– О! Ты кто?! – удивленно спросил я.

– А, я знаю кто ты?! – смеясь ослепительной улыбкой, и сбрасывая со лба белокурую челку кивком головы, воскликнула девушка, – Тебя, кажется Альбертом зовут? Да?

– А, тебя как? – в унисон спросил я.

– Эльза, как твою сестру, – девушка продолжала улыбаться, не выпуская из рук поилки и, не сводя с меня своих огромных зеленых глаз под опахалами длинных черных ресниц, что смотрели на меня из-под красивого росчерка черных бровей. Она хотела еще что-то сказать, но голос Ингуша, раздавшегося из прохода конюшни, заставил ее умолкнуть.

– Эльза, ты где?! – голос его окрика, встревоженно позвал девушку.

Она взглянула на меня и почти шепотом произнесла мне:

– Мой отец! – и звонко крикнула в ответ, – Папа, я здесь, ухаживаю за жеребенком, которого вчера Марго родила!

– А, кто там с тобой? – раздался голос конюха ближе.

– Это Альберт, сын хозяина, он только что приехал на каникулы. – Но повышать голос Эльзе уже не пришлось, Ингуш стоял у загона.

– Здравствуйте Альберт! – поздоровался конюх, войдя в загон, и осматривая жеребенка.

– Аппетит у него хорош, еще дня два и можно будет пускать к его маме, когда станет на ноги прочно.

– Ты у меня хорошей хозяйкой растешь у моего друга сын такой как ты, он на хуторе Сушенгоф работает конюхом, вот подрастешь будешь ему невестой.

– Папа ты рано говоришь об этом, а если он мне не понравится, тогда что?

Я понял, что пора вмешаться:

– Уважаемый мастер, я искал тут вас, оседлайте мне хорошего коня, хочу прокатиться, соскучился по верховой езде?

– Папа оседлай и мне лошадку, я хочу показать Альберту окрестности, и к тому же я буду не одна? – с мольбой в глазах попросила дочь.

– Ну да ладно, ты у меня хорошо сидишь в седле, оседлаю тебе Лили, она спокойная и чуткая к наездникам. Альберт поедет на строптивом жеребце двух годовалом, вы, Альберт его знаете?

– Это тот в яблоках, да? – вспомнилась мне лошадка, которую я объезжал, правда на длинном поводке Ингуша и кругами на дворе конюшни в большом огороженном загоне для выгулов молодняка.

– Да, его надо прогонять раз в три дня, как раз вот вы и прокатитесь с Эльзой.

– О! Папочка. О! Папочка, я так рада!

– Докорми малыша, а я пойду седлать лошадей, – Ингуш взглянул мне в глаза, – пойдем Альберт поможешь мне управится с седлами, да и тебе будет наука.

– Спасибо вам Ингуш, я послежу за ее Лили.

– А она за твоим в яблоках! – насмешливо ответил конюх.

Мы уже заканчивали седлать лошадей, когда Эльза, переодевшись в ездовой костюм, который болтался на ней, как на тоненькой тростинке флаг, с улыбкой подошла к нам. Ингуш посмотрел на нее, улыбнувшись сказал:

– Ну ты Эльза и вырядилась, как на взрослые скачки?

– Папа, что было то и надела, а что, что-то не так?! – задиристо спросила дочь.

– Иди, я подсажу тебя в седло.

Ингуш ловко подставил две ладошки под подошву сапога дочки, и она легко вскочила с рук отца в седло. Эльза тут же повернула лошадь и минуя открытую загороду загона с разгона лошади перескочила на ней через высокую ограду изгороди и умчалась по дороге к лесу, крикнув:

– Альберт, догоняй!!!

– Вот горячая, как огонь, и все делает, как так, чтобы было по-своему! – ворчал конюх.

Я направил своего коня на изгородь и легко преодолев преграду пустился вдогонку беглянки. Эльзу я догнал у опушки соснового леса, там, где начиналась дорога, ведшая в его сосновые заросли. Эльза побоялась без меня углубляться в лесную чащобу, и пустила лошадь шагом, так, что я быстро нагнал ее. Поравняв своего коня рядом, я стал расспрашивать девушку о ее житье бытье с отцом.

