– Это зависит от того, что именно он пил. Если он кутил где-то в Китайском городе, то мог хлебнуть чего угодно.
Лидия поморщилась, но с грустью кивнула: несмотря на внешнюю хрупкость и манеры, заставляющие окружающих считать, что весь её досуг составляет примерка очередного платья и посещение выставок Королевского общества садоводов, миссис Эшер в своё время обучалась медицине в благотворительной лечебнице Уайтчепела и в полной мере насмотрелась на последствия злоупотребления алкоголем. Она уже открыла рот, чтобы спросить о чём-то ещё, но, коротко оглянувшись на Карлебаха, передумала – Эшер понял, что она собиралась задать тот самый вопрос, который терзал и его самого: что же такого успел заметить за окном Исидро?
Карлебах тоже об этом подумал; позже, когда Эшер провожал его по коридору в личную комнату, старик снова заговорил о вампире.
– Не верь ничему из того, что он будет тебе рассказывать, Джейми, – гулко проворчал Карлебах. – Этот вампир стремится использовать тебя ради выгоды немёртвых. Обман, соблазнение – их излюбленные методы охоты. Ты и сам прекрасно знаешь, как они умеют манипулировать людьми, заставляя их смотреть на вещи под углом, нужным им самим.
Было уже поздно – когда Эшер вернулся с приёма у Эддингтонов, часы в гостиной пробили полночь, – и даже на улице Мэйдзи, одной из крупнейших в Посольском квартале, проходившей прямо под окнами номера Эшеров, стих привычный шум. В ярком свете электрических ламп коридор, как это часто бывает по ночам, казался мрачным и неуютным – а с тех пор, как Джеймс узнал, что за твари рыщут в ночной тьме, ему и вовсе становилось не по себе в такие минуты.
– Когда ты впервые заговорил со мной об этом испанском вампире, – продолжил Карлебах, – я испугался за тебя, сынок. Потому что увидел, что ты попал под его чары, те самые, что вселяют в душу жертвы абсолютную уверенность, что она свободна от любых чар. Бойся этих чар. Бойся этого вампира.
– Я боюсь, – ответил Джеймс совершенно искренне.
– Какая жалость, что твоему другу Гобарту теперь придётся заниматься этой возмутительной историей. Безусловно, ему сейчас тяжелее всех нас, но, честно говоря, нам не помешал бы соратник здесь, в посольском обществе.
Старый профессор открыл дверь в комнату – там царил жуткий холод. Эшер помог Карлебаху устроиться в кресле, закутав во все пледы, какие только сумел отыскать, затем разжёг в камине пламя, пусть старик и бодрился вовсю – дескать, не стоит так беспокоиться…
Конечно, он всё ещё был крепок, однако девяносто лет – не самый подходящий возраст для поездок в Китай и охоты на чудовищ. Тем не менее, когда в прошлом сентябре Карлебах – к немалому удивлению Эшера – явился в Оксфорд, он безапелляционно заявил, что поедет вместе с бывшим учеником.
– Я бы мог обратиться к своему собственному представительству и попросить предоставить нам сопровождение, – продолжил Карлебах, пока Джеймс прилаживал на каминную полку кастрюлю воды, чтобы наполнить старомодный каменный сосуд. – Но послы наверняка начнут расспрашивать, зачем оно нам. И кто знает, кому они могут разболтать о наших намерениях, особенно если мы и впрямь обнаружим в Западных горах искомых тварей.
– Я поговорю завтра с сэром Джоном Джорданом, – пообещал Эшер. – Теперь у меня есть надёжный поручитель в Пекине, способный подтвердить, что в девяносто восьмом году меня здесь не было.
Вернувшись от камина, он протянул старику руку, чтобы помочь подняться.
– Ты так заботишься обо мне, Джейми, – Карлебах сжал его пальцы. – Я бы сказал – «как родной сын», если бы один мой родной сын не был добродушным тупицей, не способным отличить труды Маймонида от сборника газетных анекдотов, а второй – пронырливым мамзером[6], у которого все интересы – суды да кредиторские задолженности. Какое счастье, что есть ты.
Снаружи, где-то среди готических крыш гостиницы, завывал ветер. Эшер шагал по коридору обратно в номер, размышляя, где мог остановиться Исидро и каким образом он сумел добраться до Китая – немёртвые не могли путешествовать далеко от родных краёв без помощи смертных людей.
Хотя, если вдуматься, какие края Исидро мог нынче называть «родными»? Вернулся ли он в Лондон после того, как в прошлом году Эшер оставил его спать в склепе монастыря Святого Иова в Санкт-Петербурге? Или, может быть, избрал на роль штаб-квартиры какой-нибудь другой город, раз уж Лидия выработала такой раздражающий способ выслеживания вампирских логовищ, как внимательный анализ банковских сводок и проверка сделок с недвижимостью?
Эта мысль заставила Эшера перейти к другой – которую он старательно отгонял всё это время подальше: если Исидро действительно сменил логово, то что сталось с другими лондонскими вампирами? Известно ли хозяину Лондона о том, что у Лидии есть способ их отыскать? Эшер подозревал, что лондонский ковен вампиров не трогает Лидию – да и его самого – исключительно из страха перед Исидро. И не решатся ли они напасть, если узнают, что этот всесильный испанец наконец-то покинул Лондон?
«Для людей, которым грозит опасность из-за того, что они слишком много знают о вампирах, мы как-то маловато о них знаем, чёрт возьми!»
Уже потянувшись к дверной ручке, Эшер услышал голос Лидии за дверью:
– Он должен вернуться с минуты на минуту…
Исидро. Кто ж ещё мог явиться сюда в столь неурочное время?
«Кому б ещё на это наглости хватило…»
Разозлившись, Джеймс рывком распахнул дверь.
Лидия обнаружилась в кресле возле камина, а рядом с ней – не кто иной, как Грант Гобарт. Услышав шум, он оглянулся и сделал несколько шагов, словно не мог долго стоять на одном месте.
– Ты должен помочь мне, Эшер, – заявил переводчик. Он был всего на несколько лет старше Джеймса, однако на его лице хватало морщин – а за прошедшие пять часов Гобарт как будто постарел ещё на десятилетие. – Рики никого не убивал. Он не мог никого убить. Он просто не способен на такое.
– Ты сказал, что он напился.
– От выпивки он становится дурным, но не жестоким. – Гобарт глубоко вдохнул, а затем, словно неожиданно вспомнив, где находится, повернул тёмную взъерошенную голову к Лидии:
– Прошу прощения, миссис Эшер. Нам не следует…
– Всё в порядке, сэр. – Лидия встала – высокая, стройная, в кружевах цвета слоновой кости. Алые отблески пламени расцвечивали её каштановые волосы медью и бронзой. – Я могу оставить вас, джентльмены, если вам будет спокойнее беседовать наедине, однако смею заверить, – её карие глаза смотрели прямо на мужчин, – что ваш разговор меня никоим образом не шокирует. Скажите, сэр Грант, нет ли у вашего сына обыкновения смешивать алкоголь с опиумом? Я спрашиваю вас об этом, потому что обычно те, кто не привычен к употреблению опиатов, попросту засыпают, – уточнила она, пока Гобарт изумлённо молчал.
– Да, водился за ним такой грешок, – неохотно выдавил переводчик, явно смутившись.
– Расскажи мне, что было у твоего сына с мисс Эддингтон, – Эшер усадил Гобарта в то самое кресло, где перед этим восседал ребе Карлебах, и вытащил из буфета чистую чашку. Лидия отыскала под одной из подушечек записную книжку. – Ты упоминал, что он, судя по всему, сделал ей предложение спьяну?
– С него бы сталось, – вздохнул Гобарт. – На это, по крайней мере, намекала её… – он осёкся, явно подбирая слово поприличнее, – … её мамаша, когда я, дурак эдакий, пришёл к ней и сэру Эллину, чтобы попытаться расторгнуть помолвку. Мира Эддингтон уже разместила объявление в газете – да не в той бумажке, которая рассылается по посольствам, а прямо в «Таймс» телеграфировала, чтоб ей… – Гобарт, спохватившись, виновато оглянулся на Лидию и поправился:
– … доброго здоровья и долгой жизни, и растрезвонила об этом всей своей проклятой семейке! – С этими словами он стукнул по игорному столику кулаком – крупным и тяжёлым, больше подходящим военному моряку, чем отпрыску уважаемой семьи дипломатов, – и скривился от нахлынувшей ярости. Пару мгновений Гобарт молчал, успокаиваясь, а затем продолжил:
