И я, наивный осел, решил стать обычным гражданином своей страны. Таким же, как все. Долг родине, при том, что вообще-то я ей точно ничего не должен, а вот она мне, наоборот, очень даже должна, был отдан сто тысяч раз. Я категорично решил выйти из сообщества избранных, а потом, например, купить собаку, чтоб совершать ежедневные прогулки по городскому парку. Или хомяка. Или морскую свинку. Только не рыбок. Они раздражают своим видом.

Это случилось двадцать лет назад, если считать от того момента, как в Эмиратах на моем пути попалась Мелисса. Будущий сенатор Эсперанта в то время занимал должность руководителя особого отдела, где, собственно говоря, я трудился. Фамилию его особо не знал, обращался, используя первое имя. Эрих… Ещё достаточно молодой и амбициозный. Уже тогда ему пророчили успешную карьеру на политической ниве. Ушлый, жестокий и беспринципный тип, не смотря на молодость.

Заявление о моем уходе из Ми – 6, а разведка почему-то решила оставить старое, довоенное название, рассматривал именно он, как мой прямой руководитель.

Поначалу просто уговаривали. Будто девицу на выдание, честное слово. Еле сдержался, чтоб не рассмеяться ему в лицо. Обхаживал меня с пылом резвого горного козла, планирующего забраться на козочку. Однако, при моей любви к сексуальным игрищам, не хотел, чтоб Ричарда Портоса поимели, пусть даже морально, а потому оставался непреклонен в своем решении. К тому же, в тот момент чрезвычайно долгой жизни мне встретилась прекрасная, удивительная девушка и, вот уж чудо, я влюбился. По-настоящему. От всей свой саркастической, эгоистичной, жестокой и избалованной души.

Мелани на самом деле отличалась от всех женщин, которых я когда – либо знал. Абсолютно и полностью. Её искренняя, естественная доброта поражала меня. Первое время вообще думал, может, прикидывается? Невозможно быть настолько светлым человеком. Но потом, с каждым днём, сердце все чаще восхищённо замирало, когда она смотрела мне в глаза своим мягким, укоряющим взглядом после очередного выкинутого мной коленкора. И, этих коленкоров, что вполне понятно, поначалу было предостаточно. Пьянки, развлечения, женщины, иногда даже немного хамское поведение. А потом вдруг в какой-то момент она сказала: «Хватит» и мне стало страшно от мысли, что уйдет навсегда.

Это было странное, доселе мне не известное чувство и я нёс его, будто Прометей свой огонь, не смея поверить в счастье, которое уже, казалось бы, обнимало нас своими тёплыми ангельскими крыльями. То есть понятно, да? Если я заворачиваю такие художественные обороты, от которых сиропом брызжет во все стороны, вспоминая эту женщину, она реально была особенной.

К тому же, Мелани сообщила новость, от которой моя итак не очень крепкая крыша улетела в облачную даль. Она ждала ребёнка. Моего ребёнка. Черт. Это было похоже… Да ни на что не похоже! Нет больше в мире столь удивительного, переворачивающего с ног на голову события. Я смотрел на её пока ещё плоский, симпатичный животик и от мысли, что там уже поселилась часть меня, плавился и тёк, словно шоколад под жарким солнцем. Конечно, решение об уходе со службы не возможно было изменить никакими уговорами.

Удивительно, но после долгих дебатов Эсперанта все же подписал заявление. Естественно, была куча озвученных условий и запретов, относительно известной информации, а затем меня отпустили на свободу. Я вышел из высокого, блестящего даже на тусклом лондонском солнце, здания, счастливый и полный радужных надежд. Идиот.

Мелани ждала меня дома. Буквально через пару недель мы планировали узаконить наши отношения. Правда, где-то очень далеко, в самых туманных углах сознания, металась истеричная мысль. Как я лет через двадцать-тридцать объясню супруге свой нестареющий вид? Извини, милая, когда ты умрёшь по естественным причинам, обещаю часто приходить на твою могилку? Так, что ли?

Мы с Мелани познакомились совершенно случайно. Я бы даже сказал, банально, словно герои мелодрамы. В наш новый век мегаполисы по-прежнему отличались поганой ситуацией с такси. Автомобили теперь двигались на воздушных подушках, что значительно увеличивало их скорость, но, как и много десятилетий назад, найти свободную тачку, особенно в пятницу вечером, не представлялось возможным. А меня, так-то ждала очень приятная во всех местах особа и несколько часов бодрого секса.

