Потом руки дяди, Джаспера Годдса, который всегда подавлял его желание жить по-своему, самостоятельно, и привязал к своим потребностям, превращая Николаса в почти бездарного реставратора, бедного иждивенца, вынужденного работать на дядю по первому приказу в обмен на этот самый дом. Ведь дед указывал в завещании в качестве владельца не только его, Николаса, но и Годдса тоже.

И руки Рэйчел, которая постоянно использовала его, обманывала. Которая едва не завладела всем — мыслями Николаса, его талантом, временем, его душой, жизнью, будущим. Мухи — они ведь паразиты. Рэйчел как паразитирующее насекомое, всюду и везде откладывающее свои смертоносные личинки.

— Я закончил, — объявил Трейпил. И встал напротив Хэйеса, держа сумку.

— Прекрасно. Возьми ключ, который ты нашёл в вещах Рэйчел, да и всё остальное тоже возьми, — попросил Хэйес. И в ответ на недоумевающий взгляд художника пояснил: — Мы с тобой прокатимся до её офиса.

— Зачем? — спросил Трейпил.

— Как бы там ни было, а уходить нужно красиво. Умирать нужно красиво. И завершать дела нужно красиво.

— Что значит — умирать?! — испугался художник.

— Ты что, не понял ничего до сих пор? Сегодня ночью ты уедешь из этого города, из этой страны, поселишься в другом мире. Ты для этого своего старого мира умрёшь. Прошлый ты умрёшь. Тебя уже ничто не будет цеплять и держать здесь. Полная реинкарнация, представляешь себе? Даже твой дядя будет уверен, что тебя никогда не увидит, и никогда не станет тебя искать. Один ты волен идти на свой выбор. Захочешь ли ты видеть своего дядю потом или не захочешь — дело полностью твоё.

Художник вздохнул. В его вздохе было облегчение от пришедших вновь пониманий и озарений.

Он оставил на несколько мгновений «чемоданы» в дверях, вернулся в комнату-кладовку, где обнаружил сумку Рэйчел. Взял оттуда содержимое этой сумочки, включая ключи.

Хэйес ждал в машине. Трейпил подхватил свою сумку и сел в Роллс-Ройс, даже не запирая входную дверь в свой дом. К чему запирать этот дом, когда он сюда больше не вернётся?

— Твой самолёт в два часа ночи. Бизнес-класс. Лететь в противоположное полушарие около десяти часов. Вот твой билет. И вот твой ваучер на гостиницу. Поселишься там первое время.

Изучив документы, которые ему были вручены, художник округлил глаза:

— Но это же… это же стоит бешеных денег! Как я с тобой расплачусь!?

— Не думай об этом. Не говори мне о металле, пожалуйста. Этот звон металла уже набил мне оскомину, — Хэйес очень красноречиво посмотрел на Николаса. — Итак, поехали. Достаточно будет в качестве оплаты того, что мы с тобой сейчас натворим.

Они ехали долго. Николас снова начал беспокоиться. Но уже не так сильно, как вначале. Он доверял Хэйесу. Тот пояснил:

— Мы заметаем следы. Я выбрал дорогу подлиннее намеренно. Рэйчел сейчас едет в твою сторону.

— Что?

— Она едет к тебе домой, чтобы убить тебя.

— О Боже…

— Не переживай, я её там уже жду.

— Как это понять?

— Не переживай.

В голове художника мутилось. Ему казалось, что он принял наркотик. Перед глазами запрыгали палитры красок — масло, акрил, акварель, гуашь. Совершенно разные краски. Николас замотал головой. Когда он открыл глаза, он едва не закричал от ужаса, случайно посмотрев в лобовое стекло:

— Хэйес, там красный! И полицейский патруль! Нас поймают!

Художник нервно вжался в сиденье и изо всех сил стиснул держатель.

— Не переживай, я же сказал тебе. Они нас не видят. А нам надо добраться побыстрее.

— Не видят нас?! Как это понять?!

— Просто не видят и всё. Ты думаешь, если бы они увидели, что по улицам разъезжает столетний автомобиль, они оставили нас в покое? Нет, они принялись останавливать нас и спрашивать, когда машина последний раз проходила техосмотр и кто разрешил на ней ездить.

— Я ничего не понимаю. Ты же сказал — мы выбрали эту другую дорогу, чтобы не попасться на глаза Рэйчел!

