По мнению археологов, это плато за пять тысяч лет до нашей эры было значительных размеров островом, и там находилось поселение неизвестного происхождения. Возможно, что это была легендарная Атлантида или одна из ее колоний. К тому же плато идеально подходило для создания там подводной станции: его почти идеально плоская поверхность находится всего в 138 метрах от уровня моря при средней глубине в данном районе 787 метров.

Технически станция представляет собой трехуровневое сооружение.

Первый уровень является комплексом чисто искусственных сооружений, на которых расположены доки для приема подводных лодок снабжения, склады, гаражи для исследовательских аппаратов, охранные системы.

Второй уровень – наполовину врытые в грунт поверхности плато жилые помещения и исследовательские лаборатории.

Третий уровень состоит из искусственных и естественных пустот под поверхностью плато, заполненных газовоздушной смесью. Именно здесь в настоящее время и проводят археологические и геологические изыскания.

Проанализировав следующие факты: отсутствие в официальных и агентурных источниках точного плана третьего уровня станции, где были бы указаны расположения всех подземных пустот и пещер, а также наличие возможности незаметно для сканирования спутников расположить под скальными породами подводного плато любое оборудование, специалисты ВКР сделали вывод: частично или полностью новая система противоракетной обороны Американо-Европейская Конфедерации смонтирована на третьем уровне подводной станции «Наутилус».

Учитывая то обстоятельство, что новая система ПРО конфедератов в первую очередь угрожает безопасности стран Минского договора, а также необходимость сбора более полной информации по объекту «Наутилус», генштаб объединенных вооруженных сил стран Минского договора дал указание ГРУ – Главному разведывательному управлению – Российской армии подготовить и осуществить разведывательно-диверсионную операцию под кодовым названием «Вскрытие»…

Утром третьего апреля 2053 года меня вызвали в штаб к командующему спецбригадой полковнику Спорышеву (позывные Лис – от Леонида Ильича Спорышева). Я наивно полагал, будто причиной вызова послужило то обстоятельство, что в начале апреля у меня должен был начаться очередной полуторамесячный отпуск.

Леонид Ильич, как всякий ответственный отец-командир, считал своим наиважнейшим долгом лично напутствовать офицеров бригады, «вынужденных» временно выпадать из поля его зрения. А потому после предотпускного инструктажа «в целях повышения боевого и товарищеского духа и обеспечения плавного перехода от тягот казарменной жизни к соблазнам штатской» Лис мастерски разводил каждого офицера-отпускника на организацию прощального ужина для офицерского состава бригады.

Надо отметить, что на наших отпускных эти «неуставные финансовые мероприятия» ни в коей мере не отражались. Командиру удавалось ежегодно выбивать для вверенной ему части существенное дополнительное финансирование, которое как раз и использовалось для организации шикарных праздничных вечеринок офицерского состава спецбригады и дополнительных дотаций к жалованию низших чинов.

Учитывая, что наша часть была самым боеспособным подразделением не только дивизии, но и корпуса, вышестоящее руководство каждый раз закрывало глаза на бюджетные шалости полковника Спорышева. Поэтому, сидя в приемной штаба бригады и ожидая вызова на ковер, я не только флиртовал с машинистками полковой канцелярии и просматривал буклеты туристических фирм, но также заранее мысленно готовил меню «отходного ужина». Однако моим «розовым» планам не суждено было сбыться.

Обычно очередной отпускник долго «парился» в приемной полковника, так сказать «доходил до кондиции». Но это утро стало исключением. На ковер я попал даже не успев прикинуть, что заказать на второе – филе из осетрины под грибным соусом, фаршированной очищенными лимонными дольками и испанскими маслинами, или шашлычок по-аджарски из ребрышек молодого барашка, вымоченных сначала во взбитых сливках, а затем в грузинском вине трехлетней выдержки.

