Португалец время от времени замирал и прислушивался, затем они возобновляли движение, стараясь не шуметь. Янес настолько свыкся с борнейскими джунглями, которые не раз пересекал с Сандоканом и Тигрятами Момпрачема, что мог бы дать фору лесным даякам. Через пять сотен ярдов он резко остановился, едва сдержав возглас разочарования, потом прошептал себе под нос:

– М-да, и на старуху бывает проруха.

– О чем ты? – удивился Тремаль-Наик.

– Каммамури все-таки обознался.

– То есть?

– Мы охотимся не за даяком, а за лесным человеком.

– Не понимаю тебя.

– Он повстречал маваса.

– Орангутана?

– Да, Тремаль-Наик.

– Действительно, их легко спутать с людьми.

– Твоя правда.

– Значит, ты его видел?

– Прячется где-то за дурианами.

– Возвращаемся. Надо предупредить Сандокана и Каммамури. Незачем терять время попусту и лезть на рожон.

– Согласен. Пусть с мавасом даяки разбираются.

Сражаться с громадной обезьяной действительно смысла не было. Они уже собирались повернуть, когда до них донеслось:

– Капитан, помогите!

– Каммамури! – в один голос вскричали португалец с Тремаль-Наиком.

Грянул выстрел из карабина, за ним второй, и наступила тишина.

Оба рванулись в самую гущу лиан, но вынуждены были поумерить пыл: перечные лозы, сплетшиеся с побегами ротанга, не поддавались их напору. Приходилось искать просветы и лазейки. Можно было бы и дальше идти вперед таким образом, если бы не одно но: время поджимало.

Наконец, преодолев все препятствия, они добрались до деревьев, и их взглядам открылось ужасающее зрелище. На нижнем суку векового дуриана, размахивая кривым тальваром[46], сидел Каммамури, а перед ним – жуткая обезьяна ростом около пяти футов.

У орангутанов плоская морда, широкая грудная клетка, короткая шея с морщинистым горловым мешком, который раздувается, стоит им закричать. Глазки маленькие, челюсти мощные, тело покрывает редкая красновато-бурая шерсть.

Маратха, обвив ногами сук, тыкал в маваса тальваром, крича:

– Вот тебе, зверюга! Я тебя прикончу!

В ответ орангутан пронзительно свистел и верещал голосом, похожим на стенания раненого теленка. Он тянул волосатые лапы к индийцу, намереваясь вцепиться ему в лицо. Горе Каммамури, если бы мавасу это удалось! Орангутаны, подобно африканским гориллам, обладают недюжинной силой. Они способны противостоять двум десяткам людей или одним махом разорвать пасть своему заклятому врагу – крокодилу.

– Держись, Каммамури! – крикнул Янес, бросаясь к дереву.

Он уже вскинул карабин, когда совсем рядом грохнули два выстрела. Мавас подскочил, как ужаленный осой. По джунглям разнесся его душераздирающий вопль. Животное обхватило лапами ствол и стремительно исчезло в густой кроне.

– Сандокан! – воскликнул Янес.

– Я тут. – Из зарослей вышел Малайский Тигр с еще дымящимся карабином. – Вот так даяк! Честно говоря, я бы предпочел настоящих даяков. Эй, Каммамури! Спускайся.

Маратха скользнул вниз по лианам непентеса. Лицо его посерело.

– Ой, хозяин, какая же страшная тварь этот мавас! – сказал он. – Не счесть, сколько раз я сражался с тиграми, крокодилами и питонами в Черных джунглях, но даже гадюки-рудирамандали не нагоняли на меня такого страху!

– А ведь я тебе говорил, не отходи далеко, – попенял ему Сандокан. – Я сразу заподозрил, что ты повстречал маваса. Их немало в здешних лесах.

– Это орангутан затащил тебя на дерево? – спросил Тремаль-Наик.

– Да, хозяин. Схватил, будто куренка, и сунул под мышку. И он был не один.

– Что?! Их тут двое? – спросил Янес.

– Именно так. Я выстрелил, но, кажется, промахнулся. Один схватил ящик с боеприпасами, второй – меня. Карабин я выронил, пришлось доставать тальвар. Почувствовав на своей шкуре остроту стали, чудовище разжало лапы, и я сумел высвободиться.

– А где тот, что стащил боеприпасы? – спросил Сандокан.

– Залез на дерево, и больше я его не видел.

– Может, это самка? – Янес взглянул на Сандокана.

