Хрустит пластик. Я так сильно сдавил ключ от машины, что тот, не выдержав натиска, рассыпался в моих руках. К такому нельзя быть готовым.

Она стоит передо мной удивлённая не меньше, а может даже больше.

Волосы убраны в строгую прическу. Белая блузка, обтягивает умопомрачительную грудь. Юбка-карандаш облизывает её бедра, подчеркивая каждый изгиб. Черные колготки, а, может, чулки, притягивают взгляд к стройным ногам, обутым в сексуальные лодочки.

Вся кровь от лица, мгновенно приливает к другому органу, заставив тот напрячься.

Какого черта?

Он помню её совсем иной: юной, неопытной, наивной.

Но сейчас передо мной, словно, стоит другой человек. Черты лица стали острее, придав облику утонченную завершенность. Взгляд – жестче. От той доверчивой малышки не осталось и следа. Фигура стала сочнее, хотя, талия, по-прежнему, тонкая. В её облике сквозит неуловимая грация, женственность, которая не была заметна ранее. Что-то в ней изменилось. Девушка-подросток отошла на второй план, уступив место более искушающей версии.

Я чуть приподнимаю бровь. На миллиметр. Отступаю на полшага вглубь кабины, как бы намекая.

Войдешь?

Кейт облизывает пересохшие губы. Мой взгляд опускается к ее алому рту. Она это замечает и рвано выдыхает, сделав маленький шажок назад.

Удивленно вскидываю брови.

Нет?

Выстреливаю рукой, хватаю Кейт за грудки. Сминаю полы ее белоснежной рубашки, сгребаю их в кулак и рывком втаскиваю ее в кабину.

От неожиданности она едва успевает сообразить, что происходит. Створки сходятся, отрезая нас от внешнего мира. Лишая ее пути к отступлению.

Лифт начинает движение.

Мы не двигаемся. Стоим, глядя друг на друга. Боимся даже дышать. Я все еще сжимаю ее блузку в кулаке так, что сладкий пудровый аромат пропитывает мои пальцы насквозь. Он проникает в легкие, душит чем-то давно забытым. Душит, и мне становится сложнее держать себя в руках.

2-й этаж… Прихожу в себя, отдергиваю руку, отступаю, кисть огнем горит, будто блузка Кейт была измазана ядом или кислотой.

3-й. Кейт торопливо расправляет одежду, стыдливо прервав зрительный контакт. Она будто только пришла в себя, так же, как и я, и теперь судорожно соображает, как выйти из ситуации если не победительницей, то хотя бы живой.

4-й. Слежу за ее неловкими движениями. Тонкие пальцы дрожат, давая понять, что эта встреча выбила ее из колеи так же, как меня. Кейт опускает руки. Ведет ладонями по бедрам, как отличница у доски. Взгляд голубых глаз ползет по мне выше, будто ей не верится, что это реальность. Натыкается на мой тяжелый взор и тут же отводит глаза. Сглатывает. Жилка на шее бьется сильнее…

…

9-й. Тонкая шея, белая кожа. Мой рот наполняется слюной, как у гребаного вампира. Она наверняка пахнет пудрой так же ярко, как ее блузка.

10-й. Кейт нервно теребит часики на запястье. Смотрит, который час. Прикрывает глаза. Нервно поглядывает на табло ползущих этажей.

11…

12…

13-й. Я больше не могу бороться с этой разрывающей яростью. Медленно тянусь к консоли и ударяю по кнопке «стоп».

Лифт недовольно вздрагивает и замирает между этажами.

Испуганно смотрю на табло, и понимаю, что скорее всего не выберусь из кабины живой. Но перечить Джеку Моретти сейчас все равно что добровольно уложить голову на плаху. А я не такая дурочка. Я вообще стараюсь не шевелиться и даже не дышать. Легкие начинает колоть от боли. Интересно, а каковы шансы, что он сочтет меня пустым местом и уйдет?

Поднимаю робкий взгляд и натыкаюсь на холод его карих глаз.

Поспешно опускаю голову и начинаю рассматривать мыски своих замшевых туфель. На правом крошечная царапина, вероятно, появилась, когда он почти волоком затащил меня в лифт.

Значит, Джек жив…

Прикрываю глаза, стараясь не думать, но удается плохо. Все рецепторы обостряются, и я начинаю ощущать его своей гребаной кожей.

