– Теперь ты говоришь и за Лето, Барретт?

В комнате внезапно ощутимо опустилась температура, в воздухе повеяло пронизывающим холодом.

Барретт заерзал на своем стуле.

– Эм, нет, но мы общались по этому вопросу и пришли к согласию.

Люсьен кивнул:

– Что ж, я король, и, если я решу, что нам нужно начать войну, ты сядешь на своего коня и поедешь рядом со мной, или я отправлю тебя в темницу за измену родине.

Святой Создатель, он только что сказал это вслух. Я снова стала свидетелем его знаменитого вспыльчивого характера, но я не ожидала, что он будет направлен на отца моей близкой подруги. Тем не менее он не повышал голоса и не заколол никого льдом в грудь. Никому не отрезал язык. Он был королем, утверждающим свое господство над кем-то в своем королевстве. Могу ли я винить его? То, что сказал Барретт, было трусостью. Если мы вступим на тропу войны, нам понадобится помощь всех четырех дворов.

– Я думала, это должен был быть праздничный ужин в честь нашей помолвки. Больше никаких разговоров о войне, ладно? – Я изменила голос до приторно-сладкого тона, который использовала, когда хотела чего-то от своего отца, и свирепые переглядки мужчин прервались, когда они оба натянуто улыбнулись мне.

Петра подняла свой бокал.

– За молодоженов. Долгих лет правления.

Мы все чокнулись бокалами, а затем приступили к самому неловкому ужину в моей жизни. Тишина, звяканье вилок, разговоры о погоде, которая полностью контролировалась мужчинами за столом, и снова тишина. Через час все притворились усталыми, и мы все закрылись в своих комнатах. Когда я вернулась в свою спальню, я была так рада видеть Пайпер. Похоже, она только что закончила распаковывать мои вещи. По соседству находилась смежная комната для гостей, в которой она сможет переночевать.

– Как все прошло? – весело спросила она, когда я вошла.

– Ужасно, – признала я, сбрасывая туфли и поворачиваясь к ней спиной, чтобы она расстегнула молнию на моем платье.

– О нет, что случилось? – поинтересовалась она, расстегивая молнию, и я сняла платье.

Я вполголоса пересказала ей разговор, который у меня состоялся с Широй, пока она набирала мне ванну. Сидя в нижнем белье, я рассказала ей, что сказал король, когда Барретт упомянул, что не хочет войны.

Пайпер пожала плечами.

– Можешь ли ты винить короля? Ему нужна стопроцентная преданность. Если он призовет к войне и возникнет несогласие, с нашей стороны будет много потерь, поскольку мы будем слабы перед врагом.

Я улыбнулась Пайпер, из нее получился бы на удивление блестящий королевский советник. Мы с ней мыслили совершенно по-разному – у нее всегда получалось взглянуть на ситуацию с разных сторон.

– Я не могу винить его, и он контролировал себя, – сказала я ей, раздеваясь и погружаясь в ванну.

Пайпер выдавила жидкое мыло в воду, чтобы образовались пузырьки, и повернула кран. Она обычно оставляла меня, как только наполнялась ванна, но в этот раз опустилась на колени и заглянула мне в глаза.

– Хотя и герцога Барретта нельзя осуждать. Война еще никогда никому не шла на пользу, и если герцог не верит в правое дело, то его народ погибнет напрасно.

Сказав это, она оставила меня, и я еще долго чувствовала себя не в своей тарелке. О чем это она? Встать ли мне на сторону своего будущего мужа и короля или на сторону одной из моих самых близких подруг, Ширы, и ее семьи?

На следующий день, выезжая из Весеннего двора, мы приветствовали народ и принимали добрые пожелания, но было их немного. Только половина города вышла поприветствовать нас, и лица большинства горожан выражали повиновение. Это совсем не походило на радушие Осеннего двора, и благодаря этому я имела представление о том, какой прием нас ожидает в Лете. Между принцем Лета, Марселем Хейзом, и королем Зимы давняя вражда. После того как Люсьен заморозил более тридцати представителей его народа, принц Лета начал метать громы и молнии, ворвался в Зимний дворец и потребовал компенсаций и извинений. Судя по тому, что я слышала, в результате он получил лишь побои.

