Характер экономического развития и колониальная зависимость обусловили сложную картину социальных и политических отношений в Канаде, глубокие противоречия между основными общественными группами.
Основу господствующей колониальной верхушки составляла землевладельческая аристократия не только английского, но и французского происхождения. В правящие круги входили также представители крупной торговой и финансовой буржуазии английского происхождения и высшее англиканское духовенство.
Нажив немалые суммы на мехоторговле и торговле лесом, часть представителей старой торговой английской буржуазии в первой трети XIX в. покинула страну, часть — приобрела сеньории, а часть — попыталась перевести свое дело на капиталистические рельсы. Эту новую «деловую элиту», по определению канадского историка Ф. Уэлле, составляли «импортеры, торговцы лесом и зерном, судовладельцы и акционеры банков»{65}. Они по-прежнему рассматривали колонию лишь как место для выгодного вложения капиталов и сохраняли тесные связи с метрополией. Крупная, преимущественно монреальская, буржуазия была заинтересована в сохранении старого порядка. Здесь ее интересы совпадали с интересами землевладельческой аристократии. На этой почве в Канаде сложился союз крупных торговцев-буржуа и лендлордов-латифундистов. Он был вдвойне реакционным и паразитическим, ибо «его положение зависело от низкопоклонства перед английскими колониальными чиновниками, а его богатство — от тяжелого труда канадских поселенцев»{66}.
Правящая верхушка безраздельно господствовала во всех сферах жизни канадских провинций. Вот что, например, пишет современник: «На протяжении многих лет эта группа людей, получая то и дело пополнение, занимает почти все высшие государственные должности, благодаря которым, а также своему влиянию в Исполнительном совете, прибрала к рукам всю правительственную власть. Она верховодит в Законодательном совете и сохраняет свое влияние и на решение важнейших дел провинции. Кроме того, «семейный союз» держит под своим контролем по всей провинции большое число второстепенных должностей, которые находятся в ведении правительства… Суд, магистрат, высшие должностные лица епископальной церкви, большинство юристов состоят из приверженцев этой партии. В качестве пожалований или за деньги они приобрели почти все свободные земли провинции. Они полновластные хозяева в банках и до последнего времени делили между собой почти исключительно все должности в советах компаний, а заодно и прибыль»{67}.
Удобно примостившись у кормила власти, презирая народ и не заботясь об интересах провинций, правящая клика все больше разлагалась и деградировала. Ее представители пытались копировать высший свет метрополии: строили жилища на манер английских усадьб, устраивали пышные трапезы, выезжали в экипажах, украшенных фамильными гербами, в сопровождении лакеев в ливреях с позументами. «Я не ожидала обнаружить здесь, — писала из Торонто английская писательница-путешественница А. Джемисон, — в этой новой столице новой страны с безграничными лесами вокруг средоточие самых худших пороков старой социальной системы, которая существует у нас дома. Торонто, подобно самому захудалому провинциальному городишке, обладает в то же время претензиями на столичный город. Здесь имеется своя мелкая колониальная олигархия, самозваная аристократия, которая ни на что реальное не опирается»{68}.
Всевластие крупных землевладельцев и крупной буржуазии вызывало недовольство местной национальной буржуазии — мелких и средних предпринимателей, лавочников, купцов-посредников, занимавшихся розничной торговлей, которые составляли довольно значительную прослойку. В их интересах было освободить страну от колониальных пут и уничтожить господство местных клик. В этом их стремления совпадали с чаяниями всего народа и носили общедемократический характер. Но нельзя забывать о том, что национальная буржуазия сама вы ступала как эксплуататор по отношению к массе простых поселенцев. Купцы и лавочники опутывали долгами и разоряли фермеров. Методы капиталистической эксплуатации не были чужды и мелким предпринимателям, В крайне сильной зависимости от купцов и ростовщиков находились земледельцы в отдаленных районах, вынужденные почти всю связь с внешним миром осуществлять через посредников. В. И. Ленин писал, исследуя процесс развития капитализма в России: «Чем захолустнее деревня, чем дальше она отстоит от влияния новых капиталистических порядков, железных дорог, крупных фабрик, крупного капиталистического земледелия, — тем сильнее монополия местных торговцев и ростовщиков, тем сильнее подчинение им окрестных крестьян и тем более грубые формы принимает это подчинение»{69}.
