– Как ты? – Хоп спрашивал с опаской, хоть и чувствовал себя более уверенно. Оружия у меня теперь нет, да и запал погас. Если для кого-то представляю опасность, то исключительно для себя самого.

– Не могу понять, – я пнул камушек, валявшийся у ботинка. Лестницы мало-помалу разваливались, их останки разбросаны тут и там. Слишком много постояльцев тут было, – тоскливо. Единственное, что даже себе могу сказать.

Хоп промолчал. Он понял, что я нуждаюсь в тишине. Докурил и оставил меня, бросив бычок куда-то в сторону. Маленький кружок догорающего табака пропал во тьме, недостаточно яркий, чтоб привлекать внимание. Город же светился как мог. Даже Солнце в небе не смогло перебить неоновые отблески центра, напичканного разными цветами. Отсюда он выглядит глупо, изрядно похожий на попытку победить другие Города в высоте своих небоскрёбов. Каждое поселение на Плутоне будто старается достать до звезды, когда та столь далека он нас, что выглядит ненастоящей. Только чудом добирающийся свет от неё ещё заставляет поверить, якобы тепло, которое ощущаю, не выдуманное, что оно не является плодом работы Города. Солнце – последняя ценность.

Я не знал, что мне делать с собой. Кроме бара идей не было, а он так опостылел, и от мнимого запаха алкоголя стало дурно. Задница затекла, я поднялся лишь бы кровь пробежала по всему телу, не только в верхней его части. Неприятные уколы прокатились по коже, я чуть не завалился набок, отряхиваясь и готовясь отправляться домой с проигрышем. Опять же о нём не будет знать Пим, однако она догадается, она умная женщина. И ещё ей точно хватит ума не допытывать, от чего мне сегодня так паршиво.

Ярус притих, я словно оказался один в Городе, и весь он предоставлен мне одному. Я растягивал шаги, специально погромче топал каблуком, чтоб хотя бы моё эхо поговорило со мной. А вокруг никого, рабочие смены спрятали людей, а безработные беззвучно живут свои жизни далеко отсюда. Даже их крики не доходят до третьего яруса, не говоря уже о втором и тем более первом, где расположился нелепый центр.

Ощущение, что я смертельно застрял здесь, и не знаю, как дальше поступать. Из очевидного – через два Отсчёта на работу. А глобально – ноль идей. Может, и правда стоит выпить немного? Успею, пока Пим не вернётся домой. Завалюсь спать пораньше, и пусть этот Отсчёт закончится. Надоел, такой сумбурный и по итогу бессмысленный. Я потратил время и силы непонятно на что. В моём возрасте цена ошибки куда выше, и непозволительно целый Отсчёт посвящать праздной деятельности. Лучше бы и правда просто спать лёг после смены, толка было бы куда больше.

Еле поднялся до дома, шаркая подошвой о ступени. Приступ кашля задержал на одном из этажей. Маленькие капли разлетелись по стенам, я в приступе резкого нахлынувшего стыда стёр их рукой. На ладони осталась извёстка и подсохшая бордовая корка. Дверь опять заедает, мне не хватило злости применить силу. Я четыре раза промахнулся, потом только попал ключом и провернул ручку, правда слишком часто ломающуюся. Дома пахнет пустотой, словно тут никто и не жил никогда. Воздух сладковатый, такой не может витать там, где находятся хотя бы два человека, пусть и изредка. Я небрежно скинул обувь, пнул её подальше в угол, чтоб не мешалась на пути. Куртку только повесил как надо, а то Пим ругаться будет за бардак.

Горячий душ выбил усталость из мускулов. Голова закружилась, внезапно опустевшая без мыслей. Я долго ещё стоял в ванной с выключенной водой, пытаясь зацепиться хоть за одну логическую цепочку, однако вместо этого лишь пялился на кафель, по которому стекали последние капли. Я голышом выпрыгнул в коридор и из шкафа достал новую одежду, старую скинув в стирку. Не нашёл в себе сил запустить машинку сразу, оставил для Пим на завтра.

