Видя неизбежность крушения колониального режима в Новой Испании, О’Доноху и его единомышленники стремились к тому, чтобы оно произошло в оптимальных для испанских правящих кругов условиях. С этой целью они пытались по возможности затормозить и ввести в приемлемые для них рамки процесс установления независимости. Поэтому по приезде в Веракрус О’Доноху опубликовал 3 августа обращение к населению, в котором заклинал не спешить, не действовать самостоятельно, а подождать соответствующего решения кортесов, которые не преминут, как он уверял, предоставить Новой Испании желанную свободу{120}.
Однако эти запоздалые призывы не оказали, как рассчитывала группировка О’Доноху, сдерживающего влияния на сторонников независимости, с каждым днем укреплявших свои позиции. В первых числах августа они начали наступление на столицу со стороны Керетаро. 19 августа произошло кровопролитное столкновение у Ацкапоцалько — на ближних подступах к Мехико. В испанских войсках усиливалось разложение, участились случаи дезертирства.
О’Доноху понял, что дальнейшее промедление лишит колониальные власти всякой возможности выступать в качестве договаривающейся стороны. Поэтому он решил начать переговоры с Итурбиде, который, в свою очередь, был крайне заинтересован в том, чтобы «узаконить» свои действия путем договоренности с официальным представителем королевского правительства. В итоге этих переговоров они пришли к соглашению, подписанному в Кордове 24 августа 1821 г.
Кордовский договор подтверждал основные положения «плана Игуала»: признание суверенитета и независимости «Мексиканской империи»; сохранение ее престола за Фердинандом VII или другим представителем династии Бурбонов (в случае их отказа право назначения монарха предоставлялось мексиканскому парламенту); гарантия жизни и имущества уроженцев метрополии; назначение временной правительственной хунты с участием О’Доноху для осуществления законодательной власти до созыва конгресса и разработки конституции. До приезда монарха функции исполнительного органа возлагались на регентский совет, назначаемый хунтой. «Поскольку осуществлению этого договора, — указывалось в его последней статье, — препятствует занятие столицы списками метрополии… дон Хуан О’Доноху обязуется употребить свою власть для того, чтобы добиться вывода этих войск без пролития крови, на основе почетной капитуляции»{121}. Через несколько дней генерал-капитан отдал соответствующий приказ Новелъе.
Кордовский договор вызвал недовольство некоторых представителей колониальной военно-бюрократической верхушки. Новелья под различными предлогами оттягивал эвакуацию гарнизона из Мехико. Губернатор Веракруса Давила категорически отказался подчиниться приказу о прекращении сопротивления. Однако движение за независимость стремительно нарастало. Оно охватило Новую Бискайю, Юкатан, распространилось на генерал-капитанство Гватемалу, где весьма сильно ощущалось влияние мексиканских событий. Аюнтамьенто столицы настаивал на немедленной капитуляции, заявляя о бессмысленности дальнейшей борьбы. Наконец, после состоявшейся 13 сентября личной встречи с О’Доноху и Итурбиде в окрестностях города Новелья согласился выполнить приказ генерал-капитана. 23 сентября испанские войска покинули столицу и направились в Веракрус.
Готовясь к вступлению в Мехико, Итурбиде сформировал в предместье Такубайе временную правительственную хунту. Она состояла из 38 человек, представлявших преимущественно высшую бюрократию, духовенство, военное командование, землевладельческую аристократию. Через несколько дней в столице было объявлено о восстановлении свободы печати.
27 сентября, в день рождения Итурбиде, авангард 16-тысячной «армии трех гарантий» под трехцветным зелено-бело-красным знаменем[18] около 10 часов утра торжественно вступил в город. Впереди на черном коне ехал главнокомандующий в сопровождении штабных офицеров, адъютантов и прочей свиты. Перед триумфальной аркой, сооружённой возле монастыря Сан Франсиско, его встречали «отцы города» — руководители муниципалитета. Итурбиде спешился, и старший по возрасту алькальд преподнес ему на серебряном блюде золотые ключи. Возвратив их алькальду, он продолжал путь к дворцу вице-короля. Проезжая мимо дома своей любовницы Марии Родригес, Итурбиде, всегда склонный к эффектной позе, галантным жестом сорвал с головного убора плюмаж и кинул его на балкон Марии.
