– У вас нет ее фотографии?

– Кого?

– Той, с нем вместе вы купили этот дом. Вашей жены.

– Вы говорили что-то о предложении?

– Это может означать, – продолжала она, решив не обращать внимания на его попытку перевести разговор на другую тему, – только то, что воспоминания все еще болезненны для вас. Или же что вы выбросили ее из головы.

Полностью.

Она взглянула на него, увидела, как беспокойно ерзает он в своем кресле, и засомневалась, что она поступила правильно, заявившись сюда. Она также не считала разумным, что провела до этого час в баре, так как знала, что винный перегар никогда не является привлекательным и уж, конечно, не притянет его к ней. Но уж коли проявила безрассудство, ничего не поделаешь!

– А как насчет музыки? – Она села напротив него, устроившись на боковом валике дивана, и пригубила вино.

– Накую музыку вы любите?

– Выбирайте сами.

Когда он был в последний раз в таком положении, с Рашель, все было просто. Он знал, что она любит слушать, хотел поразить ее мелодиями нежными и задушевными, как бы летящими от сердца к сердцу.

Клер смотрела, как неуверенно он двинулся к пластинкам, и представила, что она тоже встала, остановилась за его спиной, сильно сжала руками его плечи… Когда он обернулся, чтобы посмотреть на нее, на его щеках стала заметна – правда, едва-едва – тень выросшей за день щетины.

Резник поставил «Джека Медведя» Эллингтона. Отрывистые фразы саксофона, сопровождаемые струнными. Бас Джимми Блантона повел мелодию с первыми звуками рояля.

– Чарли, – обратилась к нему Клер, – тан вас называют?

– Некоторые.

– Вы не думаете, что это старомодное имя?

– Может, и так.

– Мне оно нравится, делает вас проще.

Резник отпил немного вина, стараясь при этом не проглатывать его, как он делал это с чешским «Будвайзером», или ирландским «Гиннессом» в пабах. Ему казалось, что прошло много времени с тех пор, как он съел бутерброд. Вероятно, так и было. Перед ним, почти рядом, сидела привлекательная молодая женщина, которой надоела ее повседневная работа и люди, преимущественно мужчины, с которыми ей день изо дня приходилось встречаться. Как когда-то говорили, «британские полицейские великолепны». Нет, вы больше не услышите такого, разве что только при повторах старых фильмов по телевидению в послеобеденное время между показом игры в снукер на бильярде и лошадиных заездов. Все же что-то есть в его работе, может быть, контакт с нелегальным, незаконным, иногда их разделяет только один шаг, который нельзя переступить.

Она хорошенькая, эта Клер Миллиндер, и то, что она знает это, не портит ее. Создается впечатление, что она одевается так, как ей нравится, и если это ей не идет, то «пусть им будет хуже». Она самоуверенна, а общая ее хрупкость вызывала у Резника, против его воли, восхищение. Почему же всего этого ему недостаточно?

Она рассказывала что-то о том, что она выросла на ферме на северном острове, о пляжах, о своих играх. Вино исчезало из его стакана слишком быстро, но, когда она подошла к нему с бутылкой, он позволил ей долить еще.

– Извините, что не сумела найти покупателя на ваш дом.

– Все нормально. – Она села на подлокотник его кресла, поставив бутылку к себе под ноги. – Я уверен, что вы сделали все возможное.

– Да, я очень старалась.

Ее пальцы легли ему на правое плечо около самой шеи. Когда он наклонил к ней свою голову, кончики ее ногтей коснулись его щеки.

– Вы не знаете, Чарли, почему вы такой привлекательный мужчина? Сама я не могу найти ответ на этот вопрос.

– Тогда, может быть, это вообще неправда.

– Да, наверное, так оно и есть. – Она ухмыльнулась. Вы непривлекательны.

Ее язык прошелся по его зубам в обе стороны, затем стал исследовать его рот. Язык был теплым и ни мгновения не оставался в покое. Ее губы были мягкими и, конечно, пахли вином. Это напоминало ягоду черной смородины. Его рука наткнулась на ее грудь и тут же отдернулась, как от удара током.

– Чарли, я не могу целовать вас и смеяться одновременно.

– А что вы предпочитаете?