От него веет дорогим парфюмом, у меня кружится голова с того самого момента, как он схватил меня за блузку. Распахиваю глаза, чтобы не упасть, глаза как магнитом притянутые снова возвращаются к его облику. Черные брюки в тон рубашке идеально подчеркивают его мощную фигуру. Они как влитые сидят на упругих бедрах, жирной чертой подчеркивая тот факт, что Джек нисколько не изменился за эти годы. Напротив. Он лишь стал еще мощнее и спортивнее. Рубашка плотно обтягивает широченные плечи, пара пуговиц на вороте расстегнута, являя миру загорелую шею с контрастно выделяющимся кадыком. У меня пересыхает во рту. Я не могу сглотнуть, поэтому оставляю эту затею.

Упрямый подбородок Джека чисто выбрит, губы плотно сжаты в линию. Он раздражен. Об этом твердят и сжатые до вздутых вен кулаки. Он либо собирается ударить меня, либо контролирует свой гнев, чтобы не сорваться.

Но на мне нет ни единого синяка, значит скорее второе.

Очень медленно, чтобы не спровоцировать зверя, тянусь к консоли с кнопками, надеясь нажать на одну из них и поскорее выбраться из этой тюрьмы, зависшей в воздухе. Не поднимая глаз, вдыхаю и на выдохе поворачиваю голову к панели. Блестящая клавиша так заманчиво близка, что я уже ощущаю холод стали пальцем.

Но внезапно мое запястье накрывает загорелая ладонь. Пальцы сжимаются так, что мне становится больно. Я вскрикиваю. Пытаюсь отдернуть руку, но делаю только хуже. Джек толкает меня к закрытым створкам лифта и, сжав мою шею, заставляет поднять глаза вверх, чтобы наконец взглянуть в глаза страху.

– Ты. Стреляла. В. Меня. – Каждое слово отдается болью в затылке. Он давит на меня, заставляя вжаться в металл.

Обеими руками вцепляюсь в его запястье, пытаясь оторвать эту смертоносную лапу от себя. Но его пальцы лишь усиливают хватку, сжимаясь сильнее. Перед глазами начинают появляться светлячки. Мне невозможно дышать.

Инстинктивно размыкаю губы, как выброшенная на берег рыба, пытаюсь заглотить хоть крупицу кислорода, вдохнуть. Грудь, обтянутая блузкой судорожно вздрагивает, и эта попытка оборачивается против меня.

Джек на долю секунды опускает взгляд, и я понимаю, что просчиталась. Огонь ярости в его глазах мгновенно меняется другим, более терпким и глубоким, и я едва успеваю глотнуть кислорода, Джек затыкает мне рот поцелуем.

Шея саднит от его хватки, которую теперь он переместил назад, к затылку, чтобы не дать мне уйти. Настойчивый до грубости язык трахает мой рот, буквально имеет меня заставляя окончательно потеряться в ощущениях. Я кажется бью Джека по плечам, ударяю по груди, осыпаю его своей ненавистью, но даже сама не до конца осознаю, что происходит.

Рука на моей шее растворяется, и в ту же секунду я взмываю в воздух. Чтобы не упасть хватаюсь за широкие плечи, царапаю их ногтями, стремясь сделать так же больно, как он делает мне. Узкая юбка комкается в районе талии, трусики до боли впиваются в бедра, но в то же мгновение слабнут, стоит этому животному порвать их. И едва я успеваю осознать, что происходит, меня буквально надвое разрывает его горячий член.

Язык, до этого терзавший мой рот, прекращает натиск, но Джек не выпускает из плена мои губы. Он лишь отвлекается на то, чтобы выдохнуть. Будто выпускает копившееся внутри напряжение, стоит нашим телам соединиться. Моя голова кружится, я выдыхаю и тут же шумно вдыхаю, когда первый толчок впечатывает меня в стенку лифта. Моя голова ударяется о металл, я жмурюсь, пытаюсь надышаться кислородом, пока этот зверь не вспомнил, что мечтает меня придушить. Но вдохи обрываются в такт ударам его бедер о мои. В такт творящемуся бесконтролю.

– Отпусти… – наверно это произношу я, но совершенно непонятно, на что я надеюсь. Пальцы Джека больно впиваются в бедра, он дергает меня на себя, и тут же отводит, чтобы растрахать сильнее. – Оставь…

Протестую какими-то невнятными выдохами. Напряжение, копившееся все эти годы, концентрируется внизу живота. Мне становится больно терпеть то, что творится сейчас. Я стону от боли, но Джека это не волнует совершенно. Он еще неистовее имеет меня, будто читает мысли и знает, что эта боль вызванная напряжением лечится только одним способом.