– Я с первого раза расслышал, – сказал Хэнк Уайлд. Формально он был первым помощником капитана «Феерии». На самом деле он был главным человеком Лу Таранта на корабле, а значит – реальной властью. Он практически ничего не понимал в кораблях, и в чисто мореходных делах полагался на Эдди. Но по сути Эдди отвечал перед ним.

– Извини, но мне все это не нравится.

– Ты высказался, – сказал Уайлд. – Пора отправляться.

– В последний раз прошу, позвони им, скажи, что куда надежней будет все сделать в другой раз, – сказал Эдди. – Я говорю всего лишь о небольшой отсрочке.

– А я тебе в последний раз говорю, нам сказали делать это сегодня, и мы сделаем, как сказано, – сказал Уайлд.

– Да, но ведь им никуда не плыть, – заметил Эдди. – Плыть нам.

– Точно, – ответил Уайлд. – Плыть нам. Так что заткнись и делай свое дело. Хорошо, капитан? А я пойду за выпивкой. Тебе взять?

Эдди не ответил.

– Ах да, я забыл, – сказал Уайлд. – Ты за рулем. Смеясь, он ушел с мостика, оставив Эдди вглядываться в шторм.

Хуану никогда в жизни не было так тошнотворно, до выворачивания кишок, до холодного пота, до головокружения плохо. Чертову посудину безостановочно качало, потом подбрасывало вверх, потом стремительно кидало вниз, так что желудок поднимался к горлу, потом качало, подбрасывало и кидало снова, и еще раз, и еще. Казалось, это длится уже несколько часов, но, взглянув на часы, Хуан понял, что всего сорок минут.

В каюте было жарко, воняло потом и пивом. Хуан стоял, подперев спиной стойку, его ноги ныли от напряжения, с которым он противостоял непрекращающейся качке. Он отчаянно хотел выйти на палубу, вдохнуть воздуха, свеситься за борт. А лучше – просто сдохнуть. Но он должен был оставаться здесь и продолжать наблюдение за троицей, сидевшей за столом. Они тоже за ним наблюдали, бросая на него наглые взгляды, хотя он мог поручиться, что они не чувствуют себя так уж прекрасно – особенно толстяк посередине. Видок у него был, как будто сейчас сблевнёт.

Наверху, на мостике, Фрэнк, которому было не намного лучше, смотрел на вздымающееся море, на захлестывающие нос катера волны. Тарк, опершись о капитанское кресло, поглядывал на него время от времени с широкой улыбкой, явно радуясь его мучениям. Фрэнк подозревал, что Тарк специально ведет судно так, чтобы качка была еще сильнее, но точно тут не скажешь. Фрэнк решил, что плевать, кто покровительствует этому ублюдку, но он вышел в рейс на этом катере в последний раз.

Фрэнк – он это делал каждые десять минут, с тех пор как они отчалили – спустился по трапу в каюту проведать Хуана, встав так, чтобы при этом видеть Тарка на мостике.

– Ты в порядке? – спросил он Хуана. Хуан кивнул, хотя было видно, что это не так.

– Держись там, – сказал он и вернулся на мостик.

– Как там этот стручок? – спросил Тарк. – Уже блюет?

– Он в порядке, – ответил Фрэнк.

– Уверен, что так и есть, – сказал Тарк, широко улыбаясь. – Может, мне спуститься и приготовить ему большую тарелку отличного говяжьего рагу? Думаешь, ему понравится? А ты сам? Хочешь тарелку старого доброго жирного рагу? Классная мысль?

Он крутанул штурвал на пол-оборота, и катер тошнотворно накренился.

Фрэнк вцепился в перила, борясь с дурнотой. Придя в себя, он сказал:

– Ты знаешь, я уже почти надеюсь, что ты что-то сегодня замыслил, потому что я с большим удовольствием вышибу твои жалкие мозги.

– Эй, да я же просто дразню тебя, – сказал Тарк. – Сам знаешь, я всегда был человеком команды. Кроме того, ты не станешь стрелять в меня – здесь, этой ночью. – Улыбка Тарка пропала. – Иначе вы со стручком живыми не выберетесь.

Самое неприятное, Фрэнк знал – это правда.