Я и Мелани чуть не подрались за такси, которое «поймали» одновременно. Будучи ветеренаром, она спешила в какой-то задрипанный собачий приют, чтоб спасти какую-то задрипанную собачью жизнь. Я же опаздывал на очень весёлую в прогнозе вечеринку. Естественно, по моему разумению, одному из нас машина была гораздо нужнее. Угадайте, кому?

Так началась наша история. Учитывая, что Мелли едва исполнилось двадцать пять, а шумиха вокруг «Ахиллеса-1» произошла почти пол сотни лет назад, она понятия не имела, кто я такой и свое настоящее лицо можно было не прятать, как и личность. Под предлогом дальнего родства я, наконец, вернулся в лондонский дом.

Несколько раз открывал рот, собираясь признаться будущей жене, но так и не смог. Почему-то рядом с ней я особо остро ощущал свою физическую ущербность. То, что раньше казалось превосходством над остальными людьми, теперь тяготило. А ещё у Мелли не было, чипа.

Я по началу даже не поверил. Как так? Сегодня все пользуются возможностью «Ахиллеса». Это хорошее здоровье, усовершенственные рефлексы и красивое тело. Но моя женщина категорично решила не ставить себе чип. Почему? Мелли, пожав плечами, улыбнулась.

– Риччи, а зачем он мне? Я итак себя хорошо чувствую.

Что сказать в ответ? Это женщина, как не крути, была особенной. Поэтому я хранил свою тайну, оставив её на потом. На очень долгое «потом».

Едва вернувшись домой, сообщил Мелани о долгосрочном отпуске. Мы устроили грандиозную вечеринку с тонной фруктов и огромной коробкой мороженного. Врубили музыку. Танцевали и бесились до глубокой ночи. А потом легли спать.

Дебил… До сих пор не могу простить себе подобной безответственности. Как я мог поверить в то, что Ми-6 отпустит меня? Почему не заподозрил подвох в такой сговорчивости Конторы вообще и Эсперанта в частности. Не иначе, любовь окончательно расплавила мне мозг.

Я проснулся от того, что дурниной орала интуиция. Осторожно вылез из-под одеяла, а потом встал с кровати, намереваясь выпить холодной воды. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Спустился со второго этажа, прошёл в сторону кухни. Прислуга ночью отсутствовала. Так просила Мелани. Имея совершенно простую семью, на все моменты богатой жизни она реагировала смущением и непониманием.

Свой дом я обожал. Два этажа уюта и всех возможных благ цивилизации. Попивая водичку, стоял у широкой стеклянной двери, ведущей в сад, наблюдал, как под луной серебрится вода в бассейне. Ясное дело, бассейн в Лондоне с его погодой – редкостная дурь, но мне нравилось наличие водоема. На самом краю переферии зрения вдруг мелькнули смазанные тени.

Я не успел ничего. Вообще. Их было пятеро. Мои собратья. Носители «Ахилла» первого поколения.

Эрика, Джордж, Кроул, Винстон и Ларри. Пятеро против одного. Возможно, я изменил бы ситуацию, воспользовавшись своим скрытым от остальных умением подключаться к чужим чипам. Но меня сгубила самоуверенность. И не только меня.

Я убил свою женщину. Пусть не сам. Пусть кто-то из этих уродов нанёс тот удар, располосовавший её тело от плеча до бедра. Думаю, Эрика. Она всегда любила японское оружие. Длинный самурайский меч сопровождал её постоянно. Но это я убил Мелани. Своей безолаберностью, своей самоуверенностью.

Когда на сцене появился главный участник этого ужасного спектакля, для меня все было кончено. Я лежал, скрученный, с заломленными за спину руками, не в силах отвести взгляд от любимой женщины, тонкая батистовая сорочка которой пропиталась кровью полностью. Я заторможенно наблюдал ее кошмарную рану и кишки, частично выпавшие на пол.

Когда все началось, Мелани выскочила на шум. В этот момент я схлестнулся с Винстоном и Ларри. Не видел происходящего за моей спиной. Был уверен, сейчас я разберусь со всеми скопом. Буквально одна секунда и все. Хрен с ней, с моей личной конспирацией, попробую «взломать» их чипы. К такому количеству носителей ещё не подключался, ну это не страшно. Рискну. Лишь громкий, истошный крик стал знаком того, что жизнь на самом деле теперь остановилась. Не тогда в двадцать три. А сейчас.