Несколько секунд они стояли безмолвно и только по прошествии этого недолгого, но почему-то такого протяжного времени Изуна медленно опустилась с умирающим союзником на грязный пол. Меч осторожно освободил чужую плоть и со звоном упал рядом.

— Не…смерть, — прохрипел Обито, заваливаясь в бок, но от неловкого падения его спасла подхватившая за плечи Изуна, и уложила его на спину, склонилась, чтобы услышать последние слова умирающего — А покой… Я иду…

Дрожащая ладонь тянулась к потолку, словно скрытому в миллионе теней, однако ее беспардонно перехватили и сжали — единственное, что позволила себе Изуна, чтобы выказать пустоте все сдерживаемые эмоции.

— …Обещание исполнено. Покойся с миром, мой дорогой друг.

Она поклонилась умершему Обито, чей стеклянный взгляд даже после ухода в чертоги Шинигами отражает облегчение, навечно застывшее в глазах.

***

Следующее воспоминание остановило Итачи и Сору в знакомом монументальном зале, посреди которого замерла на коленях Изуна. Она выглядела бледнее обычного, многим худее, лицо осунулось, будто бы вытянулось от болезни, поглощающей каждую клетку организма, кости жутко выступали сквозь тонкую, прозрачную кожу, а играющие на теле тени от чрезмерно волнующихся, предчувствующих неизбежное, вьющихся языков пламени канделябров, превращали сестру в нечто призрачное и далёкое.

Итачи непроизвольно сделал шаг вперёд. Неясно что быстрее его остановило — чужая сжавшаяся на запястье рука или стук каблуков за спиной. Сора из воспоминаний шла уверенно, однако серость лица выдавало съедающее её изнутри волнение.

Она остановилась в двух шагах от оригинала. Голос дрогнул, стоило лишь заговорить:

— В-вы уверены?

Вопреки высасывающей жизнь хвори взгляд раскрывшей веки Изуны пронзал до фантомной боли своей остротой. Безумие, захватившее разум отражалось в самой глубине, образовавшаяся не то от вечной боли, не то от чего-то неведомого никому в этом мире.

— Конец близко, — сухие губы растянулись в блаженной улыбке, она провела ладонью по исчерченному трещинами лбу — Что сказал Мадара, когда увидел клона, вместо Обито?

— Его это не взволновало.

— Да… Для него главное — исполнение плана. Что с Итачи и Шисуи?

— Никаких отклонений. Клону удалось переместить Данзо до того, как произошел взрыв.

— Эдо Тенсей?

— Мы его дезактивировали до смерти Данзо. Никто не понял настоящего исполнителя техники. Два клона исчерпали себя.

Изуна слабо ухмыльнулась, сложила печать и с лёгким хлопком в руках появился мягко мерцающий обруч, который она незамедлительно надела, кривясь от сдавливающего виски ободка.

Она будто старалась не смотреть на Сору, чьи глаза блестели непролитыми слезами, а пальцы с тремором сжимались в кулаках, и вскинула голову, отчего выступившая испарина отчётливо блеснула в тусклом освещении зала.

Сора дала себе несколько минут спокойствия, прежде чем сложила ряд печатей и хлопнула ладонью по ледяному полу. От её рук вёрткими лентами заструились толстые, тонкие, длинные и короткие линии, окружившие всё пространство и складывающаяся в форму цветка смерти, чьи отростки слепяще мигали, достигая гласившую неведомую историю фресок. Сквозь скрип, грохот и тряску смещения плит, из обсидиановых, покрывшимися алыми трещинами колон вскинулись золотые цепи, намертво обвились вокруг кистей и лодыжек, потянули, приподнимая расслабленную, не поддавшуюся боли Изуну. Звенья впивались в неё медленно, неспеша проникая вовнутрь, достигая сердца, чьё свечение паутиной проступало сквозь грудную клетку.

Разрывающий душу крик всколыхнул накаленный воздух, когда тянущияся с потолка толстые трубки с треском костей и чавканьем крови ворвались в лопатки Изуны. Она прогнулась невольно в пояснице, зажмурилась, казалось, не замечая набухающих слёз.

Кровь стекала из рваных ран по пояснице, рукам и стопам, гулко капали на впитывающую её хиганбану, не оставляющую ни единого пятна.

— Не хватает, — в ужасе бормотала Сора, щуря красные от лопнувших капилляров глаза — Что делать…Что делать!..

