Ступени лесенки ныли, гудели и прогибались под почтенным гоблинским весом, и пару раз даже мелькнула мысль — не пойти ли поискать выхода более респектабельного, в камне там продолбленного или хотя бы устроенного не в те времена, когда о технике безопасности еще никто слыхом не слыхивал. Сапоги соскальзывали, цепляться приходилось не только за верхние ступени, но и за каменные выступы, выглядевшие понадежнее, а в трех саженях от земли лестничная шахта сузилась настолько, что пришлось попытаться втянуть в себя плечи (зато стало возможно опираться спиной на твердый камень, что немного сгладило трагизм ситуации). Выход из шахты оказался накрыт увесистой дубовой крышкой — хорошо что не кованой стальной, ослабленные ступени лестницы не выдержали бы совокупного веса гоблина с такой добавкой; а вот деревянная услужливо подскочила, стоило Хастреду двинуть в нее снизу кулаком, и открыла выход на мрачную захолустную улочку, уже прикрытую деликатным покрывалом ночи.
- Знай наших, - пробурчал Хастред и полез из люка наружу. Пока пытался протиснуть гроссмессер, взявшийся цепляться сразу всеми своими выступающими деталями — а у него их было на одну больше, чем у нормального меча, поскольку эфесы подобных клинков обычно оборудуются боковым гвоздем-нагелем, и этот не был исключением — успел перебрать целую череду мыслей, от бравурных (преуспел же!) до цинично-уничижительных (надо же, зашел в город, справился). Вот беда с этими мыслями, летают они так шустро, что никак не успеваешь разглядеть, какую стоит ловить и додумывать, а от которой лучше уклониться и дать ей просвистеть мимо.
Ну что ж, выбрался и ладно, тем более выбрался удачно — в нескольких шагах маячила перекошенная дверь с начертанным на ней символом Подземки.
Крышку люка книжник вернул на место и заколотил в обводы дыры сапогом, мстительно пожелав подземной пискле попробовать ее теперь вышибить, когда приспичит глотнуть свежего воздуха. Прислушался: походу, щеголь еще не выбрался в районе мясобойни, иначе б сейчас его вопль пробуждал окрестности. Наверное, дух переводит и лишнее из штанов вытряхивает после неожиданной встречи.
Ну, жизнь пусть идет своим чередом, а мы пойдем своим, постановил Хастред и бодро двинулся ко входу в Подземку.
Интермедия, часть 3
Возвращение в покинутые ранее края — источник совершенно особенного ощущения. Вот пихаешь дверь... не осилив, удивленно хмуришься и наваливаешься... и тут словно курьер с запоздалым извещением выплывает воспоминание, что эту-то паскудную дверь тянуть надо, и на душе образуется специфическая смесь щекочущего смеха, теплоты и закваски на дрожжах. Глядишь на лица, чьи челюсти недоуменно отвисают, пока их обладатели силятся примирить очевидное с невероятным, и преисполняешься торжества, не злорадного, а эдакого добродушного — чего, мол, не ждали, социально безответственные особи? Шагаешь по скрипучему полу, в уме держа кстати выскочившую отметку, что вон там половица надломленная и на нее ступать не следует, и благополучно этого избегаешь, зато спотыкаешься о барабан, которого здесь раньше не стояло, и высокомерное недоумение так и лезет из нутра: вот нормально ж тут раньше было, нахрена перестановку делали? Я-то вон какой орел, где бывал, чего творил — но вы-то, с места не сходящие, чего суетитесь, тоже что ли тем временем хотели приключений по своему посредственному росту?
Доразвить эту мысль Хастред не сумел, потому что барабан из-под его ноги вылетел как ядро из катапульты и, будучи барабаном, гулко стукнулся о голову, выпирающую из самого центра скального массива. Пардон, не скального, а мясного массива, усаженного за самый уважаемый столик. Массив издал краткое восклицание на тему удивления, оперся обеими верхними конечностями о стол и совершил разрастание в высоту, по итогам коего приложился пострадавшей головой уже вторично — на этот раз о стропило.
У бытности большим свои недостатки.
О-о, - мысленно посетовал Хастред, признавая в массиве крайдера.
