– Чего!?
Чёрт, я сказал это вслух?
– Не, в смысле пальцы все в соусе теперь, ― слишком сильно сжал, и лаваш прорвало. Кажется, химчистка теперь понадобится не только пальто, но и брюкам.
Убираю превратившуюся в кашу шаверму обратно в пакет, оттирая руки. Наелись. Какая уж тут еда, когда мысли поплыли совсем в другом ручейке?
И ведь знаю, что всё не так радужно, но воображение не остановить. Генерация сексуальных фантазий официально запущена.
– Ну и? ― Ева выжидательно щурится, видя, что я никуда не тороплюсь, да и в принципе стараюсь быть невозмутимым. Знала бы только, милая, что сейчас я делаю с тобой в своих мыслях… ― Тебе повторное приглашение нужно?
Мне? Ни второго, ни тем более третьего.
– Поехали, ― не знаю, что она задумала, но готов играть по её правилам. Правда исключительно на своей территории.
Для надёжности вытираю ладони об и без того испоганенные брюки и помогаю ей подняться. Дальше всё проделывается без лишних слов: в тишине собираем вещи, в тишине уходим той же дорогой, в тишине веду её за собой, страхуя.
В той же тишине помогаю забраться в чердачное окошко и спуститься по деревянной шаткой лестнице. И всё так же в тишине мы выходим обратно в многоквартирную парадную, а оттуда на улицу и к машине.
Пчёлкина оживает на глазах, едва ловит контакт с землёй. Моментально обрастает привычной шкуркой отчуждения с лёгким налётом снобизма. И за руку меня больше не держит.
Жаль. Мне понравилась её беспомощность.
– Это что? ― заведя двигатель и включив обогрев, замечаю, что она снова полезла в телефон… Чтобы листать мужские фотки.
Эй, совесть есть?
– Тиндер.
– И зачем он тебе?
– А где я ещё встречу фриков в таком количестве? Зацени, ― разворачивают ко мне дисплей, показывая… Тьфу, блин.
– Издеваешься? И как теперь это развидеть?
Голое непонятное нечто в нелепых татуировках лежит в ванной. Задрав ногу. И табличка "censored" там, где по логике должно иметься хозяйство, но сомневаюсь, что оно у него есть.
Ни один нормальный парень с яйцами такое дерьмо на всеобщее обозрение не выложит. Только психически больной. Или нарик.
Или психически больной нарик.
– Не нравится? Да ладно, горяч же, ― глумится Ева. ― Сергей, двадцать восемь лет. Курит, есть кошка. Водолей. Татушку с Вовкой из "Тридевятого царства" оценил? Ценитель классики. Надо лайк что ль поставить. О, а этот тебе как?
Не хочу смотреть, но всё же бросаю мимолётный взгляд…
Да твою мать! Выколите теперь мне глаза.
– И вот в эту помойку ты засунула меня?
– Ага. Скажи, "Предводитель общества защиты выдр" рядом с таким уже не кажется сильной странным?
– Зато понятен ажиотаж. У меня там, видимо, у единственного с физиономией всё в порядке, ― тянусь за своим телефоном, открывая ватцап и протягивая ей. ― Почитай сообщения. Повеселись.
– Ого… ― листая диалоговое окно, присвистывает та. ― Мощно. Я не ожидала такой активности. О, а эта курочка предлагает стать для тебя персональной выдрой. Оу… Тебе даже обнажёнку шлют. Прикол, у этой сосок проколот, видел?
– Не всматривался.
Большинство сообщений даже не отрывал. Там уже по всплывающему началу становилось всё понятно.
– Да ладно. Неплохие ведь формы. О, а у этой ещё лучше. Но сто пудово фильтры наложены. Не бывает с таким весом бёдер без растяжек… Да, точно фильтры. Могла бы тогда и промежность свою подчистить, ― тьфу, блин. Она ещё и фотки досконально рассматривает?! Не, правда. Прям увеличивает и рассматривает! ― А вот эта тощая глиста. Рёбра торчат. Но тоже татушка прикольная. А ты чего им не отвечаешь? Обидятся же.
– У меня нет проблем с самооценкой, чтобы тратить на это время.
– Это ты меня сейчас решил оскорбить? Я порой переписываюсь. Когда скучно. Такие перлы иногда выискиваются.
– Фотки тоже им свои шлёшь?
– Не, это нет. Но на свидание несколько раз ходила.
