Карло скрючился на дне своей укрепточки и, готовясь к уже близкому броску, еще плотнее закутался в плащ. Даже тройная подбивка плаща не защищала его от пронизывающего холода, царившего на поле боя, и, несмотря на то что один из слоев подбивки состоял из освинцованного материала, Карло все равно ощущал легкую щекотку радиоактивности, уже принявшейся разъедать ткани его тела. По коже непрерывно бежала ледяная дрожь. Главный удар наносился южнее, и Карло оставалось лишь терпеливо ждать, прислушиваясь, не прозвучит ли телепатическая команда его старшего офицера.

Карло ощупал пальцами бортик укрепточки и заметил, что недостаточно укрепил его с помощью уплотнителя материи. Тогда он вытащил из сумки этот крошечный приборчик, производящий сжатие молекулярных промежутков, и внимательно осмотрел. Калибратор оказался сдвинутым на одно деление — теперь понятно, почему жидкая грязь укрепточки не затвердела так, как того требовала обстановка.

Ночной воздух вдруг вспороло оглушительное шипение восьмидесятижильного боевого луча, и солдат сунул уплотнитель на место. Паутинный узор лучей скользнул по небу, нашаривая предположительное местонахождение оперативного центра, бросая по пути кроваво-красные отблески на гранитные черты лица Карло.

Оперативный центр проследил направление многожильного луча до его источника и ответил ослепляющими вспышками собственных батарей. Залп, затем второй, третий… Восьмидесятижильный луч снова вспыхнул, но уже гораздо слабее, чем раньше, а потом угас окончательно. Через мгновение эхо взрыва встряхнуло землю там, где находился Карло, с такой силой, что ливнем посыпались комки недостаточно уплотненной грязи и мелкие камни. Еще мгновение, и последовал град шрапнели.

Карло вжался в землю, беззвучно моля сохранить этот жалкий комочек жизни, затерявшейся во всепоглощающем разливе смерти. Он прекрасно знал, что его шансы на возвращение назад бесконечно малы… Да возвращались ли хоть трое из каждой тысячи? Так что иллюзии у Карло в этом вопросе начисто отсутствовали. Он был простым пехотинцем и понимал, что его жизнь в ходе седьмой мировой войны обречена на уничтожение.

И как будто взрыв установки восьмидесятижильного луча явился сигналом, во всю мочь заговорили орудия подразделения самого Карло. Яркие вспышки вспарывали черноту неба над головой, образуя сложнейшие хитросплетения нитей, возникавших и пропадавших, ежесекундно изменявшихся, проходивших всю гамму цветов солнечного спектра и образующих полосы таких оттенков, которые Карло затруднился бы даже определить словами. Карло сжался в несчастный комочек на дне заполненной вязкой жижей укрепточки. Ему оставалось только одно — ждать.

Карло был хорошим солдатом. Он отлично знал свои обязанности. Пока эти металлические и энергетические чудища злобно грызлись между собой, бедному одинокому пехотинцу делать было решительно нечего — он мог разве что умереть. Карло выжидал, зная, что его время еще придет… к сожалению, придет даже слишком быстро. Независимо от того, какими свирепыми, смертоносными и какими механизированными до полного автоматизма стали современные войны, конечный исход их все равно решался пехтурой. А как же иначе? Ведь между собой продолжали драться все равно те же люди.

Мозг Карло вяло трепыхался где-то на грани полной отключки и обостренного бодрствования. Подобное состояние хорошо известно всем бойцам в тех случаях, когда ночь вокруг них до предела насыщена тяжелым громыханием мощных орудий.

Даже звезды — и те, казалось, куда-то попрятались.

Внезапно вырубились многожильные лучи, в мгновение ока погасли их цветные узоры, и на землю снова пала глухая тишина. Теперь Карло будто подменили — он был готов действовать. Наконец-то настал долгожданный момент. Сейчас мозг Карло был целиком настроен на поиск одного-единственного звука. Мозгу предстояло сформировать команду, в строгом соответствии с которой Карло будет действовать в дальнейшем. Эта команда формируется, конечно, отнюдь не под влиянием собственного волевого усилия солдата. Стратеги и психологи немало потрудились над этим делом: сигнал к ее появлению был запечатлен в мозгу каждого бойца. Он был как бы наложен на мозг, отпечатан на нем, погружен в его глубины. Команда постоянно присутствовала там, и стоило командиру полка послать свой телепатический приказ, как превращенный в марионетку Карло должен был выскочить из укрепточки и броситься в заранее определенном направлении.

