Со смерти этого человека прошло почти две тысячи лет, однако споры о том, насколько он был беспристрастен в своих оценках и насколько заслуживает доверия как свидетель эпохи, продолжаются по сей день. Одни называют его величайшим иудейским историком древности, патриотом, борцом за независимость Иудеи и даже спасителем отчизны, сохранившим ее великое прошлое в своих сочинениях; другие объявляют его предателем, который предпочел плен героической смерти за свободу, а в своих работах, написанных на чужбине, всячески старался обелить завоевателей и унизить соотечественников. Как историка одни причисляют этого человека к когорте наиболее авторитетных «летописцев» древности – наряду с Фукидидом, Титом Ливием, Аррианом, Тацитом; другие, не отказывая его произведениям в познавательной ценности, заявляют, что достоверности в них почти столько же, сколько ее, к примеру, в сообщениях древнегреческого путешественника Ктесия об Индии (то есть что авторский вымысел зачастую подменяет собой реальную историю). При этом его труды с первых веков нашей эры пользовались неизменной популярностью – и как занимательное чтение, и как источник сведений о бурном прошлом Ближнего Востока; их изучали отцы Церкви, а в XX столетии они, в частности, вдохновили Лиона Фейхтвангера, создавшего на их основе цикл исторических романов – «Иудейская война», «Сыновья», «И настанет день». Как бы ни относиться к роли, сыгранной этим человеком в завоевании и усмирении римлянами Иудеи, тот факт, что именно ему мы обязаны нашим знанием о событиях, потрясавших «колыбель христианства» на рубеже нашей эры, не подлежит сомнению. Имя этого человека – Иосиф Флавий.

Иудей по рождению, Иосиф принадлежал по материнской линии к царскому роду Хасмонеев-Маккавеев, а по отцу – к роду священников (когенов). На родине его называли Иосеф бен Маттитьяху, то есть Иосиф, сын Маттафии. Родился он в Иерусалиме в 37 или 38 году нашей эры, получил блестящее образование (владел не только древнееврейским, но и арамейским, греческим, набатейским и арабским, а позднее выучил латынь), в молодые годы посвятил себя духовным исканиям – сначала ушел в пустыню к некоему отшельнику Бану, который проповедовал учение ессеев, затем примкнул к фарисеям, провозглашавшим «священство народа» (в отличие от саддукеев, признававших святость исключительно за знатью и священниками); как полагалось образованному иудею, Иосиф тщательно штудировал Тору (в трактате «Против Апиона» он писал: «Свое сочинение о древностях я составил на основании наших священных книг, так как сам принадлежу к священническому роду и основательно изучил философию, заключающуюся в тех книгах»). Достаточно быстро он выдвинулся среди сверстников, в 26 лет его направили в Рим – защищать перед императором Нероном нескольких иудейских священников, обвиненных в нарушении законов империи (Иудея с 6 г. н. э. входила в состав римской провинции Сирия). Вечный город произвел на Иосифа (по большому счету, провинциала) колоссальное впечатление, которое впоследствии, несомненно, повлияло на его решение остаться среди римлян.

В 66 году в Иудее вспыхнуло восстание против римлян, позднее получившее известность как Иудейская война. Хотя фарисеи были противниками всяких войн, Иосиф примкнул к восставшим, которые сумели овладеть Иерусалимом и фактически освободить всю территорию Иудеи. Каждый из вождей восстания получил в управление ту или иную область страны; Иосифу досталась Галилея, которую он постарался укрепить, сознавая, что римляне обязательно вернутся. Ему удалось собрать ополчение численностью свыше 60 000 человек, причем он воспользовался опытом, приобретенным за время пребывания в Риме, и организовал это ополчение по образу и подобию римской армии. Разумеется, профессиональными солдатами ополченцы не стали, однако строгая дисциплина и наличие ряда крепостей позволяли рассчитывать если не на успех, то на упорное сопротивление неприятелю. Но все расчеты опрокинули распри среди вождей восстания, итогом которых стало раздробление страны на «уделы», сражавшиеся с римлянами самостоятельно – и сдававшиеся один за другим. Та же участь постигла и Галилею. Отступая под натиском армии Веспасиана, Иосиф потерял несколько укреплений и наконец укрылся в крепости Иотапата.

Осада Иотапаты продолжалась около двух месяцев. Первые два штурма осажденные отразили, но третьего, решающего, гарнизон крепости не выдержал, и римляне ворвались в Иотапату. В плен они захватили всего тысячу сто человек; остальные либо погибли, либо предпочли покончить с собой. Среди пленных был и Иосиф.