К средним, непривилегированным, слоям принадлежала часть мелких канадских сеньоров — те, кому не достались высокие оклады и синекуры и не нашлось места в рядах повой аристократии. Многие сеньоры прозябали в провинциальной глуши, их доходы и влияние катастрофически падали. Именно этим можно объяснить тот факт, что некоторые представители мелкопоместного франкоканадского дворянства приняли участие в политической борьбе за демократические реформы и даже стали выдающимися лидерами национально-освободительного движения, как, например, Луи Жозеф Папино.
Общее развитие колонии привело к появлению значительной и активной в политическом отношении прослойки местной разночинной интеллигенции. В 1827 г. только в Нижней Канаде насчитывалось 168 нотариусов, 145 мировых судей, 467 врачей, около 300 учителей. Эти люди также страдали от засилия олигархических клик. 13 особо бесправном положении находилась франкоканадская интеллигенция. Не случайно из этой среды вышли многие деятели освободительного движения.
Большинство населения колонии составляли фермеры-аграрии. Жизнь их была тяжелой и безрадостной. Весной, летом и осенью как мужчины, так и женщины трудились на полях, зимой они занимались охотой и рыболовством. Постоянным спутником франкоканадских крестьян был голод. Весной 1837 г. газета канадских патриотов писала о положении в округе Римуски: «Если бы наш корреспондент проехал сейчас по бедствующим районам провинции, он обнаружил бы огромное число семей, которых голод выгнал из дома на улицы, заставил их ходить и осаждать двери как богатых, так и бедных. Если бы он вошел в их дома, то обнаружил бы кучу детей, бледных, дрожащих, ищущих хлеба. А у их матери нет ничего, кроме слез: последнюю корку хлеба она им разделила еще вчера»{70}.
На нижней ступени колониального общества стоял и пока еще немногочисленный класс наемных рабочих, занятых в основном на строительстве каналов (на строительстве канала Ридо в один сезон работало свыше тысячи человек по найму), а также в районах интенсивной лесодобычи. Лесорубы и сезонные строители подвергались безжалостной эксплуатации. Это были парии общества — бедные эмигранты из Ирландии, разорившиеся фермеры, отходники. Именно на лесосеках долины реки Оттавы и строительстве каналов вспыхнули первые искры открытого недовольства.
В 1827 г. в Квебеке возник первый профсоюз — рабочих-печатников. В 1830 г. в Монреале начал действовать профсоюз обувщиков, в 1833 г. в Верхней и Нижней Канаде уже существовали профсоюзы печатников, плотников, портных и рабочих других профессий.
Что касается коренных обитателей, то в первой трети XIX в. в Канаде жили уже только остатки некогда могущественных индейских племен. Их последняя героическая попытка добиться самостоятельности была связана с англо-американской войной 1812–1814 гг. Конфедерация индейских племен на территории США и Канады под руководством легендарного Текумсе приняла участие в военных действиях на стороне Великобритании в надежде отстоять свои права на землю, но на переговорах в Генте при заключении мира англичане предали своих храбрых и верных союзников.
Условия существования канадских индейцев были ужасными. Упоминавшаяся уже А. Джемисон писала: «Они (индейцы. — В. Т.) сообщили мне, что их племя чиппева живет в окрестностях озера Гурон, где охотничий сезон был неудачным. Племя страдает от сильного голода и морозов, и они пришли сюда, чтобы просить Великого отца — губернатора дать им пищу и теплую одежду для женщин и детей. Они прошли по снегу 180 миль, и последние сутки никто из них не имел ничего во рту»{71}. Индейцы подвергались самой жестокой эксплуатации со стороны колониальных властей, многочисленных спекулянтов, торговцев и прочих любителей наживы. Зачинщиком грабежа был департамент по делам индейцев, сотрудники которого пользовались устойчивой репутацией жуликов и плутократов. Особой бесцеремонностью в обращении с индейцами отличались торговые компании Гудзонова залива и Северо-восточная, которые продолжали спаивать и обирать коренных жителей.