— Не паникуй!… — сквозь зубы шипела Изуна — Вскоре орёл выследит Зецу на Восточном Фронте. Клон принесёт… Продержись…Кха!..

— Вы…вы знали…

На это Изуна ничего не ответила, судорожно выхаркивая липкие кровяные сгустки, что с шипением впитывались в рисунок на полу.

Этот кашель, несдерживаемые стоны боли, шёпот звеньев цепей и странный гул разносящегося повсюду шипения всасывающей кровь Изуны рисунка, казалось, дёргают чувствительные, давно позабытые нити души Итачи, что изо всех сил прячет мучающую его боль от стоящей рядом, не сводящей тоскливого взгляда с воспоминания, Соры. Создавалось впечатление, словно кто-то сбросил на него тонны горной породы и если он ненамного пригнётся, то окончательно сорвётся. В районе груди режет ледяная глыба, колючая, невыносимая, распространяет по конечностям беспомощное онемение. Он не пытается прислушаться к собственным эмоциям, не смеет пытаться их обуздать — знает, что это бесполезно.

Итачи тяжело смотреть на страдающую младшую сестру. Смотреть и ничего не делать. Смотреть, не в силах спрятать от самого себя вызывающие мигрень мысли, жалящие подобно пчёлам. Во время войны Изуна всё время была здесь. Одна, с какой-то несчастной проекцией, пока сам Итачи двигался по проторенной ею тропинке. Это злит не привыкшего к подобному Итачи, но и вызывает понимание, ироничную гордость. Маленькая Изуна сумела сломать все его планы, разрушить идею собственной смерти в дребезги и непонятным образом запечатать в нём Десятихвостого.

Итачи уверен — это не конец.

Очередная вспышка, однако не сменившая практически ничего. Лишь время откатилось вперёд, за которое Изуна обессиленно повисла, сомкнув веки, а Сора прекратила всхлипывать, тупо смотря на свой оригинал. Молчание прерывалась редким скрипом цепей, да кашлем Изуны. Тонкая корка крови покрывала лопатки с руками, разветвляя бордовые дорожки по ногам и поясу.

Вдруг нечто переменилось. С грохотом раскрылись врата, пропуская стрёкот молнии, а между Изуной и Сорой кинули безвольный кусок мяса с зелёной головой и пустым, остекленевшим взглядом.

Будто предчувствуя жертву хиганбана ярко сверкнула, вздымая слепящие лучи ввысь, к бесконечно высокому потолку. Единственная вспышка, сопровождаемая голодным шипением дала понять, что Зецу поглотили, не оставив даже волоска.

Изуна медленно раскрыла глаза, наблюдая за постепенным скукоживанием ритуального рисунка — он попросту втёк в её тело через цепи, вызвав новый приступ кашля. Сора наконец смогла расслабленно сесть, вытянуть ноги с руками. Она старалась не смотреть на свой оригинал, пока та сама не заговорила севшим, тихим голосом:

— Столько нового о себе узнала и ничего отличного от предвиденного… Ублюдок Зецу…

— Это ведь конец, да?…Насовсем.

Сора, кривясь от боли в мышцах, встала, но головы не подняла. Она глубоко вдохнула проступающие эманации смерти, смешанные с кровью, и зажмурилась, как маленький ребёнок, не желающий смотреть правде в глаза, не осознающий, что от этого наивного порыва ничего не поменяется.

— Посмотри на меня, Сора.

Но она молча стояла, до скрипа сжимая кулаки. Спряталась в воображаемом домике, где всё хорошо, где нет раздирающей изнутри тоски.

— Прошу, Сора, — видя, что просьбы не работают Изуна свистяще вздохнула — Ладно…Мне жаль. Правда…жаль, что всё так получилось.

Цепи зазвенели от дёргающегося движения, кожа на лопатках натянулась, вырвав стон у Изуны. Она вздрогнула, сглотнула тяжёлый, отдающий металлом ком.

— Я верю вам. Но разве так можно? — эмоции Соры сменялись быстро: от грусти до злости, от злости до отчаяния и бессилия — Ваша смерть ничего не решит! Войны Шиноби не прекратятся, а жизнь продолжит создавать подобных вам несчастных детей! Не за чем было жертвовать собой понапрасну!

— Не говори так, — Изуна прикрыла слезящаяся глаза, камень на обруче сверкнул завораживающей бирюзой — Те годы, что я выиграла для мира дадут шанс на рост более разумных людей.