Грудное До¹! Проклядь! Корпо ди барраджо²! ты говобрешь о видномости во фрикомане, о смешанных полов случаях среди козлов, холмистого кота и равнинной мышихи, Бигамена³ Боба и его старушки Шенфохт⁴! Черномахов⁵ паточному штукатурному произволу умалютенным быть! К тому ж выпущен был в том коричардстве⁶ Хумидия⁷ отравляющий томуд облакого пруди-пруда на самом деле. Тем не менее все кто слышали или передавали нахоядся сейчас с семейством бардов тем и Вергобретасом⁸ самим и толпою Каракулактикоров⁹ так же больше-не как быть им еще-не сейчас или они уже в ту пору никогда-либо были. Мобыть в некотором будущем мы непременно ослашум средь зуавных игроков Инкермана мима мямля мика¹⁰ и его ника¹¹ мимя их девства, Хилтона Св. Джаста (Мр Фрэнк Смит), Иванны Св. Остелл¹² (Мр. Дж.Ф.Джонс), Коулмэна¹³ с Лукана¹⁴ принимая четыре стороны, хор О'Дейли¹⁵ О'Дойлза¹⁶ дупель-шестеря припев в Фенне Мак Колле и Семи Эльфеях Лох Нича, Галлопце Брысаке и Урлеквине цитрач прошлого со своими весельчелами всеми, зимзим, зимзим. О челогрехах в этой Иервиггловой¹⁷ саге (которая, основательно читабельная до ы от и, является свергну донизу вся лжеутиной, антиклеветнической и непривлекаемой¹⁸ и то применимо к сему всему тому тому) о бедном Ости-Фрости¹⁹, описанном как вполне музыкальным гением в малом роде и владельцем чрезвычайно щекотонченного слуха, с тенористским голосом под стать, не единственно, но очень крупным поэтом того скуднически воищенского ордена (он начал Туонисонию²⁰ но отработал свой проход наверх до мы-все-держимся-вместех Анимандовитов²¹) ни один конец не знаем²². Если они присвистали его до того как поднял он занавесы, они присвистывают ему до сих пор вслед за его занавеса кончинцем. Ей фу²³. Его супруг, бедный старый А'Хара (Окаров?) удрученный вещами и исхудившийся в то время, попискивают, принял (Засснох!²⁴) у ардри²⁵ шиллинг²⁶ в завершении Крымской войны и, залетав своих диких гусей²⁷, выединствился в ряд в толпах чтобы преблупреждать дальше словно Шьюли Люни^28, вступил в коня Тайрона²⁹, Ирландску белобрысь^29*, и посолдатил чуток с Вулси³⁰ под вымышленным именем Бланко Мушкетовна Бакловича (подложным), после чего каркушня и мраморные залы Помп Корт Голубярия, дома старых конунгов³¹, глянули друг на друга и оставещали свою приютную навечность, ибо обнаруживается что по другую сторону воды случилось что на поле Васильева Корникса³² при неблагоприятных обстоятельствах сгинул он со своей частью, говоря, эту папскую безлистку старине передать, ссырой чавколад для натёщенного еболтуна. Буил³³. Бедный старый дорогой Пол Хоран, чтоб удовлетворить свои литературные также как и криминальные устремления, по совету выкинутому ж судьбителем^33* в болтливостной дурке, так говорит Дублинская разведка^33**, был кинут в один из Ридлиз³⁴ для пациентов в северных странах. Под именем Орани мог он был запасным быть в труппе способной выдерживать длинные роли по краткому уведомлению. Это точно. Корыстный Сэм, хмурной пристойный деблансер³⁵, немытый что, преследуемый всегда своим переигрышем, разжеланный что, по слову одному от Израфеля³⁶ Призвателя, скончался безболезненно после низверханий жизни одной хэллоу'инковой ночью, мухо́й и в состоянии естевства, продвижимый из Заднённого в Загробнее ударами с ноги каулинклоченными³⁷ по его устрице³⁸ и атланту по пореканию и поруганию и порочению своих последних плетью-в-кровных задир, Нордвежца и его напарницы из Волчицего класса. Хоть последняя соломка промельглянув его разголение этот сценический тугодур сказываем (западнившие хохмимили его 'Суфлебудоченком'^37*) торжественно сказав – как имел кратку мысль но рухнул пока голова его словно басс³⁹ прокинула горлышко пер внут пробки ящика (обжульного!): Мне драмы, О'Норжатцы, не подкачали! Теперь пусть стократные клечности моего эгождения как зовет их Миколас де Кьюзак^39*, – обо всех из коих я в моей дальнейшести конечно ж по праву регресса