Тут словно безжалостные дварфийские меха всадили Хастреду в нос и вдули из них ледянящую полярную свежесть, которая блистающим снежным шаром прокатилась по его сознанию, выметая блаженную теплоту и уволакивая с собой разодранную в клочья Вселенную со всеми ее соблазнительными тайнами.

- Аа?! Че?! - взвыл гоблин, приходя в себя снова на лавочке у кнезова знахаря.

- Мой особый рецепт, - довольно ухмыляясь беззубым ртом, пояснил старичок, демонстрируя мешочек с мелкой пылью. - Я назвал его разопьянин. При вдыхании снимает все признаки опьянения.

Хастред болезненно сглотнул.

- И не совестно тебе? С виду приличный человек, а придумал такую гадость!

- А мне вот чудится, что спрос на такое средство будет преогромен, - возразил знахарь обиженно. - К примеру, у дипломатов, шпионов всяких, а также, в рамках медицины сугубо карательной — поможет трактирщикам бороться с перебравшими.

- Твоему чудо-средству есть доступная и бесплатная замена — не пить вовсе. Но кстати, раз уж речь зашла о шпионах... э... не подумай скверного, о дипломатах всяких — позволь вопрос задать: а где ваш местный колдун, который должен бы по-хорошему называться магом и стоять у кнеза за левым плечом, но ни того ни другого не делает?

- А с меня-то ты пошто спрашиваешь?

- Да вот кнез сказал, что приболел он, а ты тут вроде как за лекаря.

Старичок растерянно развел руками.

- Ежели и приболел, то не по моей части... не захаживал он ко мне уже давненько. А я-то сам отсюда носа почти не высовываю, немудрено, что не пересекаемся.

Хастред озадаченно хлопнул глазами.

- Это как же, к примеру, можно так приболеть, чтоб не по части лекаря?

- Да всякое бывает. К примеру, головой где-нибудь ударился и ею захворал, ляпнул его светлости неразумное... - знахарь скорчил сложную гримасу. - Таких хворых его светлость предпочитает врачевать самолично. Имеет талант, насколько я понимаю.

- Часто вылечивает?

- Ну, я б так сказал — рецидивов не возникает.

Прозвучало это весьма зловеще и вполне сочетаемо с кнезовым образом. Хастред вздохнул, осознав... не столько даже, что тут он ничего не вызнает, сколько — что вызнает какую-то совершенно ненужную ерунду, не то не с того края подкапывается, не то вовсе не под тот камень. Что, казалось бы, сложного — схватить искомое и пуститься наутек? Всю свою бурную молодость они с Чумпом именно это практиковали. А тут начался дефектив, как в мире литературы называется история про поиск убивца в темной комнате, битком набитой такими упырями, что можно было б просто всех скарать на горло не разбираясь. Один Слизь людьми кормит, второй задирает мимоезжих, третий вот, коварный отравитель, разопьянин придумал... Сжечь, пожалуй, всю крепость к этой самой огненной матери, а ключ потом из пепла выкопать — чем не вариант?

Начав подниматься с лавки (не то чтоб прямо пошел поджигать — просто на ходу всегда лучше думается), Хастред зацепился взглядом за диковинную статуэтку в дальнем конце барака. Размером с крупную кошку, по форме скорее насекомое, увенчанное грибной шляпкой на голове и многочисленными грибными наростами по всему телу. Таких ему случалось повидать по молодости, когда Старик завел экспедицию в глубинные руины кобольдского города, обрушившиеся в самое Подземье. Эти некрупные тварюжки, которых Старик идентифицировал как грибных ползунов (хотя многие из них были скорее грибными прыгунами) прекрасно лазали по стенам и готовы были сожрать кого угодно, впрыснув через укусы яд по примеру пауков. Вот только в мире выше Подземья их давненько уже не видели, зато очень похожие по манере изготовления статуи Хастред видал вот буквально сегодня, в полузасыпанной галерее в толще плато Грядки.

- Это что у тебя за тараканище? - поинтересовался книжник напрямую.

- Чего? - не понял знахарь. - Какие еще тараканы? Вот только их мне не хватало.

- Статуя вон там. Что ты с ней делаешь?

- А, статуя, - старичок махнул рукой. - Напугал тараканами, у меня ж тут санитария. Это сверчок ведь, только грибами украшенный. Кнез самолично принес пару недель как, выспрошал, нет ли какого медицинского способа окаменение снять — припарки там, может зелье какое. Каменелый, говорит, не каменный, должен быть способ обернуть. Оставил мне, велел ежели чего в голову придет — на нем испытывать и о результатах докладывать.