Подъехав к дворцу, он поднялся наверх, вышел на центральный балкон и вместе с О’Доноху оставался там, пока не закончился к 2 часам дня парад войск. Каждую воинскую часть толпы жителей, заполнивших улицы и площади, встречали приветственными возгласами. Нарядные дамы с вплетенными в волосы зелеными, белыми и красными лентами бросали с балконов цветы. Энтузиазм достиг апогея при появлении Герреро. Высокий, смуглый брюнет, с короткими курчавыми волосами и живыми черными глазами, он медленно ехал впереди своих отрядов.
После прохождения войск архиепископ Педро Хосе де Фонте отслужил в кафедральном соборе благодарственную мессу, а затем аюнтамьенто устроил банкет в тесть победителей. На следующее утро официально конституировалась правительственная хунта под председательством Итурбиде, обнародовавшая декларацию о независимости «Мексиканской империи». В декларации говорилось, что новое государство «будет основано на принципах, которые главнокомандующий имперской армией трех гарантий мудро изложил в «плане Игуала» и Кордовском договоре»{122}.
В тот же вечер хунта назначила регентский совет из пяти членов. Его возглавил Итурбиде (которому одновременно присваивалось звание «генералиссимуса морских и сухопутных сил империи»). В него вошли О’Доноху, Исидро де Яньес и другие видные деятели прежнего колониального аппарата. Председателем хунты вместо Итурбиде стал его ближайший советник, епископ Пуэблы Перес[19]. Через несколько дней был образован кабинет в составе четырех министров, на которых возлагались административные функции.
В ознаменование провозглашения независимости правительство распорядилось вычеканить памятную медаль. На ней изображался орел с распростертыми крыльями, увенчанный короной и со змеей в клюве, сидящий на кактусе, который рос на скале, подымавшейся из озера[20]. Это изображение (только без змеи) в начале следующего года правительственная хунта утвердила в качестве национального герба. Оно помещалось на национальном флаге, состоявшем из трех вертикальных полос зеленого, белого и красного цвета.
В течение первой половины октября 1821 г. были ликвидированы последние очаги сопротивления испанцев в Акапулько и Пероте, а в конце месяца занят Веракрус.
Часть гарнизона во главе с Давилой, захватив с собой тяжелую артиллерию, боеприпасы и продовольствие, перебазировалась в островную крепость Сан-Хуан-де-Улуа.
Таким образом, многолетние усилия мексиканского народа увенчались успехом. Однако многие социально-экономические и политические задачи революции, определявшиеся не только стремлениями трудящихся масс, но и объективными тенденциями развития страны, не удалось разрешить. Это объяснялось прежде всего тем, что вследствие слабости радикального крыла освобождение от чужеземного ига осуществилось в конечном счете под эгидой консервативных сил — крупных землевладельцев, высшего духовенства, военщины, — которые, исходя из своих узкоклассовых интересов, желали увековечить угодные им порядки. Поэтому в Мексике, добившейся политической независимости, сохранились монархический строй, помещичьи латифундии, привилегии духовенства и армии.
Конечно, превращение страны из колонии в суверенное государство само по себе имело огромное значение для ее исторических судеб. Однако по своим задачам, движущим силам и последствиям движение, возникшее на платформе «плана Игуала», было мало связано с освободительной борьбой предшествующего периода, хотя именно она расшатала устои колониального режима и подготовила его падение. «Разве за это сражались Идальго, Альенде, Морелос и были принесены в жертву 200 тысяч человек? Разве такова была воля нации?» — вопрошал позднее очевидец событий К. М. де Бустаманте{123}.