Но когда приказ прозвучал, Карло к тому времени уже предвосхитил его, будто он за секунду до того, как возникло мозговое напряжение и слово «Вперед!» взорвалось в его мозгу, услышал сигнал и принял к сведению, что момент действия настал.

На какую-то секунду раньше, чем следовало, он вскочил на ноги и выпрыгнул из укрепточки, прижимая к груди свой брандельмейер, ощущая на животе, спине и бедрах привычную тяжесть патронташей и сумки. Именно из-за этого незначительного опережения команды и произошло то, что случилось в дальнейшем. Никакие другие случайные совпадения не смогли бы привести к подобному результату, но эти — могли и привели.

Когда первые залпы хорошо пристрелянных батарей противника встретились с комбинацией лучей столь же тщательно пристрелянного оружия солдат подразделения Карло, то они столкнулись в точке, где вообще-то ничего не должно было находиться. Однако так как Карло выпрыгнул из укрепточки чуть раньше, чем следовало, то в фокусе столкнувшихся лучей случайно оказался именно он.

Три сотни хорошо различимых лучей образовали пространственную решетчатую структуру, состоящую из сверкающих радуг и выбрасывающую на пятьсот футов вверх потоки отрицательных частиц. Последовало короткое замыкание… и солдат исчез из пространства и времени поля битвы.

Инфаркт у Натана Швахтера произошел прямо на платформе подземки. Солдат материализовался непосредственно перед его глазами — он возник ниоткуда, грязный, свирепый, со странным оружием, прижатым к груди… возник в тот момент, когда старик собирался опустить пенни в автомат со сластями.

На Карло был все тот же длинный плащ — дематериализация и последующее восстановление не оставили на нем никаких следов. Потрясенный, солдат уставился на худощавую физиономию неизвестно откуда появившегося перед ним человека и весь затрясся, когда эта физиономия издала пронзительный крик.

С растущим изумлением и ужасом Карло наблюдал, как худое лицо исказилось судорогой. Старик рухнул на замусоренную платформу, схватился за грудь, попытался набрать в легкие побольше воздуха. Его ноги судорожно согнулись и разогнулись, а рот дико и широко открылся. Так он и умер — с открытым ртом и глазами, уставившимися в потолок.

Карло равнодушно оглядел тело — неужели эта смерть имеет хоть какое-то значение, когда ежедневно во время войны убивают около десяти тысяч человек… и смерть их куда более страшна. Какое ему дело…　

Внезапный, заполнивший, казалось, всю Вселенную вопль приближающегося к платформе поезда поглотил все внимание солдата. Темный туннель, в который внезапно преобразовался его переполненный войной мир, мгновенно затопило ржавым воплем невидимого монстра, несущегося к нему из глубокой тьмы.

Боец, прочно засевший в Карло, непроизвольно заставил его спину изогнуться, а ноги — принять боевую стойку. Опираясь на пятки, он мгновенно направил ствол оружия в направлении нараставшего грохота.

Из толпы, сгрудившейся на платформе, раздался крик, на какое-то время заглушивший даже гром приближающегося поезда.

— Это он! Это он! Это он застрелил старика!.. Он сумасшедший!　

Лица повернулись в сторону Карло. Низенький человек в грязной фуфайке, лысая голова которого поблескивала в свете потолочных ламп, дрожащим пальцем тыкал в сторону Карло.

Было похоже, что в толпе образовались два течения. Люди как бы отхлынули назад и в то же время надвинулись на Карло. И тут поезд, на высокой скорости вырвавшись из-за поворота, заполнил даже самые потаенные уголки сознания солдата своим диким воем. Рот Карло раскрылся в безумном вопле, и, скорее под влиянием рефлекса, нежели осознанного намерения, брандельмейер внезапно ожил в его руках. Тройное волокно холодного голубого луча с шипением вырвалось из похожего на колокольчик надульника, пересекло туннель и ударило в головной вагон поезда.