- И как, пришло?

- Я кто тебе, магус хитроумный? Живых-то только потому и умею пользовать, что с малых лет они на каждом шагу хворают, на ошибках бы и дурак насобачился. Отравление или там рука сломанная, или лихорадка, или живот распоротый — это ко мне, но учиненное магией я вовсе не знаю как исправлять. Поставил вон на видном месте, пусть стоит, каши не просит, и кнез, слава богам, на эту тему более не заговаривал.

- А более ничего странного не заносил кнез?

Знахарь внезапно насупился.

- Чего тебе, парнишка, надо-то? Ежели у тебя какие вопросы по кнезовым деяниям, так ты поди его самого спроси, он тут неподалеку. А мое дело маленькое — раны шить, кости вправлять, выдавать порошки от разного нездоровья.

Хастред подавил сокрушенный вздох.

- В иных краях и, главное, в иных временах так бы и сделал. К ярлам, бывало, заходил, с ноги двери выставив и громогласно к ответу призывая. А ноне все переменилось, ответов с вертикали власти испрошать не моги, словно старомодный эльфийский этикет натянули на местного болотного тролля.

Старичок выслушал сей крик души, кивнул с оттенком сочувствия и отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что на провокации не поддается и в разговоры не втягивается. Бутыль с пойлом так и осталась на столе, и Хастред машинально ее сгрябчил и сокрыл за своей обширной персоной — как трофей и, в перспективе, как основу будущего благоденствия.

- Один последний вопрос, отец. А давно ли тут кнез Габриил?

- Недавно, - проскрипел знахарь неохотно. - Я-то тут с самого основания сего острога, тут девять кнезов поменялось — иные про-боковинские, иные про-уссурские, в большинстве же подсебяшные. Нынешний, как водится, из Уссуры откуда-то прибыл, когда тут распри уже разгорались, а войны еще не было, вырезал прежнего кнеза, ярлык на кнежение справил где-то в стольных городах. Ежели вызнать пытаешься, что за силы за ним стоят...

- Да на силы-то мне плевать, - проворчал Хастред искренне. - Далекие покровители в моменте стоят недорого. Мне скорее интересно понять, хорош ли сей кнез, будет ли от него более правильного, нежели скверного. Стоит ли ему подпевать, или дешевле сразу на лыжи прыгнуть. Покамест так складывается, что праведным его не назвать.

Знахарь обернулся, смерил оратора единственным рабочим глазом с удивлением.

- Он кнез, а не поп, чтоб судить о праведности. А говоря о том, что от него будет — так ведь не постигнешь, покуда до конца не догнет свою линию. Ты вот, по расспросам твоим судя, не то дурак дураком, не то записной прощелыга, душегуб и возмутитель спокойствия, а вот гляньте, радеешь за правильность. То бишь, к благой цели странными дорогами... Как же других судить берешься только по тому краешку, что сумел рассмотреть?

Определенно, в словах его была мудрость немало пожившего созерцателя, и Хастред даже не обиделся на возмутителя спокойствия — со времен знаменитого гоблорда Бингхама, носившего сей титул с гордостью и лихостью, у гоблинов такое обзывательство как знак качества — а вот определение «прощелыга» его крепко задело.

- Да уж насмотрелся я этих краешков! Иного достанет сделать выводы, - рыкнул он и, понизив голос, добавил кляузу: - Держать чудищ в подвалах и людей им скармливать...

- Откуда, говоришь, родом ты, из какой такой страны, где розовые пони пасутся? - уточнил знахарь раздраженно. - Прошлый кнез уж точно не держал никаких чудищ. Тех, кто ему не нравился, он на колья сажал — вон там, вдоль тропки, что к задним воротам ведет, дюжина кольев стояла, спать под вопли да стенания то еще было удовольствие. У одного из прошлых кнезов сидел на цепи медвед, которого он порой спускал погоняться за челядью. А самый первый, которого помню, был мягок и премил в обращении, всем улыбался и подмигивал, для наказания держал всего лишь розги... Когда за драки судил, грозил перстом и вразумлял, что жизни драгоценны, отеческие затрещины отвешивал, после всегда давал моченого яблочка или какой другой гостинец. Двери нараспашку держал, краж не опасался. Кончил жизнь на костре, как чернокнижник и пособник некромантов, и в рабочем логове его там, в лесу, нашли десятки людей, на которых он магию свою репетировал — скрученных да скукоженных, на людей непохожих уже.