отречения мне – совпаданцем их противоположностей^39** переамальгамешиваются в этой лжичности неразличимостей где Бакстеры и Плоцкманы⁴⁰ кончали б они уже морочерть анс⁴¹ и (но на данный момент хоть железный колчок его петушквального старта мог бы уже и приготовить нас являемся мы почти зде́сьранными испражжением в конце хвоста^41*) этот перезадний брунетный канделёбр расплавил Нолана⁴² на части! Хан вар⁴³. Неприязнен каким он и был к друриодраме⁴⁴, своей жене Лэнгли⁴⁵, пророчице же, и самым приличным придюжным невысортом нашмонника из кого-либо вставлявших свои вралки сквозь околёсицу, исчез, (в до-свиделании чего вырвал он по-Английски все листы разобналичные из Поклёпера Порочностей) с кислика этой земли, этой австральной равнины что перемо́рил он себя в, настолько полностью бесслюдно (мать книги^45* пылемёлкой табуларазя его стирание свершенное над ее оберткой) что до пощекотать спекулятивное чтоб едва ль не высказать мнение (раз уж Леви⁴⁶ кто мог бы быть и Лэнгли мог действительно б быть каким-нибудь воскрешенцем к паганизму или добровольческим Вусденом⁴⁷) что шатун сей (кто обладал большим количеством юморескного) перетулил⁴⁸ свой комиковый латитат⁴⁹ к оного бескрайсветнейшему сокровре́менному. Бхи ши⁵⁰. Опять же, если Отец Сан Брауни, чай и тостер этому самому затейливейшему из байкопрясцев есть Падре Дон Бруно, веренный утешитель королевы Иар-Спании⁵¹, был преподобным сим, директором товарищества, тем удобовесёлым вицедёром, беззастенчивым кармелитом, к чьей трепещущей кафедре (кто из нас кроме помнит сего припаду́чного и благорогого Братомистра Ноланчика и Бройни.) грешащего общества сирены (смотри [Римско Католическую] прессвсюдку) по счастью стали с таким энтузиазмом преданными и был возражительным мудаком который очень периодически кокардил лотерейный билет у себя на шляпе что носил всю на один бекрень словно руковешалку сковородки (если б Ее Элеганчество его увидело она запищала б кипятком!) и был полугласно осужден в злоупотреблениях своим горяче-мытым столовым ножом (глянцуя над кочурой в своем кармане) этот же самый сноб с навозза, полностью на парочку летопенок возмужалей, встреченный Генералом⁵² в то красное утро календаря или майдневным юпитергом и были они? Fuitfuit⁵³.

Когда Фишлянин¹ Фил хочет закидывает свою губу 'эть псецело чтоб откусить судьбы и кто бы ни ушел в миксовый Отель² у соленой моречной воды 'нет там без мала ничего что можем мы тут поделать ибо не выйдеть ему никогда снова море. Это является темне́мее автодидактным фактом из общепри́знятейших что форма среднего человеческого смурно́физа, в то время как сожелтение³ хмурным-хмурно уж как поблекло, часто изменяла свое эго⁴ с гроходом литней (Не оригинально!). Откуда является это слякользким вопросом, с учетом сырой и низкой видимости (раз уж в этой скерцзараде чьих-то тысячи одной ночностей этот меч несомненности который б идентиформировал что тело никогда не падвёт) чтоб идендифинировать индивидного в паричёске, прямокроях, стандартном кулоне, досъемной сожаления подбышке, мешковатых штанах и шарклях (он часто намекаем как Патрикей⁵, перенёк в переулке) с уже зарождением (похоть!) в направлении области лысоты (ты постоянно первосекаешься со всевозлишним сортом других во всевозможных возрастах!) кто бывал спрошен вольными пансионными прогульщиками в промокших до нитки пальто повсестенно, Уилом, Конном и Отто, чтоб расказывать им беспространно, Хо́чу, Мо́чу и Должу, эту посцельющую сказёлку тех с трудом заслуживающих доверия приключирканий Халантерейщика, двоих Церкниксенок и троих Ебобылей в своих Медве́шкурных козлеждах⁶! Деви́чки и малички, но он же изменился мново со времень Торкилла⁷! Я, да, тра, гейзери, пи́нец, шиззис, шоссафот, окодебоко, девять⁸! Те много бородавок, те трущёрбные мушки, полузлобые морщины (что же нашло на лицо на целобрадском Е?), и (святыня Маунта Му⁹ спаси нас!) обширный фунгопарк¹⁰ повыращивал чтон! Пей!