Железнокопытов открыл новую папку.

– Следующий: Григорьев. Эх, Николай Петрович, Николай Петрович… – впервые в голосе железного генерала послышались нотки искреннего сожаления. – Касаемо меня, Григорьев был и остается лучшим дешифровщиком в мире. Прирожденный талант! Человек серьезный, ответственный, уравновешенный.

Кривошеев, видно, уже потерял способность к удивлению.

– И почему уволили? – просто спросил он.

Генерал замялся.

– Вот с ним и вправду, как-то не хорошо получилось… Приходит он однажды ко мне и с чиста ясна вдруг заявляет: так мол и так, Семеныч, нужен отпуск на полгода. Вроде, как у сына крыша чуток набок съехала. Школа по боку, жена не справляется, ну и так далее… Мы ему: Петрович, подожди малость, закончи работу, а потом уже дитем занимайся, а он как отрезал – пока не решу, говорит, проблем с сыном, ничем другим заниматься не стану. А дело тогда серьезное было… Пришлось пригрозить ему лишением званий и прочим, но… – генерал тяжело вздохнул, – хлопнул дверью. Конечно, сразу же устроился в коммерческую фирму, зарабатывать стал намного больше… Короче, обиделся человек.

– Ну и порядочки тут у вас, – Кривошеев обежал глазами кабинет. – Удивляюсь, как еще хоть кто-то остался.

– Бывали времена и похуже, – сухо парировал генерал, – в том числе и благодаря… – он на секунду запнулся, выразительно глянув на собеседника. – Информацию сливали, аж… – последовала еще одна пауза. – Аж, аж. С самого верха. Лишь бы перед американцами прогнуться. Чего уж про простых сотрудников-то говорить?

Кривошеева слова генерала задели:

– Да нет у вас простых сотрудников! Нет! И быть не может. Верхи им, видите ли, помешали… Вы бы лучше свои низы в строгости держали, тогда и с верхами проблем не возникало бы, – он раздраженно оттолкнул просмотренные досье. – Следующий кто?

Генерал принялся пролистывать последнее дело.

– Евстигней Феофанович Дьяконов-Греков.

Кривошеев, казалось, даже испугался.

– Он кто у тебя, профессор? – и тут же замахал руками. – А в прочем, не говори ничего, я и так все знаю, – и, сморщив тонкий прямой носик, принялся передразнивать: – «гений, человек уникальный, пять высших образований!».. А уволили вы его за то, что он высказался против теоремы Ферма. Или у него крошки в бороде застревали?

Генерал несколько растерялся.

– Какая борода?.. Стин еще молодой парень. Да, уникальный. Но уникальный псих.

– Конкретнее?

– Для него не существовало слова «страх» или «невозможно» Он мог все: прыгнуть с самолета без парашюта, залезть на скалу без страховки, доплыть до Мексики без акваланга. Готов был работать даже бесплатно.

– Так какого черта…

Железнокопытов с сожалением постучал по медицинскому заключению, вклеенному в дело.

– Сердце. Врачи сказали, что его сердце может отказать в любую минуту. Ну, как мне отправлять человека на задание, зная, что он может его провалить, пусть даже не по своей вине?

– Как он был связан с Барковым?

– Они дружили. Вместе ездили на соревнования, ходили в походы, на рыбалку… Такие простые спортивные ребята. Между ними было определенное доверие.

– Но арабского твой Дьяконов не знает?

– Нет. Но они много времени проводили на природе. Что если у Баркова где-то был тайник?

– Понятно, – Кривошеев вытянул губы трубочкой. – Пу-пу-пу… В принципе, кандидатуры не так уж и плохи. Особливо, учитывая положение, в котором мы все по вашей милости оказались, – он смерил генерала недобрым взглядом.

– Почему только по нашей?!

– Докладывать надо было вовремя.

Понимая, что спорить бесполезно, генерал лишь сухо произнес:

– До встречи президентов остается пять недель, таким образом, у нас месяц. Месяц, за который мы должны не только вычислить предателя, но и понять какую именно провокацию готовят наши восточные друзья.

Глава службы внутренних расследований лишь равнодушно пожал плечами.

– Мы свою работу сделаем, проверим всех. Ну, а вы свои проблемы решайте сами.

