— Привет, малыш. — заключила меня в объятия. — Как добралась?

— Хорошо, — я провела ладонями по шелковым волосам, — ты такая красивая! — Восхищенно пробормотала я, разглядывая ее ровный тон кожи и маленькие серьги.

— Ты у меня тоже, Инга. Голодная?

— Нет, я мамины пирожки с капустой ела и тебе оставила. — перекидываю рюкзак на другое плечо.

Настя радостно рассмеялась и поцеловала меня в щеку.

— Пойдем, Марк ждет на парковке. Я хочу вас скорее познакомить. Сейчас поедем домой отдыхать, а завтра смотреть город и по магазинам. Надо тебе к школе вещи докупить. — Она взяла меня за руку и потянула за собой сквозь толпу.

Мое сердце взволнованно застучало. Я была наслышана про Марка — богатый, щедрый, добрый, любит мою сестру.

На парковке стояла большая, серая машина.

В те времена Федорцов еще предпочитал водить машину самостоятельно.

Когда мы подошли к машине, передняя дверь отрылась. Сначала я увидела светлую макушку и носы начищенных ботинок, опустившихся на мокрый асфальт, и лишь потом самого Федорцова. От него исходил холод.

«Как Настя может встречаться с ледышкой?» — подумала я и тут же себя одернула. Нельзя быть такой предвзятой. Нельзя судить о людях поверхностно.

Он был в почти неизменном костюме-тройке и черном укороченном пальто. Его взгляд полоснул лезвием. Мне стало почти физически больно, и интуиция шепнула, что я не ошиблась. Даже в приступе слабоумия мне бы не пришло в голову назвать его добрым. Щедрый — возможно. Но ведь не трудно быть щедрым, если у тебя есть деньги?

Мне сразу же стало стыдно за разбитые носы своих ботинок и стертые манжеты куртки.

Настя представила нас друг другу. Он кивнул, сложив руки за спиной. Я боязливо поздоровалась и постаралась незаметно просочиться на заднее сидение. Настя села вперед. Марк Николаевич впервые ко мне обратился:

— Давай я уберу. — протянул руку.

С неба начали срываться первые капли, падая ему на ресницы и волосы. На вокзале разносилось смазанное объявление о расписании автобусов. Пахло бензином и мокрым асфальтом.

Я непонимающе захлопала глазами.

— Рюкзак свой давай. — вздохнул он, повторно протянув руку. — В багажник уберу.

— А, хорошо… — протягиваю лямку рюкзака и наши пальцы на секунду соприкасаются.

У него, на удивление, теплые руки. Я поднимаю глаза и встречаю его изучающий взгляд. Отдаю рюкзак и ныряю в теплый салон. Пока Федорцов хлопал крышкой багажника, я озвучила Свечке свои сомнения:

— Насть, я точно вам не помешаю? Что-то он сердитый какой-то, может недоволен, что я к вам приперлась?

— Ерунду не болтай. — Настя повернулась ко мне и нахмурилась. — Марк никогда не даст добро на то, что ему не нравится. На него там, где залезешь, тут же слезешь. Не переживай. Лучше расскажи, как там мама.

***

— Ну, чего замерла? — Выдергивает меня из воспоминания голос Кости. — Идем.

Петр Семенович уже заметил нас и отложил удочку. Он спрятал руки в нагрудный карман, стоял и разглядывалнас из-под густых бровей.

Я иду вперед, Костя — за мной.

— Здравствуйте, Петр Семенович!

— Здравствуйте, Инга Анатольевна. Все-таки приехали? — Задает вопрос, не ожидая ответа, и бросает суровый взгляд на Костю. — Зачем оно вам надо?

Я теряюсь от такого вопроса. В смысле, зачем?

— Хочу повторить поиски. Ваш молодой коллега не очень усердствовал.

Петр Семенович кивает, соглашаясь.

— Так он за звездочками в полицию пошел, а не за идею. Вот я в его годы по три дня мог не спать, пахал и жрал рыночные чебуреки на ходу. Ладно, пока меня не понесло в воспоминания — спрашивайте, раз приехали. Только нового я вам ничего не скажу.

Пытаюсь выхватить из жужжащего роя мыслей основной вопрос.