– Зачем?
– Говорю же, скучно было. Последний такой забавный попался. Патлатый, с небрежно накинутым шарфиком. Манерный до жути. Театрал, одним словом. Творческая личность. Маяковского наизусть читал, а разделить чек в кафе только с калькулятором смог.
Прекрасно. Просто прекрасно. Это как вообще, нормально? То есть, меня она динамит, а вот с таким чмом ходит на свиданки!?
– Когда в следующий раз будет скучно, лучше напиши мне, окей? ― начинаю злиться. И ревновать.
– Да ну. Чего с тобой переписываться? Ты скучный. Ни одного смайлика. Сухой текст: да-да, нет-нет, буду во столько-то. И это называется: он с невестой общается. Где "спокойной ночи"? Где "доброе утро"? Где сюсюканья?
Чего? Стоп, она уже и в личную переписку с Дашей залезла?
Шустрая.
– А ты всё же попробуй хоть разок. Уверен, я тебя и здесь удивлю, ― сворачиваю с Невского на Лиговский проспект и заезжаю во внутренний двор через арочные ворота.
Стоит их пересечь и все городские шумы моментально отрезаются. Когда выходим из тачки, можно подумать, что мы и не в центре больше. Ни бесконечной вереницы людей, ни завываний с экскурсионных катеров, ни автомобильного гула.
Тишина и спокойствие.
Только лужи, узкий проход между фасадами, опадающая листва, шуршащая под ногами, и бесконечные сквозняки.
В Питере осенью малопривлекательно, но туристов всё равно хватает. Во все сезоны.
А вообще это забавно: в то время как толпы бродят по улицам, со скоростью света отщёлкивая на фотоаппарат каждый угол, ты ежедневно проносишься мимо, воспринимая памятники архитектуры лишь как условное обозначение.
"Встречаемся у Исакия, на нашем месте".
Или там: "Мне сегодня в сторону Васьки", имея в виду Васильевский остров.
Финка, Стрелка, Подкова, Смольный, Пять углов, Петроградка, Мариинка ― сокращений много, смысл один. Данность и обыденность.
Ох, и зажрались петербуржцы! Перестали ценить искусство. Я во всяком случае. За других утверждать не берусь.
Впрочем, к чёрту это искусство.
У меня есть другое, куда более важное творение Петербурга. Которому я придерживаю сначала дверь авто, а затем и домофонную.
Заходим с Пчёлкиной в парадную и на трясущемся открытом лифте поднимаемся на пятый. Она ничего не спрашивает, более того: сама жмёт кнопку этажа. Помнит с прошлого раза.
И в квартиру заходит как к себе домой. Стягивает шапку, сбрасывает кроссовки и чешет прямиком на кухню-тире-гостиную.
Планировку при заезде я поменял капитально, правда выпирающий отросток всё же оставить прошлось, там проходили трубы. Пришлось импровизировать, превратив выступ в барную зону. Да и диван хорошо к нему спинкой встал.
– Чай, кофе, что покрепче? ― спрашиваю, вымывая в раковине из-под ногтей остатки соуса.
– Чай. Чёрный. Без сахара. Если есть лимон, значит с лимоном.
– Принял, ― включаю электрический чайник.
Пока ковыряюсь в полках в поисках чая, теряю её из вида. И уже с дымящейся кружкой нахожу через несколько минут на пороге спальни. Стоит, подперев проём плечом и смотрит на кровать, которую я не удосужился с утра заправить.
– Воспоминания нахлынули? ― интересуюсь как бы между прочим.
Я-то отлично помню и стройное обнажённое тело, изгибающееся на простынях, и ласкающие уши стоны. Уверен, высокие потолки тоже прекрасно запомнили её звонкий голос.
– Да нет. Накидываю варианты.
– Какие?
Ева оборачивается ко мне, задумчиво оценивая с ног до головы.
– Что с тобой сделать.
– Со мной? Ты со мной можешь делать всё, что угодно.
– Вот и чудесно, ― кружку забирают и ставят на комод, а меня… властными толчками в грудь уводят к кровати.
Ближе и ближе, пока в приказном жесте не роняют на неё окончательно. После чего забираются следом, усаживаясь сверху.
На меня.
Ого. Что творится-то.
Затаив дыхание, наблюдаю как Пчёлкина с деловитым видом принимается расстегивать пуговицы на моей жилетке.