Конфуз вышел ужасно неловкий, но думаю, ничего. Если я его хоть сколько-то зацепила и его "неподъёмчик" чистая случайность, сам попробует повторно яйца подкатить…

Но нет, не попробовал.

Ни через день, ни через два, ни через неделю.

Так все флюиды сами и сошли на нет. Что ещё хоть как-то могло между нами вспыхнуть, коротнуло и перегорело. Момент был упущен.

Уж в каком виде я только перед ним не прыгала ― захотел бы, давно раком нагнул. Но не захотел. Этот дурень лишь прикалывается и пошлит.

– Тетя-тетя Кошка, выгляни в окошко, ― стучат мне в маленькую форточку, которые строители советских времён любили врезать между ванной и туалетом.

Уже забравшись в ванную, смываю мыльную пену с глаз и недовольно выглядываю из-за шторки.

– Придурок, да? ― разглядываю на запотевшем стекле нарисованную виселицу и человечка уровня таланта: палка, палка, огуречик ― вот и вышло… что-то.

– Покажи фанатам сиськи. Иначе он с горя повесится, ― ржёт торчащая на фоне всего этого морда.

Опять, падла, с ногами забрался на крышку унитаза. Я ж только её отмыла!

Показываю средний палец и скрываюсь обратно за шториной, слыша ехидное: "Ну а вдруг бы прокатило".

Чего ему там должно было прокатить? Фанаты уже видели мои сиськи. Всю меня видели. Хлипкие замочки санузла имеют свойство не до конца защёлкиваться, а я никак не научусь перепроверять эту незначительную деталь.

И опять же ― ничего. Никаких решительных действий, так что выводы напрашиваются сами собой. Придётся смириться с тем фактом, что в мире существует мужчины, которые меня не хотят.

Обидно, конечно, ну да ладно. Оно и к лучшему.

Усё. Сама помылась-отмылась-прихорошилась. Раковину с сантехникой тоже до блеска вылизала, а самое главное ― зеркало оставила на десерт, как финальный штрих.

Иронично, если вспомнить, что именно с него всё и началось. С утра пошла зубы чистить, поняла, что отражения собственного за подтёками брызг не вижу и.... понесла-ась.

– Ну что, припадок закончился? ― Игорь уже на кухне, сидит за ноутом. Обедает и попутно работает.

А, да, забыла сказать. ― он, типа, удалённо подрабатывает. Винду там переустанавливает, программы ставит, от вируса чужие компы чистит. Порой столько интересного в чужих папочках находит, что мы просто валяемся.

– Ага. Генеральную уборку официально объявляю закрытой. А очередное складирование барахла… ― швыряю мокрое полотенце, которым вытирала волосы на девственно пустой стул. ― Официально открытым. Первый пошёл.

– Оно и видно. Тебе маман звонила, пока ты плескалась, ― протягивают мне мой старенький телефон с сеткой трещин в углу. ― Или не плескалась, уж не знаю. Ты не даёшь подсматривать: чем занимаешься с душевой лейкой.

– Если очень интересно, как этот процесс работает ― загугли, ― присаживаюсь на край обеденного стола, делая перезвон. ― Там такое добро в целые серии объединено.

– Какое добро? ― мама на том конце тут как тут.

– Мастурбация в порнушке.

– Мерзость.

– Ну да. Ты ж святая, такую гадость не смотришь. Только с любовниками на практике изучаешь, но это ведь совсем другое.

– Не дерзи.

– Не дерзю. Всего лишь высказываю мнение.

– Эй, ― шикает на меня Игорь, когда я утаскиваю с его тарелки пельмень. А следом ещё пару-тройку. Или пять… ― Свари себе сама!

– Не жмотничай, ― облизывая испачканные в майонезе пальцы, показываю ему язык и переключаюсь обратно на натикивающий секунды вызов. ― Женщина, которая зовётся матерью только потому что я вылезла из её утробы ― чего надо?

Увы, но отныне исключительно так.

А ведь раньше она вполне себе была и "мамочкой", и "мамулей". И оставалась бы ей даже после повторного брака, я ж не ханжа ― всё понимаю. Каждый имеет право на женское счастье и достаток, к которому привык и который не готов потерять.

