Научное чутье. Обладает ли действительно таким качеством ученый, или такое объяснение придумано для тех, кому сопутствует удача? Сослаться на научное чутье после того, как открытие уже сделано, конечно, очень просто. Но правомерно ли успехи в науке объяснять только везением? Безусловно, в работе археолога, как и в любом научном поиске, присутствует элемент неожиданности и не исключена та самая «счастливая случайность». И все же подготавливаются открытия упорным трудом, суммой накопленных знаний своих и предшественников, настойчивостью в поисках. «Звездные часы» могут состояться, а могут и не состояться, но как бы то ни было ученый готовит их всей своей жизнью.
Харуо Ойи заговорил о научных трудах по археологии, изданных в последние годы в Советском Союзе, подчеркнув, что японских ученых, занимающихся азиатскими культурами, очень интересуют публикации советских коллег по этим вопросам. Отметил он и то большое впечатление, которое произвела на японских археологов монография «Древние поселения на Сахалине»{25}, переведенная на японский язык. Что же касается его личного мнения, то он склонен думать, что пока трудно доказать раннее возникновение охотской культуры на Сахалине.
Не спорю, проблема охотской культуры действительно требует дополнительных исследований, и они ведутся советскими археологами. Предстоит много сделать по уточнению и разработке деталей происхождения, развития, культурно-исторических связей охотской культуры. В нашей книге по Сахалину приводятся факты и их интерпретация. Но это совсем не значит, что мы претендуем на безусловную истинность своих суждений. В науке такое и не принято. Поиски истины — это и накопление фактов, и дискуссии, и перепроверка, а иногда и пересмотр своих взглядов. Памятники охотской культуры есть и на Сахалине, и на Курильских островах, и на Северном Хоккайдо. Общение советских и японских археологов помогает выработать общие положения о месте охотской культуры среди других культур Тихоокеанского Севера, о хронологии ее памятников и их этнической принадлежности.
…Через два часа пути мы въезжаем в Нэмуро. Город расположен на северной стороне полуострова, носящего то же название, недалеко от границы Советского Союза. С мыса Носапп, северо-восточной оконечности полуострова, в ясную погоду видны горные хребты Кунашира и острова Малой Курильской дуги. До первого из них острова Сигнального отсюда всего три с половиной километра. У Японии, действительно, пет более близкого соседа, чем наша страна. И, конечно, не случайно в этой стране с каждым годом растет интерес к русскому языку, литературе, музыке. Группы, изучающие русский язык, есть во многих университетах. Активно изучают русский язык на Хоккайдо. В Саппоро, Хакодате, Отару, Вакконае созданы курсы русского языка. Телевизионная корпорация «Эн-эйч-кэй» проводит уроки русского языка по телевидению, в которых принимают участие дикторы Московского телевидения.
Нэмуро — город рыбаков. Он весь пропах морем и рыбой. Когда-то здесь была древняя айнская крепость, руины которой можно видеть и сегодня. Дословный перевод айнского слова «нимоуруру» означает «жить в спокойствии с оградой с четырех сторон». Чтобы попасть в древнюю крепость, нужно подняться на крутой холм по винтообразно идущей тропе примерно на высоту 160–170 метров, где открывается довольно обширная площадка, густо поросшая высокой травой. Среди ее зарослей прослеживаются котлованы древних жилищ. Их довольно много. Осматривая крепость с Харуо Ойи, мы насчитали 12 таких котлованов, но думается, что их здесь больше. Айнское поселение в Нэмуро в прошлом было одним из самых крупных и влиятельных в восточной части Хоккайдо. Даже после разгрома айнского восстания под предводительством Сагусяина (1669), когда многие вожди айнских племен потеряли свою независимость и подчинились клану Мацумаэ, айны Намуро и Кусиро сохранили свою самостоятельность, а поселки их, как отмечается в летописях Мацумаэского дома, «были цветущие».
