Так неучи из следчасти по особо важным делам МГБ СССР пытаются использовать постыдное «дело» ученых Клюева и Роскиной, уже пригвожденных сталинской пропагандистской машиной к «позорному столбу бесчестья и измены», втайне снять второй урожай с этого выморочного поля. Но мысль о возможности сфотографировать процесс создания препарата так дика и нелепа, что и это обвинение не продержалось до начала суда, затерявшись в бумажных завалах.

Какие же преступления привели на эшафот сломленную Теумин? За что ответила она, посторонний комитету человек, повинная разве что в том, что родилась еврейкой в далеком городе Берне, куда ее родители бежали от преследований жандармов; что стала образованным редактором, свободно владеющим европейскими языками?

Виной всему Гольдберг, вернее, навязанная ему следствием роль американского шпиона. Готовясь к поездке по Прибалтике, Гольдберг попросил Лозовского снабдить его справочными материалами по трем республикам. Теумин, занимавшейся в Совинформбюро Прибалтикой, было поручено подготовить такую справку для гостя, справку, которая, к слову сказать, и помогла ему написать дельные, убедительные для иностранного читателя очерки о трех советских республиках. Спустя три года после ареста, в преддверии судебного разбирательства, Эмилия Теумин вновь показала: «Я составила для Гольдберга обзорную справку об Эстонской, Латвийской и Литовской ССР, где охарактеризовала главные города этих республик, промышленность, с указанием количества разрушенных в период немецкой оккупации предприятий и восстановленных к концу 1945 года. Привела я также данные о населении Прибалтийских республик, об ущербе, нанесенном народному хозяйству, о ходе его восстановления, осветила вопросы культурного строительства в Эстонии, Латвии и Литве»[139].

«Как видите, — сказал следователь, подводя итог допроса, — Гольдберг выезжал в Прибалтику с совершенно определенными разведывательными целями».

Не надо думать, что расторопная Эмилия Теумин, «готовая услужить» иностранцу, и сверхосторожный, прошедший долгую дипломатическую выучку Лозовский беспечно шли навстречу Гольдбергу. Он был достаточно высоким гостем страны, в Киеве его приняли для беседы Мануильский и заместитель Хрущева по Совмину Микола Бажан, а в Москве — сам Калинин, Сталин и Молотов решили непростой в те дни вопрос о выплате через Гольдберга как родственника Шолом-Алейхема наследникам классика еврейской литературы авторского гонорара в валюте США.

Такова была реальность. Только после речи Черчилля в Фултоне давние события приобрели в истолковании госбезопасности зловещую окраску и элементарная для хозяев дома услуга толковалась как шпионская.

Второй «смертный грех» Эмилии Теумин — выполнение технического поручения, не имеющего отношения к ЕАК. Публицист Гольдберг работал над книгой о реакционной роли британского империализма в Палестине, на Ближнем Востоке и других регионах мира, о двуличии политики Черчилля. Можно предположить, что обличительная страсть Гольдберга подпитывалась неблаговидной ролью правящих кругов Англии в борьбе евреев Европы за обретение родины, за Палестину как единственное для многих спасение. Античерчиллевские страсти сотрясали и Сталина, и на просьбу Гольдберга снабдить его по возможности материалами, разоблачающими британский империализм, охотно отозвались и Лозовский, и руководители Идеологического отдела ЦК ВКП(б). Директору закрытого, существовавшего при ЦК «Института № 25» т. Пухлову поручено было такую обстоятельную справку подготовить. За папкой с материалами была послана в «институт» Эмилия Теумин, и она лично передала Гольдбергу папку.

