Питерские железные крыши ― отличительная фишка города. Наверное, каждый слышал, насколько запутана их лабиринтная сетка. Соединённые между собой они обхватывают практически весь центр, однако точек с действительно стоящим видом можно пересчитать по пальцам.

Само собой, парадные и чердачные помещения в большинстве всегда закрыты, поэтому попасть на них вне сомнительных и не очень легальных экскурсий не так-то просто.

Тем, кто не знает лазеек, разумеется. Для тех же, кто всё детство пролазил по скатам ― это никогда не было проблемой.

А вот Ева озадачена.

Старается храбриться, но вижу как её в испуге поддёргивает, если нога оступается и подошва кроссовка соскакивает со скользкой после мороси опоры.

– Дай руку, – прошу, протягивая ладонь. – Тут недалеко.

Даёт. Причём вцепляется мёртвой хваткой.

Проходим ещё несколько метров, пропустив над головами протянутые кабели и, спрыгнув с кирпичного приступка, выходим на условно ровную поверхность.

Здесь нет привычного ограждения, дарящего эфемерную безопасность, зато есть невысокий парапет шириной ровно настолько, чтоб можно было без опаски посадить пятую точку.

Расстилаю прихваченное пальто поверх давно проржавевшей металлической поверхности и жестом галантно предлагаю ей присесть.

Пчёлкина не торопится, с опаской поглядывая на раскинувшийся под нами Невский проспект. И продолжает стискивать мою ладонь, хотя в этом давно отпадает необходимость.

И тут меня осеняет догадка.

– Ты не забиралась на крыши прежде, да? ― отрицательное мотание головой. ― Почему? Высоты боишься?

– Не прям чтоб очень, но лепёшка из меня выйдет сомнительного качества.

– Хочешь, уйдём?

– Нет. Ща, дай минутку обвыкнуться.

Обвыкнуться? Собралась в авральном режиме подружиться с новой фобией?

Охренеть. Правда собралась.

Неуверенно выпускает мою руку и осторожно присаживается на импровизированную лавочку. Правда спиной к дороге и проезжающим по ней автомобилям.

– Да, ― вздыхает она. ― Мне однозначно не терпится поскорее сдохнуть.

– Не в мою смену, Пчёлкина. Пока я рядом ― можешь не надеяться. Я серьёзно, ― присаживаюсь рядом, перекидывая ногу через край и оставляя ботинок болтаться в воздухе. Что заставляет Еву отборно материться, а меня тихонько подсмеиваться над её реакцией. ― Расслабься. Ты слишком напряжена.

– Пошли в зоопарк? Я засуну тебя в вольер к крокодилам и тоже скажу: расслабься.

Язва. Но какая очаровательная.

– Говорю же: давай уйдём, если не комфортно.

– Поздно, уже пришла. Но снимать меня будешь теперь с бригадой спасателей.

– Зачем тогда пошла? Сразу нельзя было сказать?

– А я знала, куда ты меня тащишь? ― злобно бурчат. ― Может в секретное логово, где в свободные от невесты часы расчленяешь невинных дев?

Не выдерживаю и уже смеюсь в голос.

– А ты причём тут? Где ты, а где невинные девы? ― ловлю её за лодыжку, предотвращая пинок и попутно возвращая ей и без того шаткое равновесие. ― Тчч, тише-тише. Лягаться будешь потом. Лучше глянь, какая красота, ― снова протягиваю руку. ― Доверяешь мне?

– Вообще ни разу.

– Ну и хорошо, ― не дождавшись, сам беру её за прохладную кисть. ― Значит, считай, что это такой импровизированный тест на доверие. На счёт "три" медленно разворачивайся. Раз, два…

До "три" не доходит.

Ева рывком перекидывает ногу через парапет, отзеркаливая мою позу. Заглядывает вниз, затем по сторонам, откуда как на ладони открывается вид на башню Зингер и Казанский собор. Забавно поджимает губы.

– Я настаиваю: лепёшка из меня выйдет паршивая.

– Уверен, это не так, но давай не проверять, ― лезу в шуршащий пакет, который так же пришлось тащить с собой и достаю две завёрнутые в фольгу шавермы.

Ммм, ещё горячие.

– Да ладно? ― насмешливо выгибают бровь, когда протягиваю ей одну. ― Шаверма?

– Лучшая в городе. Ашот Вазгенович делает её как никто другой.

– Забавно… ― распаковывая и принюхиваясь, усмехаются. ― Не ресторан, не кино, даже не пиццерия. Крыша и шаверма. Бюджетно решил отделаться?

