Иоффе и Балабанова много говорят об этом политическом моменте, но ни у того, ни у другой нет особых надежд на то, что Германия может последовать примеру большевиков. Молодой посол должен выполнять приказы и претворять в жизнь секретные инструкции, поступающие к нему из Москвы, направленные на поддержание хороших дипломатических отношений с Берлином и в то же время на тайное финансирование и вооружение революционных групп. Иоффе, по словам Балабановой, вынужден вести эту двойную игру, хотя он не согласен с некоторыми директивами и считает их неприменимыми к ситуации в Германии. С трудом верится: Ленин не стал бы отправлять в Германию в качестве своего первого посла большевика, обуреваемого сомнениями.
Еще за обедом они обсуждают статью Ленина, опубликованную 11 октября в «Правде» под заголовком «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Это лобовая атака на основателя австромарксизма, друга Энгельса, ориентир левых социалистов, не примкнувших ни к ленинизму, ни к ревизионизму Бернштейна. Владимир Ильич пишет: «В Европе нет революционных партий. Есть партии предателей, таких как партии Шейдемана, Реноделя, Хендерсона, Сиднея и Беатрис Веббс и компании, или подневольных душ, вроде Каутского». Отсутствие революционной партии в Европе – «великое несчастье», «препятствие», которое надо обязательно преодолеть, и единственный способ сделать это, по мнению Ленина, – «во что бы то ни стало разоблачить предателей вроде Каутского».
Поэтому «устранить» нужно самого авторитетного и заслуживающего доверие оппонента, самого прямого наследника Карла Маркса, критиковавшего роспуск российского учредительного собрания, революционера, который боролся против войны и который основал вместе с Гуго Хассе Независимую социалистическую партию. В своем памфлете «Пролетарская революция» Каутский отмечает, что большевистский режим – это новая форма абсолютизма; он отрицает, что по Марксу диктатура пролетариата является формой правления; напоминает его мнение, что в Соединенных Штатах и Англии пролетариат сможет захватить власть мирным и демократическим путем. По словам Ленина «ренегат Бернштейн оказался щенком по сравнению с ренегатом Каутским». Московский «красный отец» бросил ему обвинение в «вероотступничестве», и, когда уже заканчивал свою брошюру о Каутском (начатую вышеупомянутой статьей в «Правде»), в Германии была провозглашена республика рабочих и военных советов.
Он рад и может написать, что «заключение стало излишним», не понимая, что именно его идеологический догматизм и экстремизм российского правительства способствовали провалу германской революции. «Одиннадцать месяцев большевистской диктатуры в России смогли загасить любое стремление к осуществлению революции, какое только было у Социалистической партии Германии и у Каутского. Большевизму нужна была Коммунистическая Германия, но он сделал все, чтобы она стала невозможной»[417].
Балабанова не согласна с обвинениями Ленина в адрес Каутского. Она не собирается считать «ренегатом» и «предателем» человека, преподававшего марксизм в социал-демократической партии Германии. Однако Анжелика уже примкнула к ленинской коалиции и следует ее логике.
В Берлине ей не удается встретиться со своей подругой Розой Люксембург, та сидит в тюрьме за антивоенный протест. Однако она успевает встретиться с группой циммервальдцев из независимой социалистической партии Каутского. Встреча происходит в одной из комнат Рейхстага. Анжелика пытается убедить их последовать примеру большевиков, но у ее собеседников много сомнений. Они хотят знать, что на самом деле происходит в России, спрашивают, правда ли то, что пишут западные газеты о политических репрессиях и расправах над товарищами. А как поведут себя французы и англичане? Поддержат они немецкую революцию или будут сторонними наблюдателями, как в случае с русской революцией? А если в Германию все же войдут армии победителей? Анжелика, оправдывающая «красный террор», не может дать убедительного ответа и уходит с отчетливым ощущением, что эти товарищи определенно выбрали другой путь. Она очень огорчена.