— Почему Вы так быстро закрыли дело и ушли на пенсию?

— Я понимаю, о чем Вы думаете, — он проводит пальцем по седым усам. — Но все просто. Улик практически не было. Человека как корова языком слизала, а начальство давило. Нужно было квартал закрывать. С пенсией это никак не связано. Моя мне ультиматум поставила: или я ухожу, и мы уезжаем за город. — Он улыбается и продолжает. — Или я сам себе стираю носки, и сам глажу рубашки. Короче, все делаю сам, потому что она уйдет от меня.

Допустим, я пинаю маленький камешек, размышляя.

— Алиби ведь было у всех, верно? — Петр Семенович кивает, глядя на Костю.

— Молодой человек ведь тоже присутствовал?

Мне кажется, или в его голосе сквозит подозрение?

— Да, я почти все время простоял за мангалом, меня пару раз сменил Мирон. — Костя ставит ладонь козырьком, закрываясь от солнца. — Когда Мира сказала, что Настя ушла, я побежал к калитке, но ее уже не было.

Смирнов задумчиво кивает в такт Костиным словам.

— Инга Анатольевна …

— Просто Инга.

— Да, — Смирнов смотрит мне в глаза, — была одна странная деталь: она кого-то боялась.

Я напрягаюсь, сжимаю зубы и чувствую, как пульс разгоняет кровь по всему телу в тысячу раз быстрее.

— Что вы имеете в виду? — голос Кости звучит ниже обычного.

— Перед вечеринкой она заходила в кондитерскую рядом с домом и попала в камеру ювелирного напротив. К сожалению, не видно, с кем она говорит. Да и качество изображения, откровенно, паршивое было. Но было заметно, как она нервничает. Ваша сестра бросила пару фраз и начала пятиться назад, а потом стала судорожно искать телефон. Думаю, она вызывала такси. Скорее всего опасалась ехать на общественном транспорте.

Я не замечаю, как начинаю кусать губы.

— Что, тот, с кем она говорила, совсем не попал в обзор камеры?

Петр Семенович поджимает губы и качает головой.

— Увы, Инга.

Я нервно потираю лоб. У Кости звонит телефон. Он лезет в карман джинс, смотрит на экран и отходит, ответив на звонок.

Смирнов провожает его взглядом и снова возвращается глазами ко мне.

— А молодой человек ведь недавно вернулся, если меня память не подводит?

— Да. — чувствую укол в сердце, как будто мне указали на что-то крайне мучительное.

Как будто это моя личная история.

— Будьте осторожны. Это мутная история. Не знаю, связана ли она с исчезновением вашей сестры, но арест вашего друга походит на месть, если он, конечно, и правда не виновен. К нему пришли по наводке.

— Да вы что! — Внутри поднимается возмущение. — Я знаю его всю жизнь. Он бы никогда не стал таким промышлять. Это удел нелюдей.

Петр Семенович никак не комментирует мои слова и снова берется за удочку. Я смотрю на линию горизонта. Здесь красиво.

Костя заканчивает разговор и возвращается к нам.

— Останетесь на чай? Такой путь проделали.

— Нет, спасибо. — Торопливо отвечаю я. — Около двух часов. Не страшно. Спасибо, что согласились поговорить со мной.

Петр Семенович переводит на меня ласковый, почти отеческий взгляд, от которого сжимает горло.

— Удачи, Инга.

— До свидания! — Костя подает руку Смирнову.

Он отвечает рукопожатием.

— Там старый мост. — Указывает в сторону рощи. — По нему спокойно выйдете. Нечего по склону корячиться.

9

Домой мы едем в молчании. Каждый занят своими мыслями.

Куда Настя влипла? Кого боялась? И почему не поговорила со мной?

Факт, что у нее были от меня секреты, больно ранит. Неуместная реакция на полученную информацию, но я ничего не могу с собой поделать. Свечка была для меня всем. Мама и она — часть моего сердца. Его большая часть.

Наверное, Марк прав. Я жила, слившись с сестрой. Вчера перед сном я перечитала все, что было в интернете об этом состоянии. Было неприятно узнать, что с границами у меня не все так замечательно, как я себе надумала