— Расскажешь?

— Можно… — Он замолчал на пару секунд, а потом, видимо вспомнил. — Вот вам хороший пример. Это случилось осенью шестьдесят восьмого. Где-то в сентябре. Я как раз пошёл в шестой класс. Однажды после уроков находит меня одна знакомая девочка, про которую я уже почти забыл. Поймала меня в школьном дворе и говорит — так, мол, и так, Сашка, у меня папа умирает. У него сильные боли. Мол, помоги ему, пожалуйста. Я ей самой немного помог, когда она лежала в больнице. Точнее, я до сих пор не знаю, я ли ей помог или антибиотики, которые ей в ту пору кололи, но она была убеждена, что я. Ну ладно. Пожалел я её — очень уж горько она плакала, когда об отце рассказывала, — и пошёл к ним домой. Отец её и в самом деле умирал. Рак печени в финальной стадии. К тому дню он уже дней десять держался на одном морфии. Два раза в день к ним приходила медсестра и ставила ему уколы.

Ладно, думаю, попробую что-нибудь сделать. А у меня к тому времени небольшой опыт в таких делах уже имелся. Я одному дядьке однорукому вернул его руку и знал, что нужно делать. Подменил я тело отца этой девочки его же собственным Големом — только совершенно здоровым, без тех опухолей, которые у него уже по многим внутренним органам разбежались — и перенёс в Голем его душу из умирающего тела. Я к тому времени это уже умел.

Ушёл я от них, а сам горжусь собой, чуть не лопаюсь от той гордости. Вот, мол, как я ловко всё это провернул. Пришёл на другой день к наставнику и похвастался. Говорю, что вот вы, мол, мне не верили, а чистое и беспримесное добро всё же существует! Мать и дочь счастливы, дядька этот тоже. Он-то точно знал, что с ним происходит, и что ему жить совсем немного осталось, а тут вдруг такое чудо расчудесное! Ясное дело, он тоже был безмерно счастлив и мне благодарен.

Но тут наставник на меня ведро холодной водички опрокинул. Рано, мол, радуешься, Саша. Как ни жаль, но чистого добра всё же не бывает. Добро оно всегда под ручку со злом ходит. Ты просто не научился их различать. Присмотрись к этому человеку внимательнее. Где-то рядом с ним непременно зло притаилось. Если не в нём самом и не в его семье, то среди близкого окружения. Поищи и не ленись. Это непременно нужно сделать. Это тебе в будущем очень пригодится. Если не получится, приходи ко мне. Мы тогда вместе поищем.

— Нашёл? — усмехнулся дед.

Саша вздохнул и кивнул.

— Нашёл. Не сразу, но нашёл. Дядька это занимал заметную должность в одном госучреждении. Все его сослуживцы знали, чем он болеет. Вроде и сочувствовали ему и его семье, но его смерть должна была вызвать серьёзные подвижки в структуре этого учреждения. И многие из них ждали его смерти и надеялись на новые должности и на новые зарплаты. Планы какие-то на будущее строили, а тут такая неприятная неожиданность! Он вдруг снова появляется на службе и выглядит не только не больным, но ещё и помолодевшим. И всем планам у надеявшихся на перемены внезапно пришёл конец. Как такое переварить? Ясное дело, делали вид, что рады за него, но на самом деле тихо ненавидели. Причём даже те стали его ненавидеть, которые до болезни относились к нему нейтрально или хорошо. Вот вам и зло в чистом виде.

Дед кивнул.

— Да, прав твой наставник. Добра без зла не бывает. Как и наоборот. Следуя твоему примеру, и смерть несёт в себе добро. То есть не является злом в чистом виде. Для того, кто умер, и для его родственников она является злом, но для других она была бы добром. Открытие окна возможностей.

— Да, вы верно поняли мою мысль. Смерть тоже несёт в себе добро. За одним исключением…

Он замолчал, но тут заговорила бабуля. До этого она молча слушала, не вмешиваясь в их разговор.

— Дети?

Саша кивнул.