В чистой одежде завалился на диван. Экран всё вещал проповеди и попутно раскрывал последнюю сводку новостей. Я проваливался в сонные состояния, радуясь, что в это раз не буду ворочаться в поисках удобной позы по несколько часов кряду, но очередная новость заставила так широко глаза раскрыть, что веки заболели. Щёки свело, челюсть окаменела, слегка приоткрытая. Я поднялся с дивана и опёрся на дрожащие руки. Поверить глазам и ушам попросту невозможно, вот только по итогу пришлось это сделать. Диктор словно специально для меня повторил: «Объявлен новый призыв в ряды Пурпурной армии».

– Это для другого поколения. Скоро же новый выпуск, Нис! – Пим пыталась докричаться до меня, пришедшая с работы намного позже обычного. Конечно я не смог даже задремать к её приходу, нервно бродя по квартире и не находя себе места. Уставшая женщина вместо расслабляющего душа принялась успокаивать своего мужа. – Тебя ни в коем случае не призовут. Возраст уже не тот, да и грамоты после окончания службы должны учесть. Ты отдал долг обществу!

– Или ты всё хочешь убедить меня, что я бесполезен? Слишком стар?

– Я бы так и сказала, если б думала подобным образом! – Пим опять прикрикнула, чтоб пробиться ко мне сквозь ворох дурных мыслей. Я сам себя не слышал, и поэтому только примерно могу представить, каково было ей. – Успокойся, завтра всё точно выяснится. Никакой повторной службы. Ты так же продолжишь работу на производстве. Вот увидишь, всё останется в прежнем виде.

А я на секунду подумал, что снова отправиться на войну будет лучше, чем вернуться на завод. Абсолютно шальная и опасная мысль. Она пока слишком мала, но вскоре вырастет. Как личинка гусеницы превратится во взрослую Анухе и заимеет прочные жвала. Вгрызётся в мозг, поселится там, пока ты не решишься последовать за ней. Я сдавил голову в висках, прижал ладони к ушам, чтоб заглушить самого себя в себе же.

– Нис?

Пим села рядом со мной, я не мог выйти из комнаты. Снова испытал иррациональный страх, что ко мне ворвутся члены Совета и насильно выставят из дома. Все силы важны, и даже остатки в таком старом теле, как моё. Подобное было пять лет назад, когда активность Анухе повысилась, и новый призыв случился внезапно. Много людей увезли прямо с рабочей смены, больше их никто не видел. Обычно возвращалась большая часть, а тут – ноль. Словно они испарились. Проводил и всё, махнув напоследок рукой.

– Что-то изменилось…

– О чём ты? – Пим припала подбородком к моему плечу. Я так согнулся, что это не составило для неё труда. Грудью почти прижался к коленям, снедаемый огромным количеством тревоги. Всё рушилось на глазах, и будто зря я тянул свою жизнь к стабильности, ведь родился мужчиной всего для одной цели – воевать. Наличие члена обязывает сдать свой биоматериал и взять в руки автомат. Другого не дано, и только самый большой на Плутоне дурак станет мечтать о счастливой жизни в Городе.

– Почему-то всё заново. Почему-то всё повторяется. И я не знаю, что делать…

– Ложись спать тогда.

– Не хочу спать.

– А придётся!

Пим повысила голос, вот только бесконечная нежность и забота всё равно пробились сквозь этот вскрик. Я разлился любовью к супруге, однако всё ещё барахтался в предательстве со стороны Совета. Они обещали, что никаких военных действий больше не будет, и истребление Анухе подошло к концу. Я никак не могу поверить, что людям вновь придётся взяться за оружие и воевать с существами, давно ставшими нам родными.

А сколько было речей, якобы два вида слились в сотрудничестве и любви? Не может быть, чтоб один из них вдруг стал враждебен вот так, с пустого места и без причины. Или же эти причины недоступны такому как я – уроженцу третьего яруса, обычному рядовому Пурпурной армии. До смерти обидно, ведь даже при условии, что меня не призовут, я всё равно не узнаю, почему всё вышло вот так, и мой мир снова под угрозой разрушения. Личный мирок, который я защищал когда-то от врага, которого только Совет и считал врагом.

– Как на работе?

Пим поняла, что я жажду отвлечься и сменить тему, пусть и таким дурацким способом. Она чуть отпрянула от меня, не убрала руку с моего плеча. Её нежная кожа грела лучше Солнца, от которого я сегодня спрятался, зашторив наглухо все окна. Вот бы ещё скрыться от экрана, но там даже звук не выключишь полностью, можно только убавить немного.