– Джиа, а́ло!

Джиана поднимает взгляд на новенькую. От меня не ускользает, как ее серые глаза блестят серебром.

– Привет, Ифе!

– Есть свободное место?

– Конечно! – Джиана подвигается.

– А ты, верно, Фэллон? Очень приятно тебя познакомить.

– «С тобой познакомиться», – поправляет Феб.

– Ох, тау! С тобой познакомиться… – Слова раскручиваются с совершенно неправильными ударениями. Лючинский язык походит на мелодию арфы, в то время как вороний подскакивает и перекатывается, как камни на дне бурной реки, – грубо, влажно, гортанно.

Девушка улыбается, обнажая кривоватые зубы, которые, однако, ничуть не портят впечатления – ее красоту отметили и Джиана, и Риччио.

– Ифе – сестра Имоджен, – объясняет Феб.

На ее скуле, под черной полосой косметики, проглядывает маленькое перышко, как и у всех воронов.

– Ты уже встречать Имми?

Воспоминание о помощнице Лоркана ерошит и так колючее настроение.

– Столкнулись с ней и Рибио по пути сюда, – говорит Феб, и при упоминании фамилии Лоркана все в таверне замолкают.

– Ну, я хорошая сестра. – Ифе наклоняется над столом, и ее длинные косы скользят по плечам – которые шире, чему у Джианы, хоть и не такие широкие, как у Риччио. Вероятно, полеты здорово развивают мускулатуру.

Я пытаюсь припомнить, широкие ли плечи у Имоджен. Впрочем, мы встретились в довольно темном коридоре, и я была слишком занята тем, что прожигала взглядом своего тюремщика.

– У нас с тобой много общего, Ифе! – Сибилла насмешливо смотрит на старшую сестру, которая закатывает глаза.

– Лично я предпочитаю Джиа… – Не успевает Феб произнести последний слог, Сибилла хватает с блюда дольку апельсина и бросает в смазливую мордашку нашего друга. Фрукт попадает тому прямо в широкий лоб, сползает по носу и плюхается на стол. – Так ты только доказала мою правоту, Сиб. – Он вытирает с лица сок. – И, кстати, ты за это поплатишься.

Подруга дерзко улыбается, будто подначивая его. О, Феб отомстит. Он всегда отвечает на гадость, но в отличие от Сиб, которая сначала стреляет, а потом спрашивает, у Феба бесконечный запас терпения.

– Так значит, Имоджен работает с вашим королем? – любопытствую я.

– Вашим?

– С Моррготом. Или как его называет ваш народ? – Слово оставляет неприятный привкус на языке: долгое время я считала его именем Лоркана. То есть именем его птиц. Данте развеял мое заблуждение, предоставив перевод: Ваше Величество.

– Ваш народ? – повторяет Ифе, ее брови сходятся на переносице. – Твой отец Кахол, разве нет?

– Ага. – Сибилла подталкивает меня плечом.

Лоб Ифе разглаживается.

– Ты тоже ворон, Фэллон. Лоркан Рибио и твой король тоже.

– Лоркан Рибио никогда не будет моим королем! – Заявление вызывает у посетителей таверны злобное шипение.

Хм… Люблю, когда мне бросают вызов, Биокин.

Я бросаю взгляд на выход из таверны, где я ожидаю увидеть Лоркана. Не найдя его, изучаю каждую тень в поисках золотых бусинок.

Я не бросала тебе вызов.

Тем не менее я его чувствую.

Хотя я формирую ответ лишь мысленно, губы повторяют слова:

– Это не вызов!

– Что? – переспрашивает Сиб.

– Ничего, – бурчу я.

– Полагаю, Фэллон похожа на мать, – Риччио задумчиво потирает щетину на подбородке. – Говорят, принцесса Шаббе была усладой для глаз.

Кровь отхлынула у меня от лица.

– Ты в курсе? – Я оглядываю стол в поисках недоуменно сдвинутых бровей и не нахожу. – Вы все в курсе?

– Лазарус нам сказал, – мягко признается Сибилла, будто чувствуя, что я готова в любой момент сорваться.

Я осматриваю сумрачную таверну, разыскивая гиганта-целителя с заостренными ушами, однако среди посетителей его нет.