Почему же не отняли у шпиона Гольдберга ни «сверхсекретных» сведений о Прибалтике, ни разработок «Института Ns 25», ни любых других рукописных материалов, когда, отгуляв прощальный ужин, гостя провожали то ли в Прагу, то ли в Софию? Ведь осведомитель МГБ сообщал буквально о каждой передаче Гольдбергу машинописных материалов, а в них, при посредничестве Теумин, разглашались секреты «чрезвычайной важности», сведения о том, что благодаря восстановлению фабрики «Era» «…скоро в продажу поступит верхнее и нижнее белье с меткой „Era“ (Литва)»; что «одна из артелей Латвии, „Калвес“… выпускает сверх плана к весеннему севу 1000 мотыг, 500 лопат, 1000 грабель»[140]. Трудно вообразить, какие деньги заплатили бы монополисты США за сведения о том, что у «могильщиков капитализма» появится еще полтысячи обыкновенных садовых лопат!

Полковнику Комарову на допросе незадолго до его расстрела был задан вопрос:

«— В протоколах допроса Лозовского прогрессивный деятель США Гольдберг фигурирует как установленный американский разведчик. Откуда вы это взяли?

— Эти данные, — солгал Комаров, — были получены из 2-го Главного управления МГБ СССР.

— Неправда. По имевшимся в то время в МГБ СССР материалам, было известно, что Гольдберг никакого отношения к американской разведке не имел и является просоветски настроенным человеком.

— Лихачев мне заявил, что по указанию Абакумова Гольдберг проверялся во втором управлении, где, есть данные о том, что Гольдберг установлен как американский разведчик»[141].

Никто не тревожил «шпионский» багаж Гольдберга и Новика только потому, что в 9-м отделе 1-го Главного управления КГБ (тогда еще КГБ!) при Совете Министров СССР, в епархии того же Абакумова (а до него — Меркулова), знали все, что следовало знать об этих общественных деятелях США. Знали их приверженность Советскому Союзу, настолько очевидную и неприкрытую, что в США их заподозрили в работе на СССР и требовали зарегистрироваться как агентов иностранной державы. Еще в 1946 году этот отдел дал справки на Гольдберга и Новика именно тому управлению МГБ, которое теперь вынимало душу из еврейских интеллигентов за связь со «шпионом Гольдбергом».

Вот эти справки:

«НОВИК ПАУЛЬ (ПОЛЬ) ХАИМОВИЧ. По имеющимся у нас сведениям, ФБР США подозревает НОВИКА в сотрудничестве с советскими разведорганами и разрабатывается американской контрразведкой».

«ГОЛЬДБЕРГ БЕНЦИОН (1895 г.р.), зять писателя Шолом-Алейхема. В 1927 году стал известен своими положительными статьями о Советском Союзе. С 1934 года по 1937 год под свою личную ответственность, без ведома редактора газеты („Дер Тог“), настроенного антисоветски, печатал корреспонденции известного советского журналиста Шахно Эпштейна. В феврале 1941 года антисоветски настроенная группа сотрудников „Дер Тог“, во главе с редактором, пыталась изгнать Гольдберга из газеты „за связь с Коминтерном и ГПУ“. С начала Отечественной войны Советского Союза Гольдберг занял твердую просоветскую позицию, и его положение в газете укрепилось. В связи с активным сотрудничеством Гольдберга с ЕАК в СССР его в начале 1944 года вызывали в Министерство юстиции США, где предлагали зарегистрироваться как иностранному агенту»[142].

Таков схематический, но правдивый портрет Гольдберга той поры, писанный не блудливым пером осведомителя, а нашей резидентурой в США. Но может быть, от следствия скрыли правду о Новике и Гольдберге и священный гнев руководил всеми поступками и домогательствами следователей?

Выяснением этого, важнейшего для всего обвинения вопроса занялась бригада военюристов во главе с подполковником юстиции Н. Жуковым.

«— Установлено, что в момент расследования дела бывших сотрудников ЕАК, — спросили у следователя Зайцева В.П., который одно время вел дела Квитко и Брегмана, — следственным работникам было известно, что Гольдберг и Новик являлись прогрессивными деятелями Америки, что Новик является членом компартии США с 1921 года, что Новик и Гольдберг за активную деятельность в пользу СССР разрабатывались американской разведкой, — были ли использованы эти данные при следствии?