрати и бывшего секретаря Лаццари ИСП превратилась в партию сирот, лишенную авторитетного руководства. Дышать в Италии стало нечем. Руководство было вынуждено скрыться за границей. Один за другим лидеры итальянских максималистов стали перебираться в Париж. В 1927 году и Анжелика переехала во французскую столицу по настойчивой просьбе своих товарищей, которые доверили ей место секретаря партии и руководство газетой Avanti!.
Началось очередное испытание, где было все: голод, шпионы и стервятники дуче, и продлилось оно до декабря 1935 года. В своих воспоминаниях Анжелика будет описывать французский период как самый бессмысленный в ее жизни.
Глава двадцать третья
Упорные итало-американские фашисты
В декабре 1935 года, после длительной передышки в Париже, Анжелика ступила на землю Нью-Йорка. Товарищам-максималистам, оставшимся во французской столице, она сказала, что вернется, как только закончится «антифашистское паломничество» в США. Но, поднимаясь на лайнер, Балабанова знала, что после неудачного десятилетия, проведенного среди итальянских беженцев, она еще долго не сможет пересечь океан. В свои пятьдесят восемь лет, без устали работая, она нуждалась в отдыхе и спокойствии, вдали от дантовских кругов, которые она оставила позади, вдали от ненавистных сталинистов, заполонивших Европу вместе с фашистами и нацистами.
«Но ты рождена для страданий», – без конца повторяет ей Эмма Гольдман. Как будто ей есть за что искупать вину. Однако теперь нужно думать о новой жизни, не такой как европейский вулкан, где для Анжелики больше нет места. Америка, на которую она всегда смотрела как на чуждую реальность, дарует ей освобождение, становится безопасным лоном. Ее с энтузиазмом встречают социалист Норман Томас, еврейская община, профсоюзы, особенно профсоюзы швейников (Amalgamated Clothing Workers of America и International Ladies Workers of America). Первый из них (ACWA) – очень богатый профсоюз, он руководит одним из первых в истории США рабочих банков, Amalgamated Bank. Второй (ILGWU) был основан демократическими социалистами Бенджамином Шлезингером и Дэвидом Дубински. Во главе его самой важной секции, влиятельной «Local 89», стоит итало-американец Луиджи Антонини. Президент – Дубинский, русский эмигрант, бежавший в США после революции 1905 года. Именно они становятся главными «спонсорами» Анжелики. Эта политическая среда, разительно отличающаяся от европейской, захватывает ее. Американские социалисты не выступают единым фронтом с коммунистами, более того, они являются их злейшими врагами, как и фашисты.
Анжелику Балабанову принимают как почетного гостя. Ее размещают в нью-йоркском отеле «Плаза Парк» с видом на Центральный парк, это станет ее постоянным местом жительства. В такой удобной постели она не спала со времен черниговской юности. Теперь ей больше не придется каждое утро собирать чемодан. Ей больше не нужно ежедневно думать о том, где поесть и поспать. Ее больше не посещают мысли о самоубийстве. И самое главное, ей больше не нужно без устали бегать с митинга на митинг, с ужасом осознавая, что в этой политической деятельности нет никакого смысла. Наконец-то чистая комната и достойная жизнь. После Парижа она чувствует себя «в раю». Об этом чувстве благополучия она говорит Эмме Гольдман в письме, которое пишет в канун Нового года, через несколько дней после приезда в Нью-Йорк. Она называет свою подругу «my sister, my sweet sister». Между американской анархисткой и русской марксисткой существует глубокая привязанность.