– Он думал, что раз Энтони знает, то знаем и мы, – добавляет Джиа.

Взгляд падает на капитана. У него такие же голубые глаза, как у Данте, однако сегодня они кажутся темнее – не как дневное небо, а как океан, простирающийся между Люче и Шаббе.

– Когда ты понял?

Он глубоко вдыхает. Челюсть напряжена, как у меня – спина.

– Той ночью в лесу, с Бронвен.

Той ночью, когда он привел меня к Бронвен и Фурии. О, как же я скучаю по коню, на котором ускакал Данте! Еще одна причина ненавидеть нового короля фейри.

– Зендея была писаной красавицей, – вздыхает Ифе.

Тут к столику подходит Коннор с кувшином, как я надеюсь, вороньего вина, и блюдом жаренных на гриле овощей и фруктов. И никакой мертвечины. Или семян.

– Была? – Я отрываю взгляд он цветастой горы снеди, украшенной такими же черными полосами, как у вороньего народа. – Она что… умерла?

– Нет, – раздается у меня за спиной.

Я оборачиваюсь, и взгляд медленно поднимается все выше и выше, и выше.

– Твоя мама жива, – слышу я хриплый мужской голос на лючинском, и волоски на руках встают дыбом.

Ифе ахает и лопочет что-то на вороньем, однако все мое внимание приковано к окутанному дымом мужчине.

– А́ло, дочь моя.

Время замирает, пока я рассматриваю создавшего меня человека: отца, которого у меня никогда не было и о котором я узнала только недавно.

Хотя он являлся ко мне в видениях, это не идет ни в какое сравнение с настоящим человеком. В реальности он выше, крупнее и гораздо более пугающий. Нос выглядит так, словно на него рухнула гора, покрытый щетиной подбородок настолько острый, что хоть деревья пили, волосы – грозовая туча длиной до подбородка, а глаза… глаза самого темного оттенка черного – темнее, чем стая воронов, которые заволокли солнце в тот день, когда Лоркан пробудил свой народ. Эти глаза словно бы впитали в себя всю ярость мира.

Эта самая ярость и кровь, которую она заставляет кипеть, – единственное, что у нас общего.

Воздух рядом с Кахолом темнеет и дымится, затем из него формируется другой ворон. И еще до того, как он обретает форму, я понимаю: это Лор. Не уверена, почему или как, поскольку его туман не темнее и не плотнее, чем у прочих перевертышей. Возможно, я просто ожидала его появления, поскольку ему так нравится всюду за мной таскаться.

Я не таскаюсь, я за тобой присматриваю, – имеет наглость прошептать мне в голову Лоркан.

Я не ребенок, Рибио, и мне больше ничего не угрожает, так что можешь смело отвалить от меня.

Лоркан мрачнеет от моей грубости, и я решаю грубить как можно чаще.

– Не перенести ли нам это воссоединение в более укромное местечко? – Его голос негромкий, но достает до всех уголков помещения.

– Мне и здесь нормально, – говорю я лишь бы досадить ему, хотя, по правде говоря, мне не нравится, когда на меня глазеет куча незнакомцев.

– Как скажешь. – В его глазах вспыхивает нечто одновременно бросающее в жар и леденящее душу. – Фило!

Приказ короля эхом отдается от каждого фонаря и окна; все вскакивают со своих мест. Я предполагаю, что «фило» означает «прочь» или нечто похожее. Затем Лоркан обращается к моим друзьям:

– Ахаобен закрыт до дальнейшего распоряжения. Пожалуйста, покиньте таверну.

Ножки скамеек скрипят по каменному полу, когда все отодвигаются от стола и встают.

Только Сибилла не двигается с места. Ее длинные мозолистые пальцы сжимают мои, и только тогда я осознаю, что она держит меня за руку.

– Если хочешь, я останусь.

– И я. – Феб замирает, не успев полностью встать.

Я не знаю, чего именно хочу.

– Прошу, уйдите. – Голос Кахола глухой и хриплый, словно его переполняет печаль, вот только у него такой вид, будто он настолько же способен плакать, насколько я – пролезть в крошечное окошко в скале.

Возможно, я даже пыталась.

Буду знать.

Я прищуриваюсь, глядя на Лоркана, и сжимаю руку Сибиллы.

– Идите. Я справлюсь.