Крайдеры были донельзя любопытными персонажами — ну, вы знаете, из тех, о ком можно интересно и азартно рассуждать, желательно там, где они не водятся и не могут принять участие в обсуждении. В силу слаборазвитости они не умели красочно рассказывать, от кого ведут род, не имели установившихся политических взглядов, не могли определиться с вопросами, определяющими место этнической группы на полотне социального мироздания — типа, за которых будешь, за гномов или за гоблинов? Три вещи давались крайдерам хорошо — внушать внешним видом трепет, шарашить дубиной и выживать в заснеженных таежных лесах, пользуясь преимуществом косматой шкуры. В остальных навыках, в особенности основанных на использовании ума, крайдеры были... гкхм... впрочем, вы можете бестрепетно сказать - «так себе» хоть в глаза самому крайдеру. В большинстве случаев вы успеете доесть свою похлебку, обсудить цены на гвозди и убежать темными переулками, прежде чем он сообразит обидеться.
Чтобы он обиделся быстро, ему следует врезать. Например барабаном.
Хастред знал о крайдерах мало, хотя неоднократно видел их во время путешествий, а один раз даже обедал в их кругу и едва-едва, почти лопнув, переплыл детскую порцию. Эти ребята вымахивали хорошо за сажень и состояли не столько даже из мускулов, сколько из толстенных грубых жил, эдакие волосатые чумпы-переростки с бездонными желудками, променявшие клептоманию на болевой порог, для преодоления которого нужна стремянка. Видимо, по происхождению их следовало относить к гигантам, хотя бы исходя из базовых замеров. Единственным их вкладом в мировую культуру по праву считались скачки на пьяном мамонте, зрелище столь же впечатляющее, сколь нелепое. Книг они не писали, а на тех, кто дозревал писать книги про них, рано или поздно неосторожно наступали, так что в теоретическом ракурсе эти бугаи оставались непознанными. Ну, а что бывает, когда ты пинком задеваешь парня втрое тяжелее тебя и с моральными устоями, застрявшими на отметке «моя твоя бить дубина для гыгы», можно было прикинуть и без оглядки на расу.
- Разложили тут, - проворчал книжник с легкой ноткой извинения и, запрокинув голову, всмотрелся в разгорающиеся под потолком огоньки глаз крайдера. - Эй, приятель, ты как?
Крайдер, кстати, был одет нетипично для этого племени. Вернее сказать, для племени его было нетипично уже само то, что он был одет. Обычно они обходились набедренными повязками или там попросту мешком для фамильных драгоценностей, привязанным к поясу из веревки или кожаной полосы. На этом же имелись и штаны, и куртка, и даже нагрудник, усаженный бляхами размером с блюдце. Ничего себе, прогрессивный какой. Может быть, он тут на правах вышибалы посажен? А может, развился настолько, что получил патент охотника за беглыми и только и ждет, чтоб какого беглого изловить? Или подрядился служить в какую-нибудь дружину на правах пехотного взвода?
- Ох ты ж, - запоздало вступил в беседу смутно знакомый бармен, и Хастред где-то на задворках сознания смекнул, что задержался он со вступлением потому, что таращился на него, Хастреда, нервно помаргивая. - Эй, Большой Бздынь, не горячись. Хастред не хотел тебя обидеть.
Большой Бздынь поступил неожиданно — подпрыгнул на месте, словно белошвейка, чей взгляд упал на нахальную крысу. В прыжке он удачно миновал стропило, зато не сумел промахнуться мимо сплошного потолочного настила. И приложился к нему так, что с потолка посыпались пыль и щепа.
- Хааастред?! - просипел крайдер, вот ей-ей, с нескрытым испугом в голосе. - Большой Бздынь проси пощада!
И бочком, насколько это у него получалось, принялся Хастреда обступать по большой дуге, которая явно упиралась в выходную дверь.
- Ну... ладно, - Хастред умом хоть и растерялся, как гном, на которого высыпали мешок расчесок для бороды, но язык его имел резервное подключение к находчивой гоблинской натуре помимо пресловутого нестойкого ума. - На первый раз живи. Но смотри у меня!
Если бы Большой Бздынь удосужился нанести хотя бы небольшой бздынь ему в нос, то голова Хастреда, пожалуй, еще долго бы летала по кварталу, проламывая стены. Едва ли крайдер этого не осознавал — у здоровяков понимание своей значительной силы и хрупкости окружающих развивается на интуитивном уровне. Тем удивительнее было наблюдать, как огромный косматый монстр пробирается к двери и ускользает в нее, напоследок лишний раз треснувшись многострадальной головой о притолоку.