Существует легенда (изложенная самим Флавием), согласно которой Иосиф укрылся в пещере с 40 товарищами. Веспасиан призывал их сдаться, но все иудеи, кроме Иосифа, не соглашались и даже пригрозили убить своего командира за измену. В конце концов они решили по жребию умерщвлять друг друга, чтобы не попасть живыми в руки врага. Когда же иудеев осталось всего двое – Иосиф и еще один воин, – Иосиф уговорил своего товарища сдаться. Веспасиан, к которому привели пленных, первоначально намеревался их казнить, но Иосиф предсказал ему и его сыну Титу[1] императорскую власть. Пленников пощадили, а когда предсказание исполнилось (69 г.), Веспасиан лично даровал Иосифу римское гражданство; с той поры Иосиф, по обычаю вольноотпущенников, сменил имя на родовое имя своего господина и стал зваться Иосифом Флавием. По замечанию современного израильского историка, «этому акту предательства еврейский народ обязан односторонними, но точными сведениями об этом периоде».

Уже как римский гражданин, Флавий участвовал в переговорах с восставшими, а в 70 году, когда пал Иерусалим, убедил Тита пощадить почти 200 иудеев, укрывшихся в Храме, и передать ему на хранение священные книги. После усмирения Иудеи Иосиф перебрался в Рим, где и жил до самой смерти при дворе трех императоров – Веспасиана, затем Тита и Домициана, которые поочередно ему покровительствовали; по свидетельству церковного историка Евсевия, в Риме была установлена его статуя[2]. В Вечном городе он приступил к написанию книг, прославивших его имя в веках, – «Иудейской войны» и «Иудейских древностей».

Год смерти Флавия неизвестен; предполагают, что он скончался около 100 года. Помимо упомянутых выше работ, его перу принадлежат «Автобиография» и трактат «Против Апиона, или О древности иудейского народа» – опровержение клеветы на иудеев, возведенной александрийским ритором Апионом.

«Иудейская война» написана, что называется, «по горячим следам» – вскоре после переселения Флавия в Рим. Флавий описывал восстание в Иудее не только как очевидец, но и как непосредственный участник событий, что не могло не наложить отпечаток на стилистику и сам дух этого произведения. Более того, этот иудей и один из бывших вождей восстания рассказывал об Иудейской войне, превознося римлян и осуждая недавних соратников; в итоге книга получилась не столько исторической – хотя и этого у нее не отнять, – сколько полемической[3]. Чего стоят, например, речи, которые Флавий, следуя античной традиции, вкладывает в уста как друзей, так и врагов! Эти речи заставляют вспомнить Фукидида и Тита Ливия, однако Флавий не просто копирует своих великих предшественников. По замечанию английской исследовательницы Т. Раджак, «даже писатель такого строгого стиля, как Фукидид… использовал речи… ради анализа различных политических позиций и общих рассуждений о делах людей. У Иосифа речи также становятся средством передачи его мыслей. А мысли его, однако, совершенно другие: в них есть и чувство, и предрассудки, и самое удивительное то, что подавляющая часть высказанного в речах, – концентрированное выражение одного и того же чувства, порожденного занимаемой автором позицией. Иосиф выделяется среди древних историков, чьи сочинения дошли до нас, тем, что приписывает самому себе целых три публичных выступления… Показательно и то, что из восьми основных речей в книге, помимо двух Иосифовых, три принадлежат его политическим союзникам – первосященникам Иешуа и Ханану и царю Агриппе, а еще две – римлянину Титу; все эти лица могут вполне закономерно рассматриваться как выразители той или иной части взглядов автора. Две внушительные речи приписаны знаменитому вождю восставших Елеазару, но даже он выражает взгляды Иосифа! Давая ему слово, Иосиф, возможно, следует традиции античных авторов, ярким примером которой является Тацит, вкладывать мятежные и даже антиримские речи в уста поверженных врагов». Во многом «Иудейская война» стремится к фактологическому идеалу, заданному «Историей» Полибия, но нередко субъективный подход и полемический задор автора одерживают верх над фактами. У того же Тацита, которого сложно заподозрить в симпатиях к восставшим, события восстания изложены хоть и короче, но куда более объективно. Тем не менее «Иудейская война», при всей несомненной пристрастности, если угодно – ангажированности, ее автора, остается ценным историческим документом, в некоторых отношениях уникальным: в частности, лишь благодаря этой работе до нас дошли римские военные донесения той поры и сообщения перебежчиков. Неудивительно поэтому, что «Иудейскую войну» называли «наиболее полной картиной междузаветного периода» (Дж. Теккерей), а отец Александр Мень определял ее как «ценнейший исторический комментарий к Новому Завету».