Постучал в дверь Машиной каюты, она ответила, что через пять минут выйдет. Действительно, через пять минут Маша появилась, улыбнулась мне и спросила, почему я так озабочен. Я сказал, что не все в порядке на берегу, я не ожидал встретить такого приема, но не это главное, главная моя печаль в том, что мы расстаемся: я сойду здесь, а она поплывет на пароходе дальше, к отцу.

– А зачем мне плыть дальше, – ответила Маша, лукаво посмотрев на меня, – ты ведь спас меня от чудовищ и теперь, как рыцарь, должен на мне жениться. – И она рассмеялась. – Нет же, я шучу, может быть, тебя ждет жена или невеста, ты же мне ничего не говорил про свою семью. Просто во всех балладах, что я читала, доблестный рыцарь в таком случае предлагает руку и сердце.

– Маша, мое сердце принадлежит только тебе, и, если бы это было возможно, я, ни минуты не медля, попросил бы твоей руки. Но ведь твой отец служит в Индии или в другой британской колонии?

– Мой отец, а, вернее, отчим, служит в Хараре, поэтому я сойду на берег здесь, вместе с тобой. Видишь на берегу небольшой караван, отец прислал его за мной. Погоди, я сейчас… – и она скрылась за дверью.

Посмотрел на берег, и правда, чуть сбоку – пяток верблюдов и десяток всадников в яркой одежде. Понятно, отец на службе у правителя провинции Харар. Что же, это меняет дело к лучшему. В Хараре мы можем встретиться, посмотрю, как ее отец отнесется ко мне, может, согласится отдать мне Машу в жены. Не похищать же девушку, как мне накануне доктор советовал, да еще на глазах у охраны, сразу пулю получишь, а то и рубанут по дурной башке кривой саблей. Нет, уж раз назвался дипломатом, то действуй с оглядкой на последствия. Тем более Харар, пусть и недавно присоединенная территория, населенная преимущественно мусульманами, но сейчас находится под властью негуса Менелика и является частью Абиссинии, где я представляю интересы Российской империи.

Опять открылась дверь каюты, и тут наступило мое время удивляться: вместо европейской девушки, ко мне вышла восточная красавица в белом, до пят, шелковом платье и таком же белом платке, нет, не в чадре, платок полностью открывал лицо, но, при необходимости, мог его и закрыть.

– Маша, – только и мог, ошалев от удивления, пролепетать я, – ты ли это? Тебя просто не узнать! Что это за маскарад?

– Это не маскарад, – ответила Маша, – маскарад был раньше, а теперь я – дома. Ну, или почти дома.

– Но ведь ты представилась как Мэри МакКонен, я думал, что ты – дочь шотландского офицера или чиновника откуда-нибудь из Индии. МакКонен – ведь это шотландская фамилия, старого шотландского рода. Потом, тебя же вроде провожала со слугами твоя тетя или другая родственница – высокая белая женщина, вы еще обнялись на прощание…

– Это – мои слуги, а мадам – не совсем служанка, а, скорее, компаньонка и преподавательница французского и английского языков. У нее в последний момент местные власти обнаружили непорядок с документами и задержали, а слуги были вписаны в ее документы как сопровождающие. Я уже два года слушала лекции в Сорбонне, как отец вызвал меня с тем, чтобы попрощаться и посмотреть на меня, он отправляется в опасный поход, на войну. Поэтому я поехала одна, хотя и не должна была этого делать. Но, если бы я не села на этот пароход, мне бы пришлось ждать французский пароход до Джибути три недели, здесь редко бросают якоря пароходы, никто сюда не едет. Но в пароходной компании мне сказали, что через день будет русский пароход, и он пойдет прямо в Джибути, поэтому я согласилась и правильно сделала, ведь иначе я не встретила бы тебя, а встретив, я сразу поняла, что ты и есть мой суженый.

– А я то же самое почувствовал, когда первый раз увидел тебя, вот здесь, на палубе, мы почти столкнулись, помнишь? У нас это называется «любовь с первого взгляда», многие в нее не верят, а я теперь знаю, что это – правда. Да, я так и не понял, что шотландский офицер делает в Хараре, он на службе у тамошнего правителя?