Джонни Ходжес пробивал себе дорогу через «Ворм-Вэлли» Эллингтона. Когда они съехали на пол, Клер ухитрилась сбросить свои ботинки и одновременно ухватить закачавшуюся бутылку с остатками вина. Если кто-то и щекотал слегка пальцы на ее ноге, то, вероятно, это был один из котов. Резник перекатился набок, чтобы не задавить ее своим весом. Труба и саксофон снова обменивались посланиями друг с другом; вызов и ответ, пришел и ушел. Пальцы Клер расстегивали его рубашку.

– Как агенту по продаже вашего дома, – говорила она при этом, – мне, как я полагаю, чрезвычайно важно осмотреть спальную комнату хозяина.

Резник откатился в сторону.

– Не надо, – сказала Клер, после паузы.

– Что?

– Вздыхать. Вы были готовы издать этот огромный тяжелый вздох и затем закрыть глаза и слегка покачать головой. Не так ли? В этом нет необходимости. Все в порядке. – Она стояла, разглаживая юбку, выправляя полосы на своих колготках. – Это случалось и раньше, – она усмехнулась, – правда, не так уж часто.

Резник чувствовал себя глупо, сидя на полу своей собственной гостиной со скрещенными ногами.

Она протянула руку и помогла ему подняться.

– Что с вами, Чарли? Верная любовь? Смущенный, он смотрел в сторону.

– Вероятно.

– О-о! Чарли! – Клер сжала его руку, ткнула кулаком в живот, быстро поцеловала в шею. – Пошли. – Она потащила его обратно в сторону кухни. – Я чувствую, что умираю от голода, и вы должны дать мне что-нибудь поесть, пусть это будут даже рисовые хлопья. Кроме того, если мы закончим эту бутылку на пустой желудок, мы уснем рядышком, а этого не должно быть никогда.

– Это все, что вы едите? – спросила Клер, глядя на свою тарелку. – Бутерброды?

– Чаще всего.

– А у вас больше нет?

– Я уже поел.

– Такой же?

– Что-то вроде.

– Тогда мне понятно, почему вы не хотите еще.

– Вам не нравится?

– О! Он великолепен. Просто мне не захочется есть всю неделю. Только и всего.

– Мы все еще никак не дойдем до вашего предложения, – заметил Резник.

Женщина засмеялась и продолжала жевать, не имея возможности говорить с набитым ртом.

– У нас есть программа, касающаяся в основном собственности, которая не продается очень долгое время. А положение с вашим домом не очень далеко от этого. Мы обсуждаем с владельцами возможность краткосрочной аренды. Три месяца, максимум шесть. Все-таки, какой-то доход. В условия аренды включается положение, разрешающее нам продолжать показывать помещение клиентам. С другой стороны, арендаторы могут покинуть помещение раньше срока, если найдут другое, более подходящее место. Так что такое положение устраивает всех.

– Я думаю, что смогу остаться здесь и дальше.

– Как я уже говорила, я не предлагаю делать что-либо подобное сейчас. Просто размышляю на случай, если никто не клюнет к весне…

– И если случится такое, то я найду холостяцкую квартиру своей мечты.

– Вот именно.

– Не знаю.

– Будут гарантии.

– Не знаю, понравится ли мне, чтобы незнакомые люди…

– Чарли, а кому вы собираетесь продавать этот дом? Своим друзьям?

– Продавать и сдавать в аренду – это не одно и то же. Представьте себе, что он не продастся…

– Никогда?

– Никогда.

– Можно продать рано или поздно все, что угодно.

– Но если я выеду, а затем по какой-либо причине должен буду вернуться обратно…

– Чарли. – Она близко подошла к нему, вплотную, но без каких-либо проявлений сексуальных чувств, которые испарились. – Вы не хотите выезжать, не тан ли? Это ваш дом, вы здесь у себя.

Его взгляд был устремлен мимо ее лица.

– Может быть, в этом-то и вся проблема. – Она слегка поцеловала его в щеку и отступила назад. – Мы друзья, Чарли Резник?

– Может быть. – Теперь улыбался он.

– Чарли, – произнесла она с наигранной суровостью, – мы ведь не обсуждаем здесь какую-нибудь крупную сделку или вообще мировые проблемы…