— Да, дети. Смерть ребёнка, возможно, тоже несёт в себе маленькое добро. Совсем маленькое, даже микроскопическое. Ну, например, место в детском садике освободится, ребятишек в классе станет на одного меньше, а это какое-то облегчение для учителей. Но горе, которое несёт с собой смерть ребёнка, для всех окружающих, в том числе и для учителей и воспитателей в детском саду, не сравнимо с этим крохотным добром. Я думаю, роль этого добра настолько незначительна, что окружающие его просто не видят. Никому и в голову не приходит рассматривать смерть ребёнка под таким углом. Мне, кстати, тоже. Я привёл этот пример лишь для полноты картины. Так что говорить об абсолюте в отношении меня ещё очень рано. Я многого не знаю. Мне предстоит ещё очень долго учиться. Возможно, даже бесконечно долго. Законы природы — это ладно. Этим я овладею достаточно быстро. Я и сейчас уже знаю много такого, что станет известно науке очень нескоро. Но вот человек, как явление. Один единственный человек сложнее всей Вселенной со всеми её законами. Я вам приведу один пример.

Дед улыбнулся.

— Какой?

— Вот мы много и охотно говорим о прогрессе. О том, как человек изменился за последние десятилетия. Пишем, обсуждаем на научных конгрессах, дискутируем. А я пару лет назад провёл небольшой эксперимент и выяснил, что суть человека за прошедшие тысячелетия мало изменилась.

В глазах у Саши мелькнули чёртики, поэтому, наверно, дед тоже улыбнулся.

— Расскажи?

— Попался мне как-то в руки роман Бокаччо «Декамерон», — он заметил, как бабуля поджала губы, и смешливо фыркнул. — Знаю, что книга не очень приличная, но я не собираюсь говорить о её содержании. Речь пойдёт о другом. Помню, как сам смеялся над некоторыми пассажами оттуда, когда впервые читал её. Помню, как сопереживал её героям, когда речь шла о трагичном. А потом как-то раз у нас с наставником зашла речь о литературе, и я упомянул этот роман. Наставник рассмеялся и рассказал о том, как реагировали гостившие у него в замке дамы и кавалеры, когда заезжие артисты разыграли перед ними некоторые сценки оттуда. Сколько смеха и веселья вызвала эта книга! А дело, чтобы вы понимали, происходило в четырнадцатом веке. Вскоре после того, как этот роман был написан и в списках разошёлся среди тогдашней аристократии.

— В каком веке? — удивился дед. Он, наверно, подумал, что ослышался.

— В конце четырнадцатого. Наставник у меня долгожитель. Он в то время уже жил. Он жил уже в те времена, когда Иисуса Христа ещё в проекте не было. Впрочем неважно! Сейчас о другом. Так вот, вернулся я домой и почему-то задумался над его словами. Что-то меня беспокоило. Вот именно тогда мне и пришла мысль провести небольшой эксперимент. У нас в стране после революции «Декамерон» не переиздавали, но в одной из частных библиотек я нашёл экземпляр, изданный в России в семидесятых годах прошлого столетия. Нашёл и сделал с этой книги две копии. Одну из них я подбросил в умывальник общежития при МГУ, а другой тоже в общежитие, но при Ленинградском университете. Книги пошли по рукам. Понятно, такая редкость! А студенты народ любознательный. Интересно же почитать то, что невозможно найти даже в самых полных публичных библиотеках. Я узнавал: в Ленинской библиотеке в Москве «Декамерон» имелся, и даже несколько различных изданий, но на руки он выдавался только по специальному разрешению. Например, аспирантам, темы диссертаций которых были как-то связаны со средневековьем. На полках его найти было невозможно. Только в архиве.

Саша остановился, чтобы отхлебнуть уже остывшего чая из своей чашки. Дед и бабуля терпеливо ожидали продолжения рассказа. Видно было, что тема их заинтересовала. Нужно будет потом попросить Сашу. Юле тоже захотелось прочитать эту книгу. Она о ней, конечно, слышала, но видеть её и подержать её в руках ей пока что не довелось.

— Так вот, подбросил я их, а через месяц примерно, проследил за тем, как эти парни и девушки на неё реагировали. И я понял… Они смеялись над тем же, над чем смеялись те дамы и кавалеры в четырнадцатом веке. Девушки плакали над тем же, над чем плакали женщины в то время. Встаёт законный вопрос: а так ли сильно изменился человек за прошедшие между этими двумя событиями шесть веков?

Дед покивал.

— Да, Саша, суть человеческая меняется чрезвычайно медленно. Может быть, даже и вовсе не меняется. Очень интересный эксперимент. И очень поучительный. Ты молодец. Хоть и молод, но голова у тебя работает как надо.