– Кто знает.

– Без боеприпасов нам не жить. Сейчас патроны на вес золота.

– Так и есть.

– Надо отобрать у зверя ящик.

– Отберем, Янес. Нас четверо. Считай, восемь выстрелов. Каммамури, разыщи свой карабин.

– Сейчас, капитан. Он где-то здесь.

– Только осторожнее.

– Со мной мой верный тальвар.

Пока маратха искал оружие, Сандокан рассматривал крону дуриана, на который влезли орангутаны после его выстрелов. Это было очень высокое дерево с прямым, гладким стволом. Внизу торчало всего несколько ветвей, хотя ближе к вершине их было довольно много. Формой крона напоминала раскрытый зонтик.

Дурианы часто встречаются на Борнео и, как мы уже упоминали, приносят продолговатые плоды, величиной с детскую голову. И да, их желтовато-зеленая шероховатая кожура усеяна твердыми, точно сталь, колючками. Раны от них если не смертельны, то чрезвычайно болезненны. Зрелый плод легко лопается, распадаясь на пять долек. Белая мякоть, покрытая тонкой пленкой, обволакивает крупные косточки.

Мякоть съедобна, хотя европейцы, впервые пробующие это лакомство, испытывают невыносимое отвращение: оно источает аромат, одновременно напоминающий вонь чеснока и плесневелого сыра. Но если вы задержите дыхание, вас ждет вкус лучшего в мире мороженого. Есть и еще одна странность: собаки и многие другие животные обожают дурианы.

– Я был уверен, что не ошибся. – Сандокан обошел дерево. – У мавасов там гнездо.

– Гнездо? – переспросил Тремаль-Наик.

– Только оно очень высоко.

– Где? Я не вижу.

– Отойди-ка чуток. Во-он там, футах в шестидесяти над землей.

– Сможем ли мы до него добраться? – задумался Янес.

– Я не собираюсь дарить мавасам патроны, – отрезал Сандокан.

Показался Каммамури.

– Отыскал свой карабин? – поинтересовался Тремаль-Наик.

– Да, хозяин! Вот он! – Индиец поднял оружие.

– Не сломан?

Маратха собирался что-то ответить, когда Янес шарахнулся в сторону с воплем:

– Отходите! Если они в нас попадут – нам крышка!

С вершины дерева доносились устрашающие вопли. Трещали ветки, на землю сыпался настоящий град гигантских плодов. Рассерженные орангутаны, самец и самка, в ярости трясли дерево, надеясь прибить непрошеных гостей дуриановой «бомбардировкой».

Янес, Сандокан и их товарищи поспешили убраться подобру-поздорову и укрылись в зарослях перца.

– Взбесились они, что ли? – воскликнул Каммамури, до сих пор не пришедший в себя после недавнего похищения.

– Да-а, не пожелал бы я тебе оказаться сейчас в их лапах, – сказал Янес. – Если мавасов не тревожить, они стараются обходить людей стороной. Однако в минуту опасности в них словно бес вселяется. Смотри не попадись им во второй раз, иначе тебя ничто не спасет.

– Давайте попробуем пристрелить этих тварей, – предложил Сандокан, поднимая карабин. – Если бы не листва, один из них уже бы вывалился из гнезда с пулей в башке.

– Из гнезда? – переспросил Тремаль-Наик. – Обезьяны не птицы.

– Нет, конечно. Ни обычные обезьяны, ни орангутан. Но это не мешает мавасам строить на деревьях настоящие гнезда, крепкие настилы из веток и сучьев. Такие, что пулей не пробьешь.

– По-моему, я засек одну обезьяну. – Янес вскинул карабин.

– Стреляй! – крикнул Сандокан.

– Не торопись, дружище. Промахиваться тут нельзя. Сам знаешь, раненные, они совсем дуреют. Тогда нам с ними не совладать.

– Ты ее еще видишь?

– Нет. Мелькнула и пропала. Ишь, разошлись! Плоды так и сыпятся! Нас ждет отменный завтрак. Эй, вы! Спятили там, что ли?

– Может, самец приревновал свою возлюбленную к нашему ящику? – засмеялся Тремаль-Наик.

– Тогда бы он просто швырнул его вниз, и вся недолга, – улыбнулся Сандокан.

Животные действительно разбушевались не на шутку. Они трясли ветви, скакали по своей платформе, словно хотели ее разломать, и оглушительно визжали. Их голоса странным эхом разносились по бескрайним джунглям.