— Спасибо. Костик закроет за вами. — Хриплю вслед.

— Малыш, высадишь меня у торгового центра. У меня запись на маник. — Доносится до меня ласковое мурчание Ани в коридоре.

Что Берт там такого наворотил, чтобы так орать?

А что, если Федорцов-старший знает о существовании компромата и поэтому нервничает и срывается на всех?

Хлопает входная дверь, и в квартире становится тихо. Я включаю себе медитацию на телефоне и засыпаю под бормотание приятного голоса, который вещает, что Вселенная даст мне все самое лучшее.

Не зря люди говорят, что сон — лучшее лекарство. Дней через пять я прихожу в норму и тут же сажусь за письменный стол разгребать переводы. К вечеру у меня слезятся глаза от монитора. Я жую бутерброд и понимаю, что Мирон уже два дня, как вернулся.

Пишу ему сообщение с просьбой о встрече, но ответа не получаю. А еще через два дня до меня, наконец, доходит, что Мирон Дмитриенко по какой-то причине меня избегает. Или избегает неприятного разговора?

Настя

Не знаю, в какой момент я стала бояться Костю. Сначала включилась интуиция, потом присоединился разум. В памяти возникали его взгляды, нелогичность поведения, случайные касания.

Раньше я принимала его целиком и полностью. Он был соседским парнем, одноклассником, другом. Мы все жили в равных условиях — условиях дефицита. Нам всем не хватало внимания родителей, а родителям — денег и чувства стабильности и безопасности.

На фоне тупых одноклассников, мечтающих с седьмого класса ущипнуть за задницу, Костя выглядел нормальным парнем. Он помогал матери, хорошо учился, ходил в художку и не давал слабых в обиду. Он прибегал к кулакам в самых крайних случаях, но, если это и случалось, бился яростно и до последнего. За это его уважала местная гопота и особо никогда не цепляла.

Ему не очень везло с девушками. Никому не удавалось задержаться рядом с ним надолго. Выбирал он только один типаж: высоких, стройных шатенок с зелеными глазами. По-моему, была даже рыжеволосая девочка. Они сменялись калейдоскопом, не принося ему счастья.

Я была слепой и глупой. Если бы я меньше доверяла людям, то, наверное, раньше бы увидела то, что всегда было под носом — его маниакальную любовь.

Однажды случилось то, что лишило меня равновесия и привычного видения моего друга. Иными словами — я была в полном шоке.

Перед очередной выставкой Лидия Владимировна настояла на том, чтобы я привезла десять картин сразу. Полагаю, сделала она это просто из-за своего стервозного характера. Одно полотно было особенно большим. Общественный транспорт отпадал, а машину я не водила. Марк был в командировке в Лондоне, поэтому я попросила Костю о помощи с перевозкой. В галереи художники сами должны были заботиться о транспортировке.

— Привет, Настенка! — Костя коснулся взглядом моих голых колен.

Подошел вплотную и обнял, скользнув ладонями по спине. В душе заворочалось странное ощущение неправильности происходящего, которое я подавила в себе.

На Косте была белая футболка-поло и бежевые брюки. Черные, солнцезащитные очки придавали лоска. На фоне желтой машины он выглядел столичным мажором, а не парнем из глубинки.

Мы осторожно погрузили упакованные картины на заднее сидение. Я села в машину и снова задалась вопросом: откуда у Кости деньги? Но свои мысли я всегда оставляла при себе. Нас с детства учили: говорить о деньгах некрасиво.

Он сел за руль и повернулся ко мне.

— Красивое платье.

— Спасибо. Ты тоже отлично выглядишь. Едем? — Я потянулась к ремню безопасности, испытывая неловкость.

Последние несколько месяцев это чувство не уходило, а лишь усиливалось. Может быть, потому что изменился сам Костя. Он стал самоуверенным и местами наглым. Мог спокойно довести до слез официантку или нахамить работнику заправки.

Я знаю, что люди меняются, но некоторые перемены очень больно наблюдать.

Мы поехали в галерею через центр города. Я очень любила старинные фасады зданий и большой фонтан.

Ветер развивал мои волосы. Я тоже надела очки и слушала любимую Костину группу, попутно отвечая на стандартные вопросы: как дела? что нового?