– Мой отчим и есть тамошний правитель – рас, по-вашему князь… – Маша сказала «дюк», ну какие же герцоги в Африке, князь, конечно. – Уольдэ[21] Микаэль Мэконнын, правитель центральной абиссинской провинции Шоа, а в Харар он послан для подавления мятежа племен негусом-негести[22] и сейчас является правителем Харара, так как предыдущий правитель низложен за мятеж. А мое имя Мэрыд[23] Мариам Мэконнын, а предпочитаю я имя Мариам – Мария или Маша по-русски, как ты меня зовешь. В Европе, особенно в Британии, где я прожила первый год своего путешествия, меня звали Мэри МакКонен, так им было проще, а потом я и сама привыкла… – улыбнулась Маша.

Так, час от часу не легче, вместо шотландского полковника, проспиртованного виски, крутой туземный князь в качестве папаши. Неизвестно, что хуже…

– Я скажу своим слугам, что поеду с твоим караваном, – сказала Маша, – у тебя много хорошо вооруженных солдат, они поймут, что так безопаснее. Слуги разобьют мой лагерь рядом с твоим, и мы можем быть вместе.

Маша достала из складок платья маленький платочек и махнула им – тотчас от группы всадников отделились трое и поскакали к берегу.

Мы простились, условившись, что ненадолго, и я поспешил к отряду.

Выгрузку лошадей почти закончили: под брюхо лошади подводили брезент, стропы крепились к пароходной лебедке со стрелой и прямо из трюма животное поднимали и опускали на понтон, где освобождали от подвески, и затем все повторялось со следующей лошадкой. За один раз на понтон ставили шесть лошадей, и как только один понтон, буксируемый лодкой, отваливал, на его место тут же вставал под погрузку второй. Чувствовалось, что «понтонеры» свое дело знают, и оно спорилось в их черных руках. На понтоне были хозяева лошадей, к кому они привыкли, их успокаивали, давали пожевать корочку хлеба, а кто и кусочек сахара припрятал в кармане шаровар, поэтому лошадки вели себя спокойно. Из бортового порта парохода на третий понтон заканчивали грузить легкие грузы. Теперь пойдет самое ответственное дело – выгрузка оружия и ценных грузов. Наверху, на аптечных ящиках сидел фельдшер, рядом стояли ящики рудознатцев с походной лабораторией – они хотели, не доверяя черным грузчикам, спустить по трапу свои ящики вручную. Но это оказалось не таким простым делом. Охотники пыхтели и старались, но увесистые ящики были слишком неповоротливы, поэтому они отказались от этой попытки и стали ждать, когда освободится стрела погрузчика, чтобы с ее помощью опустить свои сокровища на понтон.

Видимо, придется сделать так же и с денежно-подарочными ящиками.

Надел пробковый шлем (уже здорово припекало) и решил сойти на берег, посмотреть, как идут дела там. Спустился в туземную лодку, и она доставила меня к молу. Маша со своими слугами уже уехала, и я отправился на тележке с продовольственными ящиками, которую толкали по рельсам шестеро грузчиков (негоже послу взбивать пыль ногами – пусть везут). Доехали до конца рельсового пути, и еще издалека я увидел наш лагерь – рядами стояли белые палатки, сбоку под тентом была оборудована коновязь. Заметил, что Нечипоренко о чем-то спорит с людьми в пестрых одеждах, устанавливающими рядом с лагерем большой шатер. Узнал Машиных слуг и направился узнать, в чем дело. Оказывается, подъесаул, не признав Машу в туземном платье, запретил ставить шатёр близко к русскому военному лагерю. Подошел поближе.

– Аристарх Георгиевич, это я разрешил дочери харарского князя, она же ваша знакомая Маша, которую вы, заботливо закутав в одеяло, поднимали на борт «Орла», поставить свой шатер здесь, под защитой славных семиреченских казаков, – успел я насладиться изумлением на лице Нечипоренко.

– Александр Павлович, сегодня прямо день сюрпризов, – ответил подъесаул, – то я вижу вас в раззолоченном мундире, наподобие генерала, то теперь Машу шемаханской, тьфу, харарской княжной! Прямо голова кругом, еще и суматошная разгрузка эта с бестолковыми сомалями[24]. Представляете, они у Михалыча ухитрились ящик с водкой разбить! Вдребезги! Привезли тележку и ну давай ящики с нее сбрасывать, наши заорали, что делать этого нельзя, а они не понимают, знай себе швыряют их на землю, так до заветного ящика и дошли. Михалыча чуть удар не хватил, сейчас в палатке отлеживается.