Чтобы хоть как-то отвлечь себя от невыносимой боли, он наблюдал за тем, как мошка отчаянно борется за свою жизнь. Терпеть боль стало легче…
Глава IV. Вердикт кушанов
Говорить нужно только тогда, когда твои слова лучше твоего молчания
Утром пятого дня месяца Септамбра на острове Шахринау собрался дворцовый суд – совет кушанов. Его так называли, потому что он состоял исключительно из кушанов, прибывших в город вместе с марзибаном. Местные жители кушанов за глаза брезгливо называли «проклятыми учителями».
Совет восседал в небольшом круглом помещении. По одну сторону сидели члены совета, а по другую, на небольшой возвышенности, визирь.
В самом центре помещения стоял загорелый юноша, закованный в кандалы. Несмотря на боль в руках и спине, юноша старался держаться прямо.
Правитель также тайно присутствовал на судилище. Он принимал участие во всех подобных собраниях. Только его никто не мог видеть, так как наблюдал он за всем сквозь ажурную каменную решетку из потаенной комнатки, расположенной над арочным входом.
Простые дела дворцовый суд не рассматривал. Он разбирал лишь те из них, за которые предполагался самый суровый приговор, и их итог обычно был предопределен.
***
От горячего воздуха, заполнившего помещение, глотки выступающих быстро пересыхали, и они говорили с неохотой.
Визирь вновь и вновь задавал один и тот же вопрос. Он говорил с Окдаром то громко, то тихо, вкрадчивым голосом. От юноши требовали отдать кинжал, а также повторить предсмертные слова чужестранца.
Испорченная вода в колодце, казалось, присутствующих уже не интересовала. Никого не волновало также и то, что город покидают люди, и он медленно пустеет. Создавалось впечатление, что от нехватки воды все сошли с ума. Собравшиеся, не переставая, задавали вопросы про кинжал и предсмертные слова рума.
«Неужели в гибнущем городе людей еще интересуют какие-то мудреные слова и кинжал?», – думал закованный в кандалы Окдар.
***
Совет кушанов заседал во дворце почти все время, пока солнце рисовало дугу над островом Шахринау. Юноша не проронил ни единого слова.
Визирь и члены совета так и не смогли справиться со своей задачей, и поэтому правитель Зора, наблюдавший за происходящим из своей потаенной комнатки, был вне себя от злости. К несчастью, юноша попался несговорчивый. Он стоял и молчал. Не защищался и не молил о пощаде. Он просто молчал. Хоть этот юноша и оказался стойким малым, правитель все же не терял надежды сломить его волю.
«Как же сильно хочется пить, – думал Окдар. – Чтобы разговорить, меня непременно бросят на «Плечо страха»3, где жизнь будет медленно угасать».
У Окдара раньше не было ничего, что могло бы заинтересовать кого-либо. Теперь в его владении были кинжал и слова рума.
В этом мире ничего не случается просто так, и все происходящее должно иметь какой-то смысл. Если тот чужестранец окажется его гядиром, то и кинжал, и его последние слова предназначены именно Окдару. В таком случае не следует ни с кем делиться этим посланием. Он твердо решил, что не станет отвечать на вопросы своих палачей и не отдаст кинжал. Он не пойдет на сделку с ними, пока не разберется во всем сам. Нужно было время, чтобы могло произойти что-то хорошее или плохое.
Ныло все тело. Во рту пересохло. У него не было иного выхода. Ему оставалось терпеть и ждать. Терпеть, как выяснилось, он может, а ждать, наверное, будет легче…
Глава V. На «Плече страха»
Пока человек жив, у него есть шанс на решительный шаг…
Как и предполагал Окдар, не добившись желаемого, совет кушанов вынес решение бросить его на «Плечо страха». На эту площадку изогнутой формы, венчающую каменный выступ Царь-башни, бросали оголтелых преступников.
