Климанов прошел в комнату, окидывая ее пристальным взглядом. С ходу заметил висящие на стуле свои “треники” и, мысленно чертыхнувшись, запихнул их в сумку. Вообще-то дома у Лены имелся еще один спортивный костюм, в который он облачался, приезжая к ней, но в этот раз Климанов, возвращаясь с работы в Медведково, принципиально натягивал привезенные с собой олимпийку и трико, дабы по возвращении они не выглядели подозрительно-ненадеванными. Хорошо еще, что Аня не страдала излишней бдительностью и никогда не проверяла, куда в действительности укатил ее благоверный.

Следом за костюмом в сумку были засунуты бритвенный станок, полотенце, мыльница и зубная щетка. Один из мобильных так и оставался с вечера в замшевом футляре на поясе. Другой же, с нижегородской “симкой”, Климанов, придя с работы, кажется, сунул в стол. Майор выдвинул ящик и сразу же обнаружил аппарат между Лениным ежедневником и компьютерной “флешкой”.

“И зачем она ее с собой таскает, если дома компа нет?”

Климанов убрал телефон в карман и вышел в прихожую. Лена уже ждала его там: достав из стенного шкафа куртку любимого, она старательно обмахивала ее одежной щеткой. Эта врожденная аккуратность особенно умиляла Климанова. Уж что-что, а в болезненной страсти к чистоте Лена превосходила даже Аню. Жена, например, хоть и не была неряхой, но порой забывала протереть уличную обувь после прихода домой. Лена же, едва встретив и проводив гостя в комнату, тут же хваталась за тряпку, возвращая его туфлям почти первозданный блеск. Да и вообще, впервые оказавшись у нее дома, Климанов был поражен какой-то неестественной, почти что нежилой чистотой “однушки” подруги. Ни тебе крошек на кухонном столе, ни малюсенькой капли супа на белоснежной поверхности плиты, ни соринки что в комнате, что в прихожей.

…Последний раз смахнув щеткой какую-то одну, видимую лишь ей пылинку, Лена подала ему куртку, заботливо запахнула и расправила на груди шарф. Обвила руками за шею, прижалась. Ладони Климанова, скользнув с плеч подруги, ощутили тонкую гибкую талию, и на миг в голове мелькнула шальная мысль: “А может, и впрямь остаться?”

– Ладно, давай, пора уже, – Лена, будто почувствовав перемену в его настроении, мягко отстранилась.

– Слушай, давай я завтра к тебе вечерком заскочу? – все больше чувствуя непреодолимое желание никуда не ехать, почти с мольбой произнес он. – Ну хоть на пару часиков, а?

– Нет, – она покачала головой, делая шаг назад. – Ты и так неделю дома не появлялся. Не о себе, так об жене хотя бы подумай. Ну все, пока, – она в последний раз чмокнула его и решительно щелкнула замком, отпирая дверь.

Оказавшись на лестнице, Климанов услышал знакомое противное тявканье за соседней дверью, на которой тут же потемнела ракушка глазка.

“Надо же! Они не спят, что ли, совсем? А может, по очереди вахту несут?”

С Сан Санычем, отставным подполковником, и его супругой, живущими через стенку, Климанов впервые столкнулся в августе. Нет, он и раньше замечал, что каждый раз, когда он приходит к Лене, из-за соседней двери за ним внимательно наблюдают в глазок. Поначалу он не обращал на это внимания: мало ли кругом любопытных до неприличия пенсионеров! Однако пожилая чета оказалась не просто любопытной.

В тот вечер Климанов приехал к подруге с ночевкой аккурат накануне ее дня рождения. Подарок, естественно, он приобрел загодя, а вот с цветами вышла проблема. Если флакончик французских духов и золотую цепочку с медальоном можно было спрятать в сумке, то розы, которые он намеревался купить, утаить до утра было негде: в машине бы они точно завяли, а вручать их заранее не хотелось. И Климанов придумал выход.

По дороге в Медведково он приметил круглосуточный цветочный магазин. Цены, конечно, там были еще те, но накануне майор получил премию в частной охранной фирме, где тайком подрабатывал, потому в пять утра, осторожно, чтобы не разбудить Лену, он выскользнул из-под одеяла и, бесшумно одевшись, отправился за цветами.