— А, усекаешь быстро, — удовлетворённо заметил друг художника. — Неувязочки в логике хорошо подмечаешь, тебе самое оно стать сыщиком. Что ж, талантливый художник талантлив во всём! Вот Рэйчел как раз могла нас заметить. Понимаешь, она часть Весеннего Озорства. Также как и ты. Также как и несколько других людей, с которыми я озорничаю. Те, кто являются частью Весеннего Озорства — так или иначе связаны друг с другом и могут друг друга видеть.

— Весеннее Озорство? Что это?

— Это всё Паж. Он очень просил. Каждый год он просит устраивать нечто подобное. То фокусы на сцене театра. То магические дружеские дуэли. То красивая смерть. Вот обычно для красивой смерти я избирал ранее прекрасных девушек. То, что на этот раз я подвергаю красивой смерти тебя, молодого подающего надежды парня-художника — это прямо сенсация!

— Что? Какая красивая смерть? — у Николаса в мозгах всё продолжало плыть и качаться.

— Похищение. Исчезновение. Называй это как хочешь. Ты в данный момент пропадаешь без вести, стираешься и ликвидируешься из жизни знавших тебя ранее людей. И делаешь это очень красиво.

— Как это я пропадаю? А Эмерк? А шестизвёздочный отель, забронированный на полгода?!

— Успокойся, Николас. Мы почти приехали. Да, будет Эмерк. Будет отель. У тебя будет блестящая карьера. Но другое имя. Другая жизнь. Другие планы, начинания. Думаешь, ты первый и последний, кто умирает для прошлого и окунается с головой в настоящее, начинает всё сначала? Нет, ты не первый и не последний. И ты не сходишь с ума. Несколько девушек, которые проходили через череду озарений, тоже благополучно живут сейчас в других городах и полушариях планеты. Кто-то из них живёт в другом измерении. Им тоже было очень тесно в их прежнем мире. И познакомившись со мной, они совершили выбор.

— Ты дьявол, Хэйес.

— Я уже говорил тебе об этом, — удовлетворённо улыбнулся чудак.

Он припарковал Роллс-Ройс возле неказистого серого жилого дома, плохо освещённого фонарями. Николас даже не успел понять, что это за улица, и вообще где они до этого проезжали — настолько он был ошеломлён случившимся разговором. Он мало о чём соображал, но догадывался, что с его жизнью происходит сейчас нечто невероятное. Что прямо в этот самый момент всё кардинально меняется. И такое может быть только раз, это сродни чуду, сродни божественному или демоническому вмешательству.

Как сомнамбула, Николас вышел из машины вслед за Хэйесом, почти повторяя все его движения. Волшебный друг и благодетель подвёл художника к покосившейся двери в полуподвал и толкнул её. В ночной тишине раздался зловещий скрип. Владельцам фотоателье и ремонтной мастерской не приходило в голову запирать общую дверь на ночь, ведь каждый из них работал, открывался и закрывался в своё время, а общее помещение было как бы ничейным. Их лавочки прикрыты уже, разумеется.

Как и дверь, находящаяся в конце коридора. Дверь без вывески, массивная и тяжёлая.

— Это офис твоей подружки. Достань ключ и отопри, — подсказал Хэйес.

Трейпил, продолжая мало что понимать из всего этого, секунд пять посмотрел на Хэйеса. Тот лишь невинно улыбался, будто приятель, ожидающий, пока он, Николас, откроет дверь и впустит его в собственное жилище. Будто они не стояли сейчас тёмной ночью в полуподвале дома и не совершали попытку проникновения в чужой офис посредством кражи чужих ключей.

— А сигнализация… — заикнулся, было, Трейпил.

— Забудь об этом. Открывай.

Трейпил снова поверил другу. Теперь к чувству непонимания происходящего стало примешиваться смутное чувство тревоги. Когда художник вставлял ключ в замочную скважину, руки его сильно дрожали.

Он покрутил ключом, потом нервно дёрнул дверь на себя.

— Не спеши, Николас. У неё здесь есть второй замок. Теперь другой ключ.

С помощью «демона» Хэйеса дверь была побеждена. Трейпил ступил на запретную территорию. За ним — Хэйес, и плотно запер за собой дверь, включая свет.

— Вот здесь работает твоя зазноба. И она здесь совсем не секретарша, вынужденная извиваться под прессингом авторитарного начальника-самодура. Она сама и есть начальник-самодур.