– Ты ведь сама просила удивить тебя.

– Туше. Удивил.

Выжидательно наблюдаю, как Пчёлкина вгрызается зубами в лаваш и с подозрением жуёт.

– Ну как? Вкусно? ― переживаю, будто сам готовил.

– Ничего так, ― облизывая пальцы, снисходительно дают добро.

– То-то же.

Сидим, ужинаем. Молчим.

Закат, мелкая морось, прохладный осенний ветер, пробирающий до костей, и лёгкий перекус.

Идеальное свидание.

Своё съедаю быстро и исподтишка теперь наблюдаю за сидящей напротив красоткой. Как ветер играет с её длинными волосами, тёмным пятном контрастирующий на белом худи.

А эта очаровательная шапочка с пришитой эмблемой медвежонка? Осанка, гордо вздёрнутый подбородок…

Девочка-картинка.

Забавная, своенравная и дико сексуальная ― от такого коктейля все мысленные стопы срывает к херам собачьим.

– Будешь? В меня больше не лезет, ― отдают мне добрую половину. ― И я заляпала тебе пальто, ― замечают, вытирая салфеткой капнувший соус.

– Ерунда. Отдам в химчистку.

– Химчистка. Слово-то какое… что-то на богатом.

Так и живём. Кто говорит "на богатом", а кто-то на прелестном.

– Знаешь, я тобой восхищаюсь, ― чистосердечно признаюсь. ― Стержень у тебя будь здоров. Так споткнуться и не сломаться, это достойно.

– Споткнуться? Очнись, я по уши в вонючей луже валяюсь. Как свинья в грязи. Только ноздри торчат.

– Стоит отметить, очень грациозно валяешься, ― склоняюсь ближе, принюхиваясь к её шее. ― И от тебя весьма приятно пахнет. Ммм, кофе с молоком?

Да она сама как кофе с молоком. Терпкая, щекочущая рецепторы и чертовски бодрящая. У меня с первой встречи от неё пульс зашкаливает и кровь закипает.

Ева чуть склоняет голову, с насмешкой встречаясь со мной взглядом. Глаза лисички: хитрые, непокорные. С карамельным отливом. Такие способны заворожить кого угодно.

А я долго терпел. Давно рвался перейти в наступление, но хотел дождаться, когда всё кончится и только уж тогда…

Увы, не смог.

Этот взгляд, ямочки на щечках и восхитительная дерзость не оставили шансов. Если тупить и дальше, кто-то меня опередит.

Или появится такой вот женишок.

Или "друзья" непонятные повылезают, смотрящие на неё совсем не по-дружески.

– Гель для душа по акции в Пятёрочке, ― все мои флюиды встречает непрошибаемая стена. ― Климов, оставь дешёвые заигрывания. Ты же знаешь, что я не поведусь.

– Заигрывания? Ты ещё не видела моих заигрываний. И лучше не искушай. Я и так в шаге от того, чтобы взять тебя прямо здесь и сейчас. Жаль моё воспитание и принципы не позволяют применять к девушкам силу.

– Есть цель ― не вижу препятствий, да?

– А какие препятствия? Ты восхитительна, я влюблён. Чего время терять?

– В кого влюблён? В себя? ― фыркают с издёвкой. ― Не путай похоть и влюблённость. Запретный плод сладок, слышал такое выражение? Вот тебя и плющит не по-детски.

– Ты подменяешь понятия, Пчёлкина, ― не меняю позы, оставаясь настолько близко, что ловлю её горячее дыхание, рядом с которым отступают все северные ветра. ― Что есть запретный плод в твоём понимании? Ты? Так ты уже была моя. Я был с тобой. Был в тебе. Ты, конечно, хороша, но не до такой степени, чтобы бегать за тобой и просить секса.

– Тогда что тебе нужно?

Эти губы. Зависнуть бы в них до рассвета…

– Тебя. А там как пойдёт, ― меня-то подогревает азарт и её присутствие, а вот она как ледышка. ― У тебя под толстовкой есть что-нибудь?

– Уверенная двоечка, забыл?

Не забыл. Такое не забудешь.

– Я не про это, ― приподнимаю ей худи, заценивая обнажённый бок. ― Ничего, я так и думал. Замёрзла?

– Хочешь согреть?

– Если позволишь.

– Позволяю. Поехали.

Ммм…

– Куда?

– Греться. И горе тебе, если мне не понравится.

Секунда. Две. Три…

– Я потёк.