— Магия защищала нас от этого! Защищала надежно город от разрушения и горожан от смерти! Почему светлые жрецы богини Ивавы сорвали магию и обрекли город на разрушения и смерть?!

— Темная божественная магия витала над градом сим! — рявкнул старец так, что породил новое эхо и перекричал продолжающего причитать Бома — Темная!

— Город был защищен! А вы сорвали защиту!

— Мы избавили город от скверны! От части скверны его наполняющей — поправился старец, с суровым намеком взглянувший на меня.

— Вы лишили город защиты от страшных чудовищ!

— Ни одна тварь не вошла в пределы городские покуда!

— Покуда! — парировал я — А когда вы сделаете свои дела и покинете город — защитная магия останется? Или исчезнет вместе с вами? М? Невинные жители ждут ваших слов, о светлый жрец — на слове «светлый» я сделал настолько сильное ударение, насколько позволяли мои способности оратора. А способности мои так себе в этом плане… но вроде я был услышан.

Раскинув руки, я повернулся вокруг оси и огласил площадь долгим криком–вопросом:

— За что с города сняли защиту?

Воображение уже спасовало. Ахинея про сверчка Барсика была чистой импровизацией. И сейчас мне требовалось хоть чуток времени, чтобы собраться с мыслями или получить подсказку от друзей. Поэтому, покуда в голове и сообщениях пусто, попытаюсь усилить драматичность разыгрываемого спектакля.

А заодно…

Увидев вернувшуюся Киру, занявшую позицию рядом с плитой возрождения — разумно, но обидно, блин, где вера в силы и живучесть своего парня? — я написал ей короткое сообщение. Его же продублировал Орбиту. Для надежности.

Сообщение гласило:

«Пусть Аньрулл спрячется! В подвалах разрушенного храма, если не найдет места надежней! Но пусть спрячется!».

На мой вопль отозвался примелькавшийся уже на площади перед кланхоллом пьянчуга. Размахивая почти пустой бутылкой, ковыляющей неровной походкой, он направился к отряду жрецов, угрожающе размахивая кулаком. Старец шевельнул бровью… и пьянчуга выпрямился, отер лицо, с отвращением взглянул на пойло и отбросил бутылку будто обжегшись. С горестным гласом:

— Пить — зло! — он твердой поступью пошел прочь.

Вот это исцеление! Вот это его закодировало! Да любой человек с алкогольной зависимостью душу бы продал за такую процедуру… Невольно вспомнился рыбак Афросий… если я не ошибся с именем. Почему того рыбака не исцелили до того, как он наделал столько бед? Ведь он вроде и по храмам ходил…

— Вы — я повернулся и жестко глянул на величественного старичка, ломающего все мои планы — Вы вошли в город подобно темным отродьям несущим смерть и разрушения!

— Как ты смеешь?! Мы — Свет! И радость несем в сердца!

— Заметно! — я поочередно ткнул в разные стороны.

Указал на изуродованную брусчатку площади.

Ткнул пальцем в задетую одним из големов треснувшую стену — и та словно заметив мой жест, рассыпалась на кирпичи. Пара зевак едва успела отскочить.

Показал на крышу, чья черепица, после небрежного касания санстоуна решила, что пришла осенняя пора и решила осыпаться — к несомненному горю хозяина дома и всех, кто оказался рядом.

Не забыл я напомнить обвиняющим жестом о груде битого кирпича — минут десять назад бывшей небольшим курятником. Теперь сарайчик превратился в неряшливую куриную могилку.

Я страдал ерундой. Ничего совершено тотального. Просто небольшой «побочный» ущерб. Действительно небольшой. Чтобы возместить его, хватило бы пяти золотых монет и двухминутной панихиды по усопшим курам. И все потерпевшие были бы полностью удовлетворены материально и морально. Для самых недовольных — пара улыбок и благословений от всеми любимых младших светлых жрецов. Вот и все. Ничего особенного. Но сам факт — они разрушили. Невиновные понесли убытки. Пошто народ страдает? А? Вот куда я давил. Но получалось не очень, честно говоря — чем тут впечатлить?

Но тут я понял, что в спектакле участвую не один.

