– Не могли бы вы разбудить меня, когда мы приедем в Милан? Я хотела бы вздремнуть, – просит она проводника, падая с ног от усталости.

– Милан? Но мадам, этот поезд идет в Рим!

Она села не на тот поезд. Это экспресс, он идет без остановок, и назад вернуться она не может. Анжелика в отчаянии, она рискует не попасть на самое важное в ее жизни заседание.

– В Рим? Разве мы не в Милан едем? Умоляю вас, сделайте что-нибудь, помогите мне. Послушайте, товарищ, началась война. Мы должны остановить ее, если получится, или не дать ей распространиться по всей Европе. Съезд Интернационала состоится в августе, это слишком поздно. Исполнительный комитет должен действовать сейчас. Завтра мы встречаемся в Брюсселе.

– Я так часто видел вас на вокзале, – говорит он, – и знаю, кто вы. Не беспокойтесь, товарищ. Вы будете в Брюсселе вовремя, – отвечает проводник и уходит.

Полчаса спустя поезд замедляет ход и останавливается на какой-то станции. Проводник входит в ее купе и открывает окно. Подняв Балабанову, он через окно опускает ее в протянутые руки станционного служащего, который бежит вдоль платформы. Однако на станции в этот ночной час не останавливаются пассажирские поезда, следующие в Милан, только товарные. Но это неважно. Ее сажают в вагон, идущий на север, до Милана, и потом в Брюссель.

«Я уже несколько раз совершала подобные поездки, но эта почему-то напомнила мне мое первое бегство из России в Брюссель шестнадцать лет назад. Та поездка также совпала с крупным переломным моментом в моей жизни, но не в жизни движения, частью которого я стала»^[179].

Это трагические для европейского социализма дни. 28 июля 1914 года собирается исполнительный комитет Интернационала, чтобы решить, как действовать, когда начнется война. Балабанова участвует в этой встрече вместе с туринским депутатом Оддино Моргари^[180]: они представляют итальянских социалистов. Поручение, данное Балабановой, – категорический отказ от вооруженной конфронтации, без колебаний, без малейшего сомнения. Это империалистическая война капитализма, который убивает европейский пролетариат. А один товарищ не может стрелять в другого товарища. Если крестьянин или рабочий и возьмет в руки оружие, то только ради освободительной революции.

В тот день, 28 июля, Анжелика, уставшая и промокшая под дождем, приезжает в Народный дом в Брюсселе. Ее тут же охватывает «трагическое чувство отчаяния», она видит бессилие европейских социалистов, которые несколько недель спустя и в самом деле распадутся на группы. Когда она предлагает объявить всеобщую забастовку как протест против войны, она видит, что заседание принимает неблагоприятный оборот. Австриец Виктор Адлер кричит ей: «Ты с ума сошла!» Француз Жюль Гезде тоже категорически против: всеобщая забастовка может ослабить демократические страны, подвергшиеся нападению, например Францию. Смиренные выступления французского лидера Жана Жореса и Розы Люксембург почти не оставляют надежды на мобилизацию народа. Предложение Балабановой поддерживают только англичане Кейр Харди и Брюс Гласьер. Российская делегация распадается на две части: одна разделяет оптимизм социал-демократа Рубановича, вторая – мрачный пессимизм меньшевика Аксельрода.

В конце концов, после стольких пацифистских заявлений на свет является лишь неопределенный и бесполезный антивоенный манифест-обращение. Второй Интернационал превращается в бюрократический аппарат, где преобладают партии, защищающие собственную нацию. Большинство европейских социалистов оказываются патриотами. Это капитуляция. Поражение, которое Балабанова призна́ет только в своих книгах, сорок лет спустя, когда назовет Интернационал «почтовым ящиком». И «когда перестали поступать письма, а секции ждали какой-нибудь инициативы, приказа, направленного против бича войны, “ящик” прекратил свое существование»^[181]. Но летом 1914 года она защищала этот бумажный замок вопреки очевидному.