Нахождение на ограниченном пространстве под открытым небом, на высоте шестидесяти локтей, являлось, по сути, отсроченной казнью. Оттого и было у этого места такое название – «Плечо страха».
Оказавшись рядом с башней, люди предпочитали не смотреть наверх, туда, откуда время от времени доносились стоны и душераздирающие крики.
В детстве, наверное, каждый мальчишка шахристана, внутреннего города, не раз глядел в сторону башни и в мыслях представлял себя ее узником, воображая самые невероятные способы побега.
Для спасения сначала пришлось бы взобраться наверх, на край башни, что было немыслимо, так как без посторонней помощи он был недосягаем. Затем спуститься вниз по каменной лестнице, проложенной в толще стены, а потом по винтовой деревянной.
После этого нужно было бы еще взломать массивную железную дверь, но сделать это бесшумно, не привлекая внимания стражников, охраняющих вход снаружи. И в конце еще пришлось бы незаметно пройти мимо этой самой стражи.
Был, правда, еще один путь вниз, но Окдар не умел летать, чтобы осуществить его и при этом остаться в живых.
Многие, оказавшись там и намучившись без еды и воды, бросались с высоты в надежде обрести свободу хотя бы на короткий миг полета.
У основания башни была неровная насыпь, огороженная со всех сторон решеткой. Туда обычно и падали несчастные узники, решившиеся на отчаянный прыжок.
Всем было известно, что живым покинуть это место еще никому не удавалось.
***
Над большей частью спящего города уже нависла черная тень крепостной стены, и узенькие улочки погрузились во мрак. Только для Окдара день еще не закончился. Солнце все еще освещало верхнюю часть башни.
Какое-то время снизу еще были слышны железный лязг и возня стражников. Звуки доносились все реже, а через некоторое время и вовсе утихли. Ему показалось, что стражники, охранявшие вход в башню, уснули.
Окдар вспомнил, как ради забавы не раз взбирался вверх по крепостной стене, слева от Шамаханских ворот. Ему вспомнились восторженные взгляды сверстников, с завистью наблюдавших за тем, как он ловко взбирается вверх.
Юноша посмотрел сверху вниз и, недолго думая, решил, что должен попробовать. Возможно, ему удастся совершить рискованный спуск по ребристой башенной стене. Это был хоть и совершенно ненадежный, но все же единственный путь к свободе.
Он хорошо понимал, что может разбиться, упав в бездну. Его решение выглядело безрассудным, но это был его шанс, воспользовавшись которым, он мог бы спастись от медленного усыхания под лучами солнца, в полдень для узников превращавшегося в «белого убийцу».
Окдар должен воспользоваться своим шансом, как поступали те газели во время загонной охоты. Он уже знал, что пока человек жив, у него всегда есть шанс, и успех в любом деле сопутствует лишь самым решительным…
В голове Окдара зазвучала незамысловатая мелодия, которую часто играл его отец на дудке. Он взглянул на свои пальцы с запекшейся кровью.
Нужно было спешить. Солнце окончательно исчезло. Из-за синей горы показалась желтая луна. Запахло морем. Успех возможен только в случае, если спуск будет совершен под покровом ночи.
Башня видна со всех сторон, и даже если ему удастся с нее спуститься после восхода солнца, его обнаружат и вернут на то же место, но уже для большей надежности закованным в цепи.
Юноша с ужасом посмотрел вниз, сердце его заколотилось. Как в тот раз на площади. Оно вновь билось, словно птица, и так же, как тогда, казалось, что вот-вот выскочит из груди. Сердце неудержимо стучит и будет колотиться до тех пор, пока мы не поймем, к чему оно призывает.
Окдару показалось, что он верно понял призыв своего сердца. Он решил, что пора…
Верхнюю часть башенной стены освещал теперь уже лунный свет, делая заметными все ее неровности. Хоть и сущую малость, но это облегчало его задачу.