– Ну, что тебе сказать, моя мама умерла при родах, я выросла, можно сказать на кобыльем молоке, как на самом здоровом и полезном, как говорит мой отец, – она стала улыбаться, вспомнив смешную сцену из их быта, – он часто настаивал и настаивает немного прокисшее кобылье молоко, от этого оно становиться пенистым и немного пьянит. Но после его принятия, словно очистка происходит внутри, все грязи выходят из организма и прибавляется сил.

– Ты знаешь, когда я был твоего возраста …– Тут Эльза внезапно перебила меня, не дослушав:

– Это, как понимать, а? Я, что в твоих глазах еще маленькая?! Ану слезай с лошади, я тебе сейчас покажу, какая я маленькая!

Она спрыгнула на дорогу, затем завела лошадь на видневшуюся среди деревьев поляну и привязала ее к ветке кустарника. Я последовал ее примеру, привязав свою рядом.

– Теперь смотри! – она быстро сняла с плеч блузку и показала налившуюся уже грудь, – Ну, и, что скажешь теперь?! А вот смотри дальше, – и принялась расстёгивать свой ремень ездовых брюк. У меня вскружилась голова я в сумасшедшем волнении подбежал к ней нежно набросил на ее плечи блузку, но решительность ее не остыла, она стала шарить в моих штанах и причитать, задыхаясь от возникшего волнения:

– Это же надо, он считает, что я маленькая?!

Я не помню, как мы очутились на сочной траве и стали неистово качаться в ней пытаясь поймать тот сладостный плод, что так манил нас первым страстным чувством экстаза. Провозившись так с минут десять я в конце концов с трудом воткнул свой орган в ее нежное тело, и мы с несказанным наслаждением слились в одно целое.

– О! Вот видишь теперь?! Видишь?! Какая я маленькая? – изнемогая от неги, шептала Эльза, в страстном трепетном экстазе наслаждения, – Запомни, у меня никого раньше не было и никогда, кроме тебя не будет, чтобы не случилось! Я клянусь Пресвятой Девой Марией, что никогда не разлюблю тебя, и буду любить вечно! – строго говорила Эльза.

– О! Моя, моя любовь!Я клянусь перед Всевышним Богом, создателем всего живого на Земле, что никогда не разлюблю тебя и буду любить в вечности рождаясь вновь и вновь с любовью к тебе одной и единственной во вселенной! – прерывисто отвечал ей я, еще до конца не осознавая, что происходит с нами, и как это сказочно приятно и нет ничего счастливее нас в этом мире со мной и с ней, познавших этот миг сильной любовной страсти… Через два часа мы раскрасневшиеся прибыли в конюшню. Ингуш разносил сено лошадям, завидев дочь, сказал:

– Я распрягу, иди дочка приготовь мне еду я уже почти закончил.

На меня конюх не обратил никакого внимания, как будто меня здесь и не было. Я не стал разговаривать с ним, отдал уздцы ему в руку и ушел в расположение жилых помещений в замке.

Я зашел в ванную, принял душ, затем в своей комнате переоделся в домашнее. Неожиданно в дверь постучали.

– Войдите! – громко сказал.

В мою комнату вошла горничная:

– Альберт, отец приглашает вас на ужин, вы будете? – сказала и застыла в ожидании. – Аделия, передайте, что я уже спускаюсь в столовую. – Сказал и вышел следом за горничной. Там уже сидел мой отец и мать. И дождавшись, когда я уселся за стол, он начал говорить:

– Тебе уже шестнадцать лет, самое время определить тебя в офицерский корпус, так как наше сословие Фон Фирксов посвящало свое служение государю, поэтому я отправил твои документы в военное училище юнкеров при Санкт Петербургском Его Величества Царском казачьем полку имени Георгия Победоносца. По окончании школы юнкеров ты будешь служить офицером в этом элитном воинском и почетном полку. – Отец сказал мне эти слова, затем обратился к горничной, – Аделия плесни нам с сыном водки, я хочу выпить за будущего офицера Его Величества, за Россию!

– А не рано ли?! – возразила Ада фон Фиркс, моя маман.

– Пора становиться мужчиной! – вставая со своего места с наполненной рюмкой водки, сказал торжественно отец. Он поднес свою рюмку к моей, и мы чокнулись и выпили стоя. За обедом больше не было разговоров, кроме того, что я спросил у отца:

– Скажи папа, а что я не видел до сих пор дочку Ингуша, он ее прятал, мне показалось, что она приемная у него? – я с любопытством ждал, что ответит отец.

– Ингуш даже имя дал ей такое как у меня! – вставила Эльза старшая на год моя сестра.