Просторней других номера,

В обслугу семь дев… Даже Ева

Не знала такого, наверно,

Когда их прогнал со двора

Господь Иегова-ревнитель.

Её красоту, между тем,

По ряду картин оцените,

А что до других – извините,

Сравнить Есфирь не было с кем.

Ещё не распались народы

По признаку свой и чужой,

И не наплодились уроды,

Готовые ради породы

Пустить чужаков на убой.

Тогда ещё не было денег…

Войдя ж в царский дом налегке,

Смолчала Есфирь о рожденье,

Этническом происхожденье,

Как ей приказал Мардохей.

Какая была в этом тайна,

Не знаю, но ведал Гегай,

Попавший под нож не случайно,

Когда всех лишали повально

Того, где был срезан лишь край.

Еврей Мардохей ежедневно

Под дом, где Есфирь, приходил,

Узнать про здоровье, про нервы,

Чем их успокоить и, верно,

С Гегаем не раз чифирил.

Расстроишь тут нервы невольно:

Двенадцать аж месяцев срок

Отпущен был на благовонья,

На дни притираний до боли,

А ночью опять под замок.

С утра на притирку обратно

По древнему календарю.

И лишь через год автоматом

Насыщенная ароматом

Девица входила к царю.

Из женского дома для входа

В дом царский ей, что ни проси,

Давали… Бери, что угодно.

А что из коллекции модной

Могла она внутрь пронести?

Царя ей порадовать нечем,

Одним лишь – в чём мать родила,

В дом царский входила по вечер,

А утром опять, сгорбив плечи,

В дом женский… такие дела.

Годами средь прочих наложниц

Невольницей жить в западне,

И как бы ей ни было тошно,

В дом царский войти невозможно,

Пока царь не вспомнит о ней.

Тогда, как – с вещами на выход –

Вдруг имя её прозвучит

Фальцетом, поднимет шумиху.

Завистливый шёпот не стихнет,

А лишь растворится в ночи.

Ждала и подобная участь

С её красотою зело

Есфирь среди прочих до кучи.

Но прочим она не попутчик,

Её провиденье вело.

Есфирь, чтобы стать дамой сердца,

Взяла, что Гегай ей сказал,

Послушала, чем натереться…

Ущербный, а чем Артаксеркса

К жене привязать, евнух знал.

Двоюродная Мардохея

Сестра по потери отца

Есфирь проняла до трахеи

Царя Артаксеркса – сильнее,

Чем зелье сбивает юнца.

Вельможи ей расположенье

Выказывали почём зря -

Красою и телосложеньем

Статическое напряженье

Сняла эта дева с царя.

И царь на неё волей высшей

Свой царский венец возложил,

К народу с решением вышел,

Добавив зачем-то чуть слышно

Одесское – Шоб я так жил…

Когда выбираются жёны,

Народ упивается всласть.

Во славу царицы законной

Царь льготы раздал регионам,

Как делает умная власть.

Есфирь царь поставил царицей

На место строптивой Астинь.

Повторно собрались девицы

Родне разослать по гостинцу,

Друг дружку позвать погостить.

Хвалились, кто шёлком, кто салом,

Обычаями и жильём

От Африки и до Ямала,

И только одна промолчала

Есфирь о народе своём.

Всё делала как воспитатель

Её приказал Мардохей,

Заранее знавший, кем стать ей.

Как важно, замечу, читатель,

Кому доверяем детей.

Сидел у ворот палат царских

И всё Мардохей подмечал -

Как вышли два евнуха в штатском,

Совсем не таясь, по-дурацки

Ругали царя сгоряча

За выбор еврейки из прочих,

Что был Мардохей предпочтён.

Понятно мне, правда, не очень,

Чем евнух был ближневосточный

При выборе жён возмущён.

Царя не задушишь подушкой

(Как Павла из русской страны).

Хоть знать даже евнуху нужно,

Как может ночная кукушка

Перекуковать всех дневных.

Убить Артаксеркса хотели

(Словесное, суть, баловство)

Два евнуха, в чём душа в теле…

Секретом, знать, Полишинеля

Есфирино было родство.

И сам Мардохей был не промах,

Подслушал, что те говорят.

До виселицы путь недолог,

Не каждый то ведает олух,

Когда осуждает царя.

Воспитанница от Мардохея,

Слова те восприняв всерьёз,

Царю донесла про злодеев,

Какую несли ахинею,

И кто эту правду донёс.

Был скорым разбор – за злодейство

На дерево глупых людей

Повесили как полотенце,

И в книгу дневных благоденствий

Внесён был еврей Мардохей.

Амана царь вдруг возвеличил,

Седалищем выше князей

Поставил тиран невротичный

Зачем, за какие отличья?

Готовил к великой резне?

Все падали в ноги покорно

К Аману, как царь приказал.

И лишь Мардохей очень гордый,

Как сын трудового народа,

Перст средний ему показал.

Тут я размечтался, лишь фигу

В кармане держал Мардохей.

– Признать над собой чьё-то иго,

Предписанное прощелыгой,

Не может свободный еврей.

Так он отвечал на вопросы…

Придворные подняли вой -

Как можно расстраивать босса?

И если не сразу, то после

Заплатит еврей головой.

Не знали они – даже волос

Так просто ещё не упал

Ни с чьей головы… Что за подлость

Повесят Амана – то голос

В ночи Мардохею сказал!

Его призывали смириться,

Напрасно Амона не злить,

И сами же из любопытства

Узнать, как всё долго продлится,

Аману в ту ночь донесли

Что слышали от иудея,

Как фигу он прячет в карман.

Национализм Мардохея

Любого достал…. К прохиндею

Исполнился гневом Аман.

Ему показалось ничтожным

Свести с наглецом личный счёт.

Решил он тогда уничтожить,

Совсем как баранов, под ножик

Пустить весь еврейский народ.

Не мешкая, утречком ранним,

Созвал сучий потрох родню

В дом царский, устроил собранье,

Чтоб суки решили заранее,

Когда им назначить резню.

Нелёгкая это работа,

Всем разом устроить конец,

Продумать всё до подноготной,

Как резать потом гугенотов

Католикам дать образец.

Бросало собрание жребий,

Про месяц точнее узнать,

В который, как сор из передней,

Ни в чём неповинных евреев

С земли к Иегове прибрать.

Пур пал на двенадцатый месяц,

(Пур – жребий, красиво звучит).

Приходит Аман к Артаксерксу,

В доверие дабы втереться,

Карт-бланш на резню получить.

(Сегодня нам было бы странным

Про мерзости эти не знать -