Когда раздались хриплые звуки «На сопках Маньчжурии», участники беседы один за другим вышли на улицу. Каждый отправился к себе, раздумывая над тем, откуда пронюхала старая лиса о сходке в школе.

Когда Федин подходил к дому, кто-то окликнул его. Он обернулся и увидел паренька, охранявшего собрание. С ним была какая-то девушка.

— Не простынете, Кирилл Афанасьевич? — спросил Васька.

— Пока холода не чувствую.

— Все о сегодняшнем думаете?

Федин в упор взглянул на паренька, потом на девушку.

— Это наша. Дочь Ивана Никандрыча, Надя. Надумали что-нибудь?

— Надумался, как будто.

— Так пойдемте к нам? — и девушка приветливо взглянула на Федина. — Отцу, поди, не до сна.

В тот вечер долго не спали в домике пилостава. Разговаривали вполголоса. Вася и Надя нет-нет да и выскакивали “на улицу, проверяя, нет ли вблизи «свиного уха».

За четверть века работы на сорокском заводе Иван Никандрович превратился в живую летопись местной жизни. Он знал на заводе каждою человека, его характер, привычки и слабости. Предложенный Фединым план иметь в каждом бараке своего человека был одобрен. Из этих людей решили создать кружок. Нашли подходящее место и для занятий — церковную сторожку в селе. Церковным сторожем состоял одинокий старик, целью жизни которого была выпивка. Опорожнив шкалик, он беспробудно засыпал. В сторожку никто не ходил, ютилась она в стороне от жилья, в тени церкви, стоявшей за высокой оградой на скалистом берегу. Шкалик стоил недорого, и кружковцам до утра обеспечивалась полная безопасность.

Занятия кружка проводились по воскресным дням, когда полагалась гулянка и люди разбредались по гостям. Теоретическая часть занятий была поручена Федину, его иногда заменял учитель. Затем следовала «практика». Пользуясь замечательной памятью, пилостав рассказывал подходящие к теме занятий случаи из жизни завода. Услышанное на занятии кружковец рассказывал живущим в его бараке. Занятия обычно затягивались на много часов. Редко когда люди добирались домой ранее полуночи.

Федин быстро втянулся в заводскую жизнь, и неделя за неделей проходила незаметно. Открыто разговаривать с рабочими он не решался, так как заметил, что за ним настороженно наблюдал биржевой мастер.

Биржевой мастер жил со своим пасынком Толькой Кяньгиным. Когда Васька предложил своему другу следить за отчимом, Толька немедленно согласился. Он считал старика худшим человеком на свете. Вскоре Толька сообщил Никандрычу, что мастер ведет какие-то записи в книжке, с которой не расстается ни днем, ни ночью. Только в субботу, отправляясь в баню, старец прятал книжку на божнице за образами. Попариться мастер любил, поэтому в один из субботних вечеров Власову удалось прочесть все его записи. Мастер подробно записывал, кто из рабочих поносит администрацию, непочтительно отзывается о царе, с кем эти рабочие встречаются. В заметках были упомянуты Никандрыч, учитель, Васька Бобров и ряд рабочих, участников кружка. Последняя запись гласила, что эти рабочие, а также политик уходят по воскресным вечерам с территории завода.

Это открытие насторожило Федина и Никандрыча. Видимо, биржевой мастер вел свои записи не ради простого любопытства. Поэтому Тольку попросили усилить наблюдение за отчимом.

Однажды мастер, обычно спозаранку загонявший пасынка спать, стал настойчиво выпроваживать его из дома. Удивленный этим, Толька притворился больным и лег. Вскоре он увидел, что старик уселся за стол, снял с полки медную чернильницу, достал бумагу и конверт. Это еще больше удивило Тольку. Отчим никогда не писал писем. Неторопливо перелистав свою книжицу, истово крестясь, мастер поклонился образу. Затем повернулся в сторону пасынка и прислушался. Толька равномерно задышал. Почистив перо о бумажку, старик громким шепотом стал бормотать то, что выводил на бумаге.