Мой отец был сволочью и эгоистом, никто не спорит. И любил он только себя ― это тоже факт. Именно его тиранские замашки нас и объединяли с матерью, и я была уверена, что за отсутствием триггера эти отношения лишь станут крепче, НО…

Я не учла одного маленького нюансика ― моей родительнице просто нравится роль жертвы. Потому, что? Правильно: от одного абьюзера-арбузера она тупо перескочила на другого.

Как итог: для неё ничего не изменилось, а вот мне пришлось мириться с новыми порядками и ультиматумами отчима. Не говоря о его придурке-сыне, решившего, что новая игрушка отпора не даст и с ней можно развлечься.

Последнее терпеть уже было невмоготу.

– Подъедь. Нам нужно поговорить о том, что ты устроила вчера. Я давно так не краснела от позора.

– Сочувствую. Ты это, следи за давлением. Возраст всё-таки.

– А ты следи за своим поведением. Ты не девочка с улицы, чтобы так себя вести. Пора браться за ум и взрослеть.

– И что подразумевается под "взрослением"?

– Об этом и поговорим. Жду тебя сегодня, к семи, ― бамц, гудочки.

– Трубку бросила, прикинь? ― я настолько оскорблена, что ворую ещё пельмешек.

– Воспитание на нуле, ― многозначительно закатывает глаза Игорь, отодвигая тарелку так, чтоб мне пришлось грудью лечь на клавиатуру, если я хочу ещё поклептоманить. Жадина.

– И я о том же, ― ну ладно. Тогда стырим его колу.

– Блин, женщина. Имей совесть, ― сердито рычат. ― Сгинь куда-нибудь.

– Фи на тебя. Смотри, реально ведь сгину, ― походкой от бедра демонстративно удаляюсь.

– Сначала на хату накопи, а потом угрожай, ― кидают мне вслед.

Хех, вот гадёныш.

***

Стою перед главными воротами возле охраняемого проходного пункта, разглядывая не так давно выстроенный жилой комплекс.

Район элитный и муравейники здесь продаются, само собой, за бешенные деньжищи. Особенно пентхаусы, а у семьи Прокопьевыъ именно он: верхние два этажа слева с панорамными окнами. Этакая личная резиденция на крыше.

Чтобы пробраться "гостем" на территорию надо пройти все испытания унижениями и доскональным осмотром паспорта. Постоянный пропуск я небрежно швырнула домочадцам, когда гордо сваливала в закат с чемоданом, а теперь вот жалею. Полчаса молодости бы сэкономила.

Кое-как проскочив внутрь, чешу прямиком к парадной через облагороженный скверик. Не люблю осень за промозглый ветер и слякоть, однако не могу не признать ― на этапе, когда листья лишь желтеют, но ещё не опадают, оставляя деревья лысыми, она очень даже ничего.

Замечаю проезжающий мимо белоснежный Порш Кайен, который, свернув на повороте, тормозит точно там, куда направляюсь и я.

Из салона вытекает не абы кто, а Даша. Причём вытекает как положено: сначала ножки, обутые в высокие сапожки являет миру, а затем и сама появляется в поле зрения.

Снова в меховой жилетке, правда на этот раз из новой животинки, лисицы вроде. Гринпис в ужасе потерял бы сознание, узнав сколько таких мёртвых тушек висит в её шкафу.

Немного замедляюсь, дожидаясь, пока та свалит. Не хватало только в лифте одном ехать аж до четырнадцатого этажа. Я такого эмоционального испытания не выдержу. Сигану нафиг в шахту.

Ну всё, вроде утопала. Проход свободен.

– Пчёлкина, далеко спешишь? ― окликает меня знакомый голос, когда я выныриваю из-за укрытия.

Блин. Не свободен. Следовало догадаться, что за рулём не личный семейный водитель.

Оборачиваюсь к Стасу, который аж даже вышел из машины, чтобы я обратила на его персону своё внимание.

Ну, ок. Обращаю.

И ставлю пять балов за внешний вид. Вкус у него действительно имеется, жаль на девушек это не распространяется, но зато он хотя бы всегда выглядит как с иголочки.

Сегодня, вот, на нём рубашка с закатанными рукавами и жилетка в тон строгим брюкам. Смотрится очень эстетично.

– На ковёр вызывают. Будут отчитывать за плохое поведение.

– И отшлёпают?

– Делишься детскими воспоминаниями или эротическими фантазиями?