Как только поезд, на котором она едет в Цюрих, переезжает границу, она с удивлением читает в газетах заметку о себе. «Анжелика Балабанова, известная революционерка, едет в Швейцарию из России со ста миллионами франков, чтобы устроить революцию здесь и в Италии». Тут же приводится история с «немецким золотом», которое она якобы получила в 1914 году для финансирования кампании социалистов в пользу нейтралитета. Теперь это золото стало российским.
Она категорически все отрицает, однако «невероятная сплетня» становится предметом шуток ее итальянских товарищей. «Сколько миллионов ты нам сегодня принесла?» – спрашивают ее, когда она появляется в кооперативном ресторане в Цюрихе[418]. Из-за этого случаются и неприятные истории. Например, один мужчина, узнав Балабанову в трамвае, просит у нее в долг семьдесят тысяч франков. Еще ей поступают предложения о покупке домов и гостиницы. Газеты пестрят сплетнями о «подозрительной Анжелике», которая приехала, чтобы устроить в стране конец света и уже занимается подрывной деятельностью в Швейцарии.
Итальянские товарищи защищают ее:
Раньше на революционную и антивоенную пропаганду в Италию рекой лилось немецкое золото. А теперь, когда история с немецким золотом, идущим на революцию, оказалась фальшивкой, вдруг появляется другая: русское золото, золото большевиков. И это русское золото, ровно десять миллионов рублей, это точно подсчитано, перед высылкой из Швейцарии раздавала госпожа Балабанова, и кому? Ясное дело – итальянским социалистам. Это следует из телеграммы одного всем известного великого человека, известного также и в Риме, где даже дети не верят ему ни на грош, который из Стокгольма, где он является специальным посланником все знают кого, пишет и телеграфирует то, что ему велено писать и телеграфировать в различные газеты, весьма патриотические и, как известно, незаинтересованные, такие как Messaggero и Secolo[419].
Это было так глупо и наивно, что я с трудом верила, что все это было инспирировано полицией или что правительство хоть сколько-нибудь поверило в то газетное сообщение. Власти Швейцарии знали меня и знали также, что, если бы большевики захотели спровоцировать в Швейцарии революцию, им не нужно было бы посылать деньги через меня. У советского правительства было постоянное посольство в Берне, и денежные суммы можно было бы перевозить более легким путем с помощью дипломатических или торговых курьеров[420].
Нет никаких доказательств, что Балабанова приехала в Швейцарию с московскими деньгами, но итальянские службы убеждены, что она пытается передать миллионы своим итальянским товарищам, и нет оснований не верить в это, хотя она всегда стремилась создать образ непреклонной особы, далекой от «темных» дел. По пятам Анжелики ступают все тайные агенты и шпионы в Берне и Цюрихе, которые рассказывают о загадочных перемещениях русской революционерки с января 1918 года, когда она вместе с Гриммом якобы «отправилась в подвал Кантональского банка в Берне, где хранятся ящики и сейфы, сдаваемые в аренду населению для хранения ценностей, и пробыла там около двух часов»[421]. В другом «строго конфиденциальном» сообщении от 23 июля говорится об информации, переданной в Швейцарию «неким человеком, занимающим высокое положение в политике одного из новых российских государств, а потому обычно очень хорошо информированным»[422]. Этот господин, имя которого не называется, сообщает, что Ленин передал с Балабановой в Швецию:
…два с половиной миллиона рублей золотом, предназначенных для организации революции в Италии и для разжигания беспорядков в Швейцарии. Означенная сумма должна быть направлена лидерам максималистского движения в Швейцарии через один из скандинавских банков. Как утверждается, дипломатический курьер максималистского правительства Гольцманн получил инструкции относительно использования этих денег.
В октябре, когда Анжелика приезжает в Швейцарию, особые службы всерьез обеспокоены, и их отчеты становятся подробными.