Карета покинула Весенние земли, мы рискнули въехать на территорию Лета, и я окинула взглядом Люсьена. Каким был этот мужчина? Его история была настолько таинственной, мрачной и наполненной фантастическими историями.

– Мы будем воевать с королевой Найтфолла? – вдруг спросила я.

Пайпер сидела рядом со мной и вязала, делая вид, что в этот момент ее чрезмерно интересует вязаный узор.

Люсьен серьезно посмотрел на меня, его глаза потемнели.

– Я еще не решил.

Его тон подразумевал, что дискуссия окончена, но я скрестила руки на груди и сердито посмотрела на него.

– Зачем это нам? – выпалила я. – Все спокойно, и она нас не беспокоит!

Он подался вперед, вторгаясь в мое личное пространство, и я нервно сглотнула.

– Ты знаешь, почему она нас не беспокоит?

Он хотел потешить свое самолюбие, прекрасно.

– Из-за тебя. Она боится тебя.

Он кивнул:

– Она боится меня, но это не отменяет того, что она ненавидит наш вид. Сначала она расправится с драконьим народом и эльфами, а после – с волками. И тогда, на закуску, она придет за фейри, так что к тому времени будет слишком поздно объединяться и пытаться свергать ее. Но не сомневайся, однажды она придет за нами. Вопрос лишь в том, рискнем ли мы напасть на нее первыми?

Пресвятой фейри, от его слов у меня по рукам побежали мурашки, и я ничего не могла поделать с ужасом, который закрался в мое сердце. Королева Найтфолла ненавидела магических созданий, да, но… но она нас не беспокоила.

Почему? Потому что Люсьен прав?

Подозреваю, что так оно и есть, и в тот момент я не могла не осознать, что он был королем не просто так.

Он явно лучше всех подходил для этого: хитрый, могущественный и немного пугающий.

– А я имею право голоса? – спросила я. – Когда мы поженимся, ты посоветуешься со мной, прежде чем втягивать наш народ в войну? Или я буду просто чем-то вроде королевы для украшения, которая будет стоять рядом с тобой для красоты?

Казалось, его задел мой упрек, и я мгновенно пожалела о своих словах.

– Разумеется. Твое решение будет важно для меня, но, в конце концов, я сделаю все возможное, чтобы в дальнейшем обеспечить тебе защиту, даже если ты возненавидишь меня за это.

Он обладал сверхъестественной способностью говорить романтические вещи, которые в то же время звучали немного пугающе.

На его губах растянулась ухмылка, и он пробежался взглядом по мне с головы до скрещенных лодыжек.

– И, думаю, из тебя получится восхитительное украшение.

Пайпер прыснула от смеха рядом со мной, а затем немедленно проглотила этот звук.

Мои щеки вспыхнули, и мне захотелось открыть окно и глотнуть свежего воздуха.

– Я не знаю, что о тебе думать, – призналась я в отчаянии.

Он рассмеялся, и даже воздух переменился. Его голос был глубоким, гортанным, проникающим под кожу и ласкающим сердце.

Мне нравится его смех, виновато подумала я.

– Ты разочарована, что я до сих пор никому не отрезал язык? – усмехнулся он.

Я ахнула, и даже Пайпер отложила вязание, чтобы взглянуть на короля.

– Ну… да, если честно, – призналась я ему.

Этот смех снова разнесся по карете, и я почувствовала себя полной дурой.

– Что тут смешного? Уж точно не отрезание языка! – рявкнула я, протягивая руку, чтобы ткнуть его в грудь.

Его рука скользнула вперед и поймала мою, слегка сжав мои пальцы, отчего по руке пробежал леденящий холодок. Тогда его серые глаза впились в меня, и мне показалось, что он видит мою душу насквозь. То, как он смотрел на меня, было не похоже ни на один взгляд, которым когда-либо одаривал меня мужчина. От него у меня в животе все всколыхнулось и одновременно с тем потеплело.

– Я стал королем в шестнадцать, вскоре после смерти матери. Отец отрекся от престола в расцвете сил, из-за чего наша семья выглядела слабой. Как еще я мог утвердить свое положение, чтобы никто не явился свергнуть меня с престола?