Возвратившись с букетом ярко-алых роз в нарядной подарочной упаковке, Климанов долго возился на лестнице, пытаясь неслышно открыть сложный английский замок прихваченными из прихожей Лениными ключами. Приглушенное собачье потявкивание в квартире рядом он, разумеется, слышал, но не придал этому значения. А зря.

Он успел лишь раздеться и поставить цветы в вазу, когда на лестнице сначала тяжело загромыхали шаги, а через несколько секунд оглушительно и требовательно заверещал дверной звонок. Досадливо чертыхнувшись, Климанов рванулся в прихожую, намереваясь, по меньшей мере, от души выматерить ранних визитеров, но, отперев замок, оказался лицом к лицу с тремя дюжими милиционерами.

Как выяснилось после, разбуженные своей любимицей-таксой, соседи глянули в глазок и с ходу приняли Климанова за воришку, потому без раздумий нажали кнопку тревожной сигнализации, установленную у них в квартире, а примчавшемуся по вызову наряду указали на Ленину дверь: дескать, хватайте, там он, злодей! В общем, когда еще толком не проснувшаяся именинница, запахивая халатик, выбежала в прихожую, ее возлюбленный стоял под дулом автомата, нервно вытаскивая из кармана удостоверение.

Потом, конечно, разобрались. Отставника с женой даже оштрафовали за ложный вызов, а майор, в свою очередь, смачно обматерил сумасбродного вояку, испортившего праздничное утро. С того дня он и соседи подруги стали заклятыми врагами. Встречаясь в подъезде или на площадке, демонстративно не здоровались, обмениваясь лишь уничижающе-презрительными взглядами, и даже зловредная собачонка немолодой четы каждый раз, завидев Климанова, заливалась истеричным лаем.

А тут еще и Лена, вопреки ожиданиям любовника, не только не ополчилась на соседей, а напротив, все пыталась заступиться за них:

– Неприятно, конечно, но ведь они же не со зла. Сам же знаешь, время сейчас неспокойное.

– Сами они… неспокойные! С утра пораньше и нас переполошили, и ребят патрульных на уши поставили!

– Успокойся, просто они, Сан Саныч с Ольгой Михайловной, за меня переживают.

– Тоже мне заботливые нашлись! Просто делать им нечего, старперам придурочным! Крыша у них едет от безделья, вот и шпионят за каждым!

– Не от безделья. У них единственный сын в девяносто пятом в Чечне погиб.

– Да?.. – Климанов в одночасье устыдился своих прежних слов. – Извини, не знал…

После этого на какое-то время неприязнь к соседям сменилась у него жалостью, но ненадолго. Уже через две недели, когда Климанов в очередной раз под видом суточного дежурства на подработке заночевал в Медведково, он стал невольным свидетелем беседы Лены и соседской супруги, Ольги Михайловны. В то воскресное утро майор лежал в зыбкой полудреме, а подруга уже вовсю наводила привычный блеск в квартире. Вынося мусор, она столкнулась на площадке с женой отставного вояки. Тогда-то Леха и подслушал тот самый разговор.

– Зачем тебе этот кобель? – сочувственно-назидательно втолковывала подруге соседка. – К тому же женатый… Поматросит и бросит, помяни мое слово, если еще чего хуже не приключится. Думаешь, любит он тебя? Нет, дочка, он кроме себя никого не любит. По нему за версту это видно.

Климанов не слышал, что отвечала Лена – в отличие от Ольги Михайловны, она старалась говорить почти шепотом, дабы не потревожить дремлющего в квартире возлюбленного. А вот подполковничиха говорила внятно, вроде бы ненавязчиво, а прислушаешься – каждое слово почти по-военному чеканила:

– Поверь мне, я на людей насмотрелась, за тридцать-то лет в гарнизонах. Был у нас один лейтенант, все за дочкой комполка увивался, а как того турнули на пенсию – бросил ее беременную. Так вот, этот твой Леша один в один на того лейтенанта похож…

С той поры жгучая, сродни ненависти, неприязнь к Сан Санычу и его жене вспыхнула в душе майора с новой силой.

…С трудом поборов искушение показать кукиш подглядывающим в глазок соседям, Климанов в последний раз чмокнул Лену и заспешил вниз по лестнице.