Уже первые слова: «Ваше высокоблагородие», которые мастер произнес нараспев, убедили парня, что отчим пишет начальству. Как ни прислушивался Толька, но ухо улавливало лишь обрывки фраз. Все же он понял, что старик писал какому-то начальнику про Никандрыча, Ваську, учителя. Что делать парню, если отчим пишет начальнику на закадычного друга? Как уберечь товарища от беды?

Толька с ненавистью смотрел на блестящую лысину отчима, думая, как бы помочь Ваське.

Наконец старик кончил писать и поставил под письмом замысловатую подпись с завитушками.

— Ну, а все прочее, господин исправник, при личном свидании, — пробормотал он и, вложив письмо в конверт, написал адрес.

Затем, кряхтя, поднялся из-за стола и подошел к печке. Убедившись, что Толька спит, он засеменил к божнице и сунул письмо за икону.

— Сла-а-ва тебе-е, хо-осподи, слава те-бе-е! — нараспев проговорил он и стал раздеваться.

«Бога славит, а сам на людей исправнику пишет, — возмутился Толька, — вот шкура барабанная».

Вскоре старик заснул. Толька выждал некоторое время, бесшумно оделся, босой подкрался к божнице и вытащил письмо. «Отнесу учителю, — решил он. — Тот сообразит, что делать». Осторожно приоткрыв дверь, он выскользнул на безлюдную улицу и во всю прыть помчался к школе.

Прочитав письмо, Власов задумался.

— Звать… людей звать надо, — зашептал он.

— Кого собирать-то? — Толька даже пригнулся, чтобы быстрей бежать. — Кого надоть?

— Ночью людей всполошишь только, подозрение у соседей вызовешь, — вмешалась жена учителя. — Вложи в конверт чистый лист бумаги и запечатай понадежней, Анатолий письмо обратно положит, а завтра соберетесь и все обсудите.

— Правильно сообразила, Василиса Премудрая! — похвалил Власов жену. — Так и сделаем!

Он вложил чистый лист бумаги в конверт и осторожно заклеил его.

— Большую ты нам помощь оказал, парень, — крепко пожимая Тольке руку, сказал Власов, — добрый десяток людей от беды спас!

Запечатанный конверт Толька благополучно засунул за икону.

Утром парень пережил страшные минуты, когда отчим зачем-то попытался кончиком пера отодрать заклеенный клапан конверта. Бумага рвалась, и бережливый старик прекратил свою попытку, опасаясь испортить конверт. Утром, по дороге на завод, биржевой сделал крюк, чтобы опустить письмо в ящик, висевший на стене конторы.

В тот же вечер на радость церковного сторожа к нему неожиданно и незванно зашел рабочий с завода, распил с ним шкалик и споил ему другой. Через полчаса старик уже блаженно похрапывал.

Один за другим собирались встревоженные люди. Власов прочитал донесение биржевого мастера. Над десятком людей нависла опасность. Пришли к единодушному выводу — пока не поздно, немедленно убрать доносчика…

Отсутствие биржевого на работе вызвало общее удивление — старик никогда не прогуливал. После работы его пасынок пошел к управляющему и заявил, что отчим дома не ночевал. Через несколько дней началось следствие. Управляющий и ряд свидетелей подтвердили, что мастер поздно вечером пошел в село. Кемский исправник попытался связать исчезновение биржевого с полученным им конвертом, в котором оказался лист чистой бумаги, но никто не признал в каллиграфически написанном адресе почерка старика.

Многие знали, что биржевой носил в голенище деньги, решили, что его ограбили и убили… Эта версия вполне устраивала исправника. Заполнив протоколы и дав их подписать допрошенным, фои-Бреверн укатил в Кемь.

Теперь некому было мешать занятиям, и кружок вновь собрался в сторожке. Федин решил прочесть рассказ Короленко «Сон Макара», чтобы затем члены кружка сами прочитали его в общежитиях. Приучив рабочих к чтению легальной литературы, можно было бы прочесть им и такую рьяно разыскиваемую полицией нелегальщину, как известный памфлет «Пауки и мухи» Вильгельма Либкиехта,

Прочесть рассказ Федин попросил учителя. Власов был опытный чтец. Он словно рассказывал про жизнь горемык. Слушая его, едва ли не каждый думал: «А не про меня ли написан рассказ?»

Когда учитель дочитал последние строки, в избе долго царило молчание. Никому не хотелось нарушить тишину.