9 августа 1914 года в Avanti! публикуется ее статья, в которой она отвечает тем, кто обвинял Интернационал в том, что он не сумел предотвратить войну и таким образом подписал себе приговор. «Это обычные поверхностные рассуждения», – пишет Анжелика. Она объясняет, что на самом деле это «организация меньшинств, которые постепенно приближаются к социализму», и что «она никогда не присваивала себе право представлять союз народов, никогда не пыталась предотвратить войну, а наоборот, предвидела неизбежный конфликт между народами». Анжелика из кожи вон лезет, защищая немецких товарищей, живущих в «полуфеодальной стране», где любой призыв к миру вызывает «волну негодования», и вынужденных иметь дело с народом, «опьяненным собственным военным всемогуществом».

Однако новости, поступающие из Берлина (4 августа в Рейхстаге социал-демократическое большинство проголосовало за военные кредиты), к сожалению, содержат другие факты. Тот флер, в котором всегда виделись итальянцам социалисты этой страны, вдруг рассеивается. В оппозиции остается лишь группа Люксембург и Либкнехта. В корреспонденциях итальянских газет пишут о переломе в группе немецких левых, но Балабанова призывает не полагаться на эти сообщения. Если быть точными, она называет их «неполными сведениями, которых следует опасаться»: «Доверяйте узам социалистического братства, объединяющим социалистов всех стран, несмотря на утверждения поверхностных людей. Эти узы, – снова пишет она в статье 9 августа, – существуют, они действуют, выживают, даже там, где капиталистическая оргия и милитаристское варварство уничтожают людей и целые поколения, и вооружают товарищей против товарищей».^[182] Однако от этого братства не осталось и следа. Балабанова занимается только пропагандой, она ничего не говорит о том, что съезд бюро в Брюсселе стал катастрофой.

Только одна партия держится на плаву – это ИСП, которая вместе с русской социал-демократической галактикой выделяется среди остальных европейских социалистических стран позицией абсолютного нейтралитета. Avanti! публикует манифест – призыв к народной мобилизации против вооруженного конфликта. Среди подписантов – Муссолини, самый ярый противник войны. 25 июля 1914 года в редакционной статье, озаглавленной «Долой войну!», он выступает решительно против тех, кто хочет вести итальянский пролетариат «на бойню». Он призывает, не теряя времени, мобилизоваться – похоже, в нем проснулся саботажник ливийской войны. Это он вводит в обиход выражение «абсолютный нейтралитет», а также другое, ставшее знаменитым: «Ни единого человека, ни единой монеты! Чего бы это ни стоило!» Через несколько недель он от всего отречется и перейдет на другую сторону баррикады.

Международное положение близко к коллапсу. По всей Европе учиняется насилие. Истек срок австрийского ультиматума Сербии. Германия готовится вторгнуться в Бельгию. Россия, Франция и Англия уже подвели свои армии к границам. Правительство Италии пока выжидает, хотя Рим входит в Тройственный союз. Однако националистическая пропаганда призывает к борьбе против ненавистных австрияков. Тем временем в ИСП начинают раздаваться голоса, поддерживающие интервенцию, в основном французскую, причем среди них – голоса тех, от кого этого меньше всего ожидают, например Кулишевой. И всё же все ждут изменения ситуации.

Вот в каком контексте 4 августа в Милане состоялось заседание редакции Avanti! руководства ИСП с участием профсоюзных лидеров Генеральной конфедерации труда, железнодорожников, крестьян, моряков и портовых служащих. Это Генеральные штаты левых. Балабанова и Моргари говорят о съезде бюро Интернационала, потом проходит голосование за документ о полном нейтралитете со стороны Италии. Самым яростным противником войны является Муссолини. Но когда наступает время поименного голосования за повестку дня, Бенито исчезает, он просит Анжелику голосовать за него.

Поначалу это не вызвало удивления: у него могли быть неотложные дела. Но с течением времени, когда такие ситуации начали часто повторяться, я пришла к мнению, что это был такой маневр^[183].