Я думаю о тебе по сто раз на дню. Каждое сравнение и ассоциация мыслей приводит меня к тебе! Конечно, я не могу сказать, что знаю американскую жизнь или американцев. То, что я чувствую, – результат моих наблюдений. Все здесь помогает мне понять, почему ты предпочитаешь жить в Америке, и мне жаль, что ты вынуждена отказаться от нее. И я очень благодарна тебе за то, что ты помогла мне приехать. Ты знаешь, моя дорогая, что значит поддержка, когда приходится сталкиваться с трудностями, как это случалось со мной до самого последнего момента… Здесь я чувствую себя в раю, особенно после Парижа…
Что касается моей работы, я не могу сказать тебе ничего определенного, но надеюсь, что сумею найти какую-то полезную работу. Хотя программа съезда определена на всю зиму, учитывая актуальность темы (проклятый Муссолини!), есть шансы, что я найду что-то еще через госпожу Гроссель, которая, если я правильно помню, кажется, очень заинтересована во мне. Я хотела бы читать лекции в женских и в радикальных еврейских организациях (не только пролетарских), чтобы суметь собрать деньги в пользу жертв гитлеризма. Как видишь, я еще не поселилась в квартире, а живу в Парк Отеле, который мне рекомендовала г-жа Розенфельд и который мне очень нравится. У меня чистая, тихая, теплая комната с хорошим освещением, за которое я не плачу. Вероятно, я останусь здесь. Чистая отдельная комната в районе Центрального парка стоит не меньше. Здесь она стоит девять долларов в неделю[530].
Бостон, Чикаго, Детройт, Буффало, Филадельфия, Балтимор, Сан-Франциско – в этих городах Анжелика останавливается надолго, на месяцы, в качестве гостьи в еврейских или итало-американских семьях. На неизменных фотографиях, сделанных во дворах во время американских обедов и вечеринок, она предстает в образе «доброй тетушки», среди улыбающихся людей. Она тоже улыбается, но это уже не та застенчивая улыбка, которую Мартов запечатлел в Москве в 1919 году. На американских снимках мы видим на лице натянутую улыбку. Кажется, Анжелика смирилась с формальностями, со всем тем, что так отличается от привычного ей уклада. Это американский образ жизни. Но именно эти новые, немного буржуазные друзья, мелкие бизнесмены, помчатся в больницу, когда в июне 1936 года она поскользнется в ванной комнате отеля «Плаза Парк» и вывихнет плечо. Они приходят с выпечкой, цветами, подарками и в сопровождении своих детей, которых Анжелика обожает, балует и осыпает вниманием.
Все двенадцать лет в США Анжелика окружена искренней привязанностью, не похожей на корыстные «щупальца» Муссолини. Она знакомится с разными людьми, не только с социалистами, но и с либералами, сионистами, представителями Демократической партии. Она ближе сходится с Гаэтано Сальвемини, совместно с которым занимается антифашистской пропагандой. Ее главная задача – поделиться личными впечатлениями от Муссолини, рассказать о его человеческих слабостях, о его предательствах, раскрыть истинную природу фашизма, предостеречь демократические правительства от опасности войны. 3 марта 1936 года газета «Справедливость и свобода», выходящая во Франции, пишет, что в Нью-Йорке…
…в очень популярном пригороде Бруклина, где подавляющее большинство рабочих-иммигрантов, с большим успехом прошло выступление Анжелики Балабановой. От Сицилийского рабочего комитета пришло более 1500 человек: многие не смогли найти себе места в большом зале и вынуждены были уйти. Это было лучшим доказательством того, что здоровая часть итальянской иммиграции, та, что зарабатывает на жизнь своим трудом, по-прежнему придерживается антифашистских взглядов и не поддается патриотической и подстрекательской пропаганде, которую в течение нескольких месяцев ведет подвластная фашистскому режиму пресса, принадлежащая известному богачу, некоему Дженерозо Попе[531].
Дженерозо Попе – редактор и директор газеты Progresso italiano-americano, призывающей к почитанию Муссолини. Благодаря ему между двумя странами установились «долгие годы согласия», это был «государственный деятель», которого уважали и слушали европейские канцлеры и Белый дом. То, как Рим справился с экономическим кризисом 1929 года, рассматривается как исторический успех, привлекший благосклонное внимание демократических кругов как в Европе, так и в США.
В 1930-е годы корпоративное государство казалось очагом тлеющей промышленности. В то время как Америка отчаянно пыталась выжить, прогресс Италии в судоходстве, в авиации, в гидроэлектротехническом строении и в общественной деятельности представлял собой прекрасный образец конкретных действий и национального планирования. По сравнению с неумелостью, с которой президент Гувер справлялся с экономическим кризисом, итальянский диктатор выглядел образцом государственного деятеля[532].