Фэй стояла возле бара вместе с Марой Пёрвис, еще одной подавальщицей коктейлей и единственным человеком на судне, которого Фэй могла бы назвать подругой. Они смотрели на непрерывный поток промокших пассажиров, входящих в большой зал казино на первой палубе.

– Мне кажется, – заметила Фэй, – или их сегодня действительно больше, чем обычно?

– Определенно, – ответила Мара. – Только наше судно имеет глупость выходить сегодня в море, так что они все пришли к нам. Знаешь Бобби? Которая в кассе работает? Говорит, ей весь день звонили: «Вы плывете сегодня? Плывете сегодня?» Эти люди свихнулись на игре.

– А я надеялась на спокойную смену, – сказала Фэй. – Эстель сегодня проснулась в шесть.

– Хочешь спокойных смен, – сказала Мара, – выбрала не ту профессию.

– Я не собираюсь этим вечно заниматься.

– То же самое говорила я четырнадцать лет назад. Собиралась стать бухгалтером, представляешь? Дебит и кредит. Кто бы там ни был этот дебит. Даже записалась на вечерние курсы в Майами-Дэйд. А потом в баре познакомилась с баскетболистом и в день начала занятий уехала в Канкун. И вот я все еще здесь, после двоих мужей, разношу выпивку этим типам, которые думают, что если они дали бакс на чай, то могут хватать меня за задницу.

Маре было за тридцать, у нее были темные волосы и темные глаза. Черты ее лица стали резковатыми, но она все еще оставалась привлекательной. От ее милой улыбки и приветливого взгляда мужчины, особенно выпившие, обычно думали, что они ей симпатичны больше, чем на самом деле. Она бы никогда не призналась, но ей льстило, что в среднем два раза в месяц ей делали предложения практически полные незнакомцы, и она огорчалась, когда их оказывалось меньше.

– Кстати, – сказала она, – я говорила тебе, что мне сказал тот тип в прошлый раз?

– Нет, – ответила Фэй.

– Ты послушай. Этот тип, он играет в блэкджек, заказывает мне джин с тоником, я приношу, мы болтаем о том о сем, он вроде вполне приятный, остроумный, пожалуй, даже на человека похож, и вот после, может быть, третьей фразы, он говорит: «Пожалуйста, не обижайся, но у тебя отличные грудки». Представляешь?

Фэй покачала головой.

– Мне не обижаться? – сказала Мара. – Этот тип со мной только познакомился, а разговаривает о моих сиськах так, будто я кооперативная корова из «Клуба 4-Эйч»,[39] и хочет, чтобы я не обижалась} Боже мой. Если придумают вибратор, который еще и мусор выносит, я с мужиками совсем завяжу. А вот и абуэлас[40] пожаловали.

Небольшая группа пожилых кубинок, громко переговариваясь по-испански, проковыляла в зал. Эти женщины весь вечер будут пихать в автоматы квортеры, дергать рукоятки и жаловаться друг другу, что им ничего не выпадает взамен, ну ничего.

– Niagua, – будут они повторять. – Niagua. – Что значит: Даже воды нет.

Абуэлас, по-прежнему сбившись в кучу и продолжая говорить все одновременно, заковыляли в свой любимый угол зала и захватили все пространство перед своими любимыми автоматами, приготовившись спускать деньги сразу, как только корабль отойдет на три мили от берега.

– Отличные чаевые дают эти дамы, – заметила Мара.

– Серьезно?

– О да. Иногда могут дать целый квортер, будто для них это ничто. Думаю, они автомобили тоже на квортеры покупают. А вот «Благодарные Мертвецы»[41] пожаловали.

В дверях появились бодрящиеся «Джонни и Кровоизлияния». Джок, обладавший сверхчувствительным Женским Радаром, сразу заметил Мару и Фэй и направился к ним, по пятам за ним следовали Джонни и Тед, замыкал шествие Уолли с футляром для гитары.

– Дамы, – сказал Джок. – Какдела сегодня, дамы? – Подход Джока к женщинам был такой: подойти поближе, завести разговор и дать им возможность почувствовать, какой ты жеребец. Это работало не всегда, но достаточно часто, чтобы у Джока не было причин искать другой подход.

– У нас, дам, дела отлично, – ответила Мара. – Будем в ураган битых четыре часа таскать выпивку. Что может быть лучше?