Старец раскрыл рот, сердито нахмурился, вознамерился топнуть ногой, а следом обрушить на меня поток ехидных возражений и упреков. Но раздавшийся дикий грохот не позволил ему этого сделать. Вздрогнув, я перегнулся в поясе налево — будто сломался. Передо мной стоял немалый такой отряд, но это не помешало мне взглянуть «сквозь» него — воины и жрецы синхронно повернулись, глянули назад, я смотрел будто в тоннель. А вместе со мной глядел туда и старец.

У меня отвалилась челюсть.

Дом где?!

Четырехэтажный домина из желтого кирпича, с узорными колоннами, белоснежными мраморными козырьками, горгульями и ангелами на крыше застывшими в сомнительных позах. Соблазнительная для клановой инвестиции недвижимость на центральной улице. Где это все?!

Дом исчез! Пропал!

Там где он только что стоял вздымалось облако желтоватой пылищи. Слышались горестные крики. Кто–то в голос завывал. И завывал театрально. Вглядевшись, я увидел бегущего к нам еще одного полуорка. Одетого в уже виденную мною недавно элегантную одежду. Алый Барс. Но где тот величественный воин герой? Спотыкаясь, к нам бежал сгорбленный неожиданным ударом судьбу бедолага, загребающий ногами пыль и через каждые три шага падающий на колени и бьющий лбом о мостовую.

«Дом наш. Неспов. Это еще ущерб от санстоунов. Молодец. Гни эту линию дальше. Жертв не было».

Сообщение пришло от Черной Баронессы. Когда они на центральной улице дом купить успели?! Я на него только–только глаз положил. Левый….

Я взбодрился. Подтянул трусы повыше. Аж до цифрового пупка. Вернул челюсть на место. Придал морде скорбное выражение и вместе со всеми принялся ждать несчастного. Теперь в этом спектакле прибавилось актеров. Подбежавший Барс упал в финале плашмя, с трудом приподнялся, протянул руку к старцу и завопил:

— За что–о–о-о?! Всю жизнь! Всю жизнь копил по медяку! Каждую серебрушку из зарплаты крохотной клановой откладывал! Всю жизнь копил! И все прахом! Все прахом пошло! Светлые боги! За что сия кара снизошла на меня?!

Через секунду Алый Барс, знаменитый победитель множества турниров, обладатель кучи наград, герой десятков песен и баллад, блистательно исполнил в пыли эпилептический припадок. У меня снова отпала челюсть. Через мгновение новый дикий вопль заставил нас обернуться обратно. В пыли бился Бом.

— БАРСИ–И–И-И-ИК! — в голосе Бома отчетливо слышалась актерская ревность — Сверчушечка моя ненаглядная! Певун мой переломанный! На кого же ты покинул меня? На кого?!

— Что же мы наделали! — белокурый воин тяжко оперся о рукоять меча. На его юном лице пролегли первые морщины — Что мы наделали?!

Б–Б–Б-А-АХХХ!

— Боги — с испугом изрек старец и хрустнул шеей, поворачивая голову.

— Боги — повторил и я. Опять?

Опять…

На наших глазах заваливалась изящная жемчужная постройка похожая на чуть оплывшую свечу и украшенная по периметру крыши кованой оградой изображавшей василисков сражающихся с огненными демонами. Красивая постройка. Украшение города. Стоявшая на центральной улице. Дом с рокочущим гулом рухнул. Земля содрогнулась. Зацепило и прочие постройки. Мой город! Опять разрушают!

«Наша собственность. Списываем на ущерб от санстоунов». От главы Тамплиеров.

Та–а–ак… а они когда успели дом купить?! Мне срочно надо потребовать у знакомого мэра документы по купле и продаже городской недвижимости.

— За чт–о–о-о?! — окутанная перламутровой пылью к нам бежала изящная леди. Белая Леди. Гвиневра. Прическа спутана. Лицо испачкано. Платье порвано. Страданье и пережитый шок налицо — За что–о–о? Светлые боги! Светлые боги! За что?! Все прахом пошло! За что ниспослали на душу невинную мою сии страдания? Кто виновен в этом? Кто?

— БАРСИ–И–И-И-ИК!

— О мой прекрасный Д–О–О-ОМ!

— БО–Г–И-И…

Белокурый воин больше не мог говорить. Утирая бегущие по щекам слезы, он медленно опускался на землю.

— Столько бед! — опомнившись, добавил я свою лепту — Защита снята! Город под угрозой! Мы беззащитны! Нам конец! За что богиня Ивава так жестока с нами?!