— Мы с Дмитриенко на выходных в Питер хотим сгонять. — Говорит Костя, когда мы заезжаем на парковку галереи. — Давай с нами. Или тебя твой Федорцов не отпустит?

Его вопрос звучит едко, и я чувствую раздражение вперемешку с грустью.

— Меня Марк везде отпускает. Мне не нравится твой тон, Костя.

— Я не хотел тебя обидеть. Извини, Настен. Правда.

Он прикасается к моему бедру, и я инстинктивно дергаюсь, задевая при этом крышку бардачка. Она открывается, демонстрируя мне отвратительное содержимое.

Все становится на свои места. Невозможно заработать на такую машину и квартиру, пусть даже в ипотеку, на одном графическом дизайне. Костя — вчерашний выпускник. Когда бы он успел?

Меня начинает мутить от ужаса.

Я вспоминаю, как он плакал в начальной школе, разбив коленку. Как заступился за нашего одноклассника Пашу, зашуганного ботаника, которого не пнул только ленивый.

Костя … мой друг.

Я вытираю вмиг вспотевшие ладони о подол платья и шепчу, не глядя на него.

— Что это, Кость? — Протягиваю пальцы к свертку и тут же их одергиваю.

Костя молчит. Я слышу, как судорожно крутятся шестеренки в его голове. Он думает, как бы накидать мне лапши на уши.

— Что это?! — Кричу и впиваюсь в него глазами.

В носу становится щекотно. Я начинаю колотить его куда попало: по плечам, спине, бедру.

Впервые в жизни я бью человека.

Он перехватывает мои запястья, больно сжав. Я чувствую, как по щекам катятся слезы. Ощущаю их соленый вкус на губах.

— Что ты за человек? Ты что, не помнишь, как закончил муж Симоновой из-за этого? — Указываю кивком на бардачок. — Она одна с тремя детьми осталась. Тремя! — Захожусь в рыданиях.

— Насть, это не то, что ты думаешь. Это не мое. — Бормочет Костя, глядя мне в глаза.

— А чье? Я дура, по-твоему? — Голос проседает, и я хриплю. — Уничтожь это сегодня же. Прекрати это. Выброси все с этим связанное из своей жизни, Костя, иначе я за себя не отвечаю. Ты понял? Понял меня?

Из последних сил выдергиваю руки из его захвата. Выскакиваю из машины под его глупые оправдания и хлопаю дверью.

Тогда мне казалось, что это самый плохой день в моей жизни. Но как же я ошибалась. Настоящий кошмар случился потом. Не знаю, чем я так прогневила Господа, и почему всегда давала шанс не тем людям.

14

Инга

Для меня становится полной неожиданностью, что Мирон игнорирует мои сообщения и звонки. Я не понимаю, что происходит и по-настоящему злюсь.

Еще спустя день я окончательно прихожу в себя и решаю действовать. Способность мыслить вернулась ко мне, а вместе с ней усилилось желание докопаться до правды.

Интуиция подсказывает, что я на верном пути.

У Мирона свой тату-салон в центре. Уточняю в интернете адрес и решаю действовать на опережение. Мне нужно быть на месте за полчаса до открытия. Мирон всегда сам открывает студию и в первой половине занимается бухгалтерией. Он вроде экономист по образованию.

Мне нужно застать его врасплох, чтобы он не успел придумать сказочку, почему игнорировал меня. Дмитриенко что-то скрывает. Я не думаю, что он боится. С его отцом я бы чувствовала себя, как у Христа за пазухой. Здесь что-то другое.

Костя еще спит. Я быстро собираюсь и заказываю в приложении такси — эконом, разумеется. По дороге вспоминаю, как Мирон бегал с фонариком по лесополосе. Как быстро и четко организовал поиски и взял на себя общение с полицией. Так в чем теперь дело?

Успеваю пожалеть о своей жадности и желании сэкономить, потому что в мои мысли постоянно вклинивается неприятный водитель с грязными ногтями. Он резко тормозит на светофорах и так же резко газует. В машине пахнет бензином, и меня быстро начинает укачивать.

— Девушка, а у вас парень есть? — Смотрит на меня в зеркало заднего вида.

Начинается. Вот что ему на это ответить?