Генерал снова принялся ерзать.

– Эдуард, нам потребуется помощь, – с усилием произнес он, словно заранее понимая, что никакой помощи ему предоставлять не станут.

Собеседник приподнял белесые брови.

– Слушаю.

– Нужно заставить их вернуться на службу. И ты единственный, кто сумеет это сделать быстро и бескровно.

– Эх, хитер же ты, Семеныч! – откинувшись на спинку кресла, Кривошеев тем не менее самодовольно усмехнулся. – Заставить и ты можешь кого угодно. Ответственность хочешь разделить?

Железнокопытов приложил руки к груди:

– Клянусь, что нет! Нам всем жизненно необходимо, чтобы они немедленно согласились сотрудничать. А это по твоей части, ты в этом профи…

Кривошеев продолжал задумчиво потирать подбородок.

– …В любом случае: одна голова хорошо, а две завсегда лучше.

– Как же, головы ему не хватает, – проворчал безопасник. – Ты, Михаил Семенович не голову запасную ищешь, а совсем другое место… Свое-то, небось, подставлять не хочется? А?

Но генерал лишь с тоской перебирал разложенные на столе папки.

Кривошеев потянулся и взял в руки верхнее дело, быстро перелистнул страницы.

– Ладно, есть у меня одна идея. Стара, как мир. И потому сработает безотказно…

В ночном клубе, как в хорошо устроенном аду, все грохотало, дымилось и пахло если не серой, то определенно чем-то апокалиптическим. На танцполе, в миллионе пульсирующих всполохов содрогались изломанные силуэты посетителей; под потолком, в металлических клетках, словно клубок потревоженных змей, извивались танцовщицы. В стороне, на небольшом подиуме за диджейским пультом, в такт низким частотам, вибрировало невнятное существо с отрешенным лицом и черными глазницами очков. Пальцы терзали винил с отработанным безразличием.

Контрастом к бушующим краскам танцпола выступал стальной островок стойки бара. Подсвеченный холодной серебристо-синей подсветкой, он, словно космический корабль, засасывал в себя тех, кто уже не в состоянии был подчиняться оглушающему клубному ритму. Наспех приготовленные коктейли текли рекой: кто-то пил молча, кто-то в компании, многие пили, как в последний раз, а кто-то не пил вовсе, предпочитая иные способы мобилизации внутренних ресурсов.

В самом конце барной стойки с хмурым лицом и пустым стаканом сидела под ноль стриженая девушка. Несмотря на прическу, вернее, полное ее отсутствие, девушка привлекала взгляды – высокие скулы, большие миндалевидные глаза, прямой нос и крупный рот, четко очерченный черной помадой, делали ее похожей на египетскую царицу. Только без головного убора. В отличие от остальных посетителей ночного заведения, девушка была абсолютно трезва и явно раздражена.

– Ну, что, Нефертити, еще воды? – вопрос бармена прозвучал без насмешки, скорее сочувственно.

– Напилась уже, – Маша оттолкнула стакан с такой силой, что тот едва не улетел в зал.

Бармен ловко перехватил бокал.

– Макса ждешь?

Черные брови дернулись к переносице.

– Тебе-то что?

– Да ничего, – бармен принялся натирать очередной бокал. Девушка ему явно нравилась. – Хочешь, после смены чего-нибудь замутим?

– Помечтай, – Машу раздражал не столько бармен с его промискуитетными намерениями, сколько целующаяся по соседству парочка. Разгоряченные влюбленные, под воздействием выпитого, явно слетели с катушек и постепенно заваливались на нее, как на супружеское ложе. – Алё, убогие, – она попыталась вырвать холщовую сумку из-под сплетенных любовной лихорадкой тел. – Фитогормоны принимаете, что ли? А ну, отвалите!

Но молодые люди настолько увлеклись развитием отношений, что даже не заметили, как перевернули на свою соседку остатки коктейля.

– Придурки! – взбешенная девица вскочила на ноги и принялась отряхивать с конопляного балахона липкую жидкость. – Вас точно кастрировать надо! Совсем охренели…

С силой рванув холстину, она наконец-то высвободила сумку. Как и следовало ожидать, извинений не последовало и только не теряющий надежды бармен, протянул пару салфеток.