Люди Мацумаэ открыли местность Нэмуро в годы правления Гэнроку (1688–1703), но только в конце XVIII столетия (около 1780 г.) здесь впервые была поставлена «станция» для сбора податей с местного населения. В начале XIX столетия (1801–1803) лесопромышленник Сицироэмоне купил эту местность и основал торговую контору, а позже и порт, в который прибывали коммерческие суда.
В регистрационных записях, относящихся к 1819 году, значится, что в то время в Нэмуро имелись контора для присутствия чиновников, барак, торговый магазин, амбар для хранения риса, бюро для рыбопромышленных сделок и торговый двор с гостиницей для приезжающих. Кроме того, было еще И домов для разных лиц. Отмечается также, что здесь жили 36 мужчин и женщин «исконных туземцев»{26}.
Заметную роль сыграл полуостров Нэмуро в развитии русско-японских отношений. У его берегов зарождались связи России с Японией. В 1739 году к его северным берегам приставали суда отряда М. П. Шпан-берга Второй Камчатской экспедиции, занимавшейся изучением Курильских островов. А в начале октября 1792 года в бухту Нэмуро, отгороженную от открытого моря небольшим островком Бэнтэндзима, вошла бригантина «Екатерина», которой командовал штурман В. Ловцов. На борту бригантины находился русский посол Адам Лаксман, направленный русским правительством для установления торговых отношений с Японией. Он привез с собой грамоты для правительства «Ниппонского государства», а также доставил трех японских подданных, унесенных штормом и потерпевших кораблекрушение у российских берегов.
Адама Лаксмана и его спутников доброжелательно встретили местные жители — «мохнатые курильцы», как тогда русские мореходы называли айнов. Среди них было также несколько японцев — служащих дома Мацумаэ. В своем «Журнале» Адам Лаксман отмечал: «На берегу у них выстроен был дом, амбар и травою крытый сарай… курильцы же поставили на берегу шалаши, или их летние юрты наподобие конусов, и как покрыли оные схожими на циновки, сделанными из травы и тонкого камышу, называемыми на их языке цырелами, каковыми и во внутренности всю юрту кругом около раскладываемого посредине огня устилают»{27}.
Во время визита к японским чиновникам Адам Лаксман получил разрешение на «прозимовку» и строительство на берегу «светлицы и казармы». Он попросил послать гонца с письмом к правителю дома Мацумаэ. В своем письме русский посол, подчеркивая, что законы Российского государства обязывают относиться с заботой к потерпевшим кораблекрушение, отмечал: «…Российская государыня, по высокоматеринскому и единственно о благе человечества пекущемуся покрову, указать соизволила иркутскому генералу-губернатору Пилю, чтоб упомянутых подданных великого Ниппонского государства возвратить в их отечество, чтоб они могли видеться со своими родственниками и соотечественниками.
Вследствие такового высочайшего е. и. в. повелений Его Высокопревосходительство и направил нас как для посольства в великое Ниппонское государство к главному правительству, так и для доставления оного государства подданных в свое отечество и с подробнейшим описанием о их приключении и обо всем прочем по соседственной смежности».
И далее: «дошед до сего берега, обитаемого курильцами, свиделись со служителями начальства вашего и почли за лучший способ, как уже наступило позднее осеннее время, здесь зимовать, рассудили, для сведения вашего и собственной пользы нашей для безопасности будущей весны впредь путешествования, просить и о доставлении вам письма нашего, которым просим, чтоб вы от себя великого Ниппонского государства главному правительству возвестили о нашем туда шествии…»{28}.
Отправив письмо к Мацумаэ, русские приступили к строительству светлицы и казармы для зимовки экипажа. В конце ноября казарма — самое большое в то время в Нэмуро строение из крупных бревен — была готова. Перезимовав, «Екатерина» отплыла из Нэмуро в зайив Хакодате. Оттуда Адам Лаксман и его спутники отправились к Мацумаэ, где и состоялись переговоры с участием высокопоставленных правительственных сановников, специально прибывших из Эдо. В конце августа 1793 года после окончания переговоров миссия Адама Лаксмана покинула порт Хакодате и 8 сентября благополучно возвратилась в Охотск.