Для особо любопытных уточняю, что на первое в моем праздничном ужине планировался венгерский мясной гуляш с приправленным паприкой мадьярским хлебом под рюмку ледяной перцовки «Рiдна Украiна», настоянной на липовом российском меду. Вот такой я гурман-интернационалист.

Еще на пороге кабинета я понял, что сегодня ужинать придется в столовой курьерского поезда, идущего по маршруту «Минск – Москва – Большие проблемы». И меню ужина будет следующее: на первое – куриный бульон по-мински, на второе – перловая каша по-московски, на третье – консервы из офицерского сухпайка по-спартански с запивкой из двухсот грамм кондукторского первача. Для вышеозначенных выводов мне даже не пришлось применять легкое пси-зондирование мыслей и чувств любимого и глубоко уважаемого мною командира.

Обычно Лис при аудиенции тет-а-тет, в целях экономии времени, давал нижестоящим коллегам возможность мгновенно прозондировать, что у него на уме и в каком он расположении духа. Но, как я уже говорил ранее, сегодняшний день с самого утра вышел за рамки обычных офицерских будней. На выразительном усатом лице Лиса ясно читалось, что приговор «Дальняя дорога и новое сложное задание» для «вечно везучего» капитана с позывными Ник обжалованию не подлежит.

Тем более в кабинете кроме нас с Лисом присутствовал пренеприятного вида субъект в штатском, сквозь совершенно лысый череп которого ярко просвечивал штамп «Сделано в ГРУ». В отличие от слегка располневшего на административной работе Лиса, грушник был подчеркнуто подтянут и болезненно-худощав, при этом рост у обоих был под метр девяносто.

– Вызывали, товарищ полковник? – обратился я к Спорышеву, затем четко по уставу отдал честь и щелкнул каблуками.

– Вольно, Ник. Можешь расслабиться, здесь все свои,– ответил Лис.– Знакомься. Это мой давний друг, Шамиль Анварович Хусанов. Вот, приехал старика повидать да на учеников моих посмотреть.

– Рад познакомиться, Николай Иванович,– с легким кавказским акцентом поздоровался Хусанов, дружески улыбаясь, и внимательно уставился в мой правый глаз.– Много интересного слышал о вас.

Два ментальных удара я получил от Хусанова и Лиса синхронно. Оба удара были настолько мощными, что даже по отдельности представляли для меня смертельную опасность. Но оба они попали в пустоту: за мгновение до атаки мое сознание буквально на доли секунды вышло за пределы тела и тут же вернулось назад.

К моменту возвращения моего альтер-эго в телесную оболочку оба импульса атаки, не встретив никакого сопротивления с моей стороны, благополучно погасили друг друга, ибо индивидуальная частота субъектов, породивших их, была разная, а мощность практически одинаковая.

Если бы удары были нанесены по очереди и я попытался бы погасить их собственными силами, просто сгенерировав ментальный щит, то к концу атаки стал бы рядовым идиотом, не способным даже дышать самостоятельно.

Естественно, убивать меня никто не собирался. И мой шеф, и его приятель, каждый по-своему, предупредили меня об атаке. Лис, например, заявил, что я могу расслабиться, хотя этого понятия в его словаре не существует уже лет тридцать. Хусанов, уставившись в мой правый глаз, фактически дал понять, что сейчас врежет ментально со всей дури. В общем, меня просто протестировали на профпригодность. Хотя имели место некоторые нюансы.

Во-первых, я показал свою постоянную боеготовность тем, что сумел вовремя мобилизовать необходимый для защиты пси-потенциал.

Во-вторых, продемонстрировал способность мгновенно принимать нестандартные решения тем, что не стал напрасно тратить силы на защиту своего сознания, а просто отключил его в момент двойной атаки, установив кратковременный внетелесный контроль.

В-третьих, блеснул своим умением мгновенно и выборочно применять в экстремальных ситуациях сложнейшие методики пси-защиты и самоконтроля.