Наследие Другпы Кюнле оказало глубокое влияние на представления о том, как подлинная духовная реализация может проявиться в религиозном мире, где эгоизм, материализм и лицемерие часто подрывают подлинную передачу и практику Дхармы. Как же выглядит проявление истинной реализации? Изучая речь и действия Другпы Кюнле, мы обнаруживаем сложный узел взаимопроникающих, порой противоречивых, но всегда захватывающих идей о том, как может выглядеть такая реализация.
В Бутане, где процветает наследие Другпы Кюнле, современные фольклорные истории изображают непристойного, распутного, дерзкого балагура – любвеобильного безумного йогина, не упускающего возможности совершить нечто непотребное или развратное, чтобы вышибить обычных людей из их привычного восприятия действительности. Этот Другпа Кюнле не стеснялся нарушать общественные устои и бросать вызов этическим и моральным ценностям, на которые люди опираются как в личной, так и в общественной жизни. Он с удовольствием учил обычных людей и подшучивал над теми, кто называл себя «практикующими Дхарму». Сейчас он вызывает не меньше смеха и радости, чем шесть веков назад. Он был безумным йогином, который спал с собственной матерью, разлучал женщин с мужьями и напивался до потери сознания, но его также почитают как второго Гуру Ринпоче, умиротворяющего и усмиряющего диких демонических духов, которые населяют гималайские горные джунгли Бутана. То, что он добился этого в основном с помощью своей пульсирующей «молнии мудрости», продолжает очаровывать и забавлять всех, кто слышит о его подвигах.
Сегодня в Бутане туристы могут приобрести сувениры в виде его «молнии мудрости». Люди стекаются в храм Другпы Кюнле, Чиме Лхакханг, в центральной долине Пунакха, чтобы получить благословение от огромного фаллоса, который, как говорят, был вырезан святым, а также от копии лука и стрел, которые он использовал для охоты. По сей день женщины, которые не могут зачать ребёнка, приезжают в этот храм со всего света, чтобы попросить благословения Ламы; они спят там на земле в надежде, что их молитвы о зачатии будут услышаны. И они осуществляются. Снова и снова появляются сообщения о действенности благословений Другпы Кюнле, что укрепляет его репутацию.
Чтобы нам не было слишком комфортно с этим представлением о танцующем пьяном безумце, тексты самого Другпы Кюнле, написанные в XV веке, вырывают у нас ковёр из-под ног. В единственном известном собрании его сочинений, упомянутом выше, – четырёхтомнике, состоящем из биографических и автобиографических работ, мы сталкиваемся с безумцем иного рода. С тем, чьё орудие для умиротворения и воспитания включает в себя и язвительный язык, и острый ум, и пронзительную критику религиозного лицемерия. Если это проявление Другпы Кюнле и можно считать безумцем, то только благодаря его неустанному стремлению раскрывать коварные обманы, которыми одурачивают и себя, и других те, кто считает себя образцом религиозной жизни. Он демонстрирует такое же безумие, когда обращает этот острый взгляд на себя самого и разоблачает собственные недостатки, уловки и тайное стремление показать другим определённый образ себя – безумца, наделённого смирением и правдивостью.
Попытаться определить все характеристики йогина, изображённого в этих томах, – йогина, ловко танцующего на границе литературных жанров, так же сложно, как и по признанию самого Другпы Кюнле в цитате, открывающей это вступление. В «Историях освобождения» читатель сталкивается с обескураживающим разнообразием различных произведений – от спонтанных песен реализации до рассказов, дидактических тирад, насмешливых подражаний, пародий, повествований о снах, видений и мощных эмоциональных реакций на непостоянство и страдания, которые переживают все существа во времени и пространстве. Хотя невозможно определить единый знаменатель этих сочинений, их центральной темой является вопрос: что действительно означает быть человеком, идущим по пути Дхармы, – как внешне, с точки зрения участия в мирской жизни, так и внутренне, с точки зрения личного роста и реализации. Безумец, который предстаёт на этих страницах, бывает сострадателен, до боли откровенен, спонтанен, весел, печален, романтичен, практичен и таинственен.
Феномен безумного йогина
Чтобы понять, как жил Другпа Кюнле и почему он так жил, следует учитывать явление, возникшее в XV веке, которое Э. Джин Смит назвал «феномен ньонпа»14. Хотя традиция святых безумцев довольно стара в Тибете, Смит рассматривает её как новое явление в эпоху бурной доктринальной и религиозной реформы15. Термин ньонпа переводится как «безумный», «сумасшедший», «ненормальный». Три основных представителя традиции ньонпа жили в Тибете XV и XVI веков: Цанг Ньон Херука (1452–1507), Другпа Кюнле (1455–1529) и У Ньон (1458–1532)16. В один и тот же период эти трое путешествовали примерно по одним и тем же местам на юге Центрального Тибета и жили там. Безумные йогины встречаются во многих школах тибетского буддизма, но большинство из них связаны с традициями, сосредоточенными на медитации, а не на схоластике. Знаменитые безумные йогины, упомянутые выше, принадлежали к школам ньингма и кагью (особенно к линии другпа кагью) или были связаны с ними.
В тибетском буддизме можно встретить различные формы «безумия». Та, что наиболее соответствует истории Другпы Кюнле, предполагает религиозную модель, которая считает святостью изменение обычного, нормального поведения с целью проявления духовных сил и достижения освобождения. В случае освобождённого безумца то, что кажется безумием, на самом деле является «высшей степенью духовного достижения»17. Нынешний Далай-лама описывает это безумие так: «Если человек получает опыт пустотности, истинного способа существования всех явлений, то его восприятие отличается от восприятия обычных людей так же, как восприятие сумасшедшего». Взгляд такого «практикующего полностью выходит за рамки обычного взгляда на мир»18. Если применить это определение, то термин «ньонпа» относится к людям, чьи цели чисты и которые заметно превосходят других в духовной и созерцательной силе. В результате они рассматриваются вне дуалистических представлений о хорошем и плохом, дозволенном и запрещённом. Такие люди часто (но не всегда) являются йогинами-одиночками, ведущими странствующий образ жизни или пребывающими в уединении, а не монахами – хотя, возможно, когда-то были таковыми.
Йогические безумцы, как мужчины, так и женщины, отличаются от других практикующих своим поведением. Эти странствующие безумные йогины постоянно нарушали общепринятые правила, этические и общественные нормы, могли странно одеваться, отказываться жить оседлой жизнью, заявлять о своей способности творить «чудеса» и исцелять болезни, а также вести себя эксцентрично и даже аморально. В результате они заметно выделялись на фоне множества религиозных практикующих, населявших тибетское нагорье.
Важной практикой безумных йогинов была практика «обращения вспять»19. В этой практике йогин применяет различные медитационные техники, идущие вразрез с общепринятой моралью. Это делается с целью обратить вспять процессы рождения, смерти и становления, возникающие по причине незнания нашей истинной природы. Такие практики постепенно освобождают практикующего из круговорота сансары. Посредством «обращения вспять» практикующие осознают свою изначальную, нерождённую природу и учатся укреплять эту реализацию20. Кроме того, безумный йогин может вести себя неприемлемо с точки зрения традиций, например быть нечистоплотным. Действуя вопреки социальным нормам, он преодолевает концептуальные разделения на хорошее и плохое, правильное и неправильное, чтобы ощутить всё как «единый вкус»21.
В «Историях освобождения» Другпа Кюнле представлен как человек, знающий об этих практиках и их подводных камнях. Комментируя их, он критикует тех, кто занимается ими, не осознав своей истинной природы, с целью продемонстрировать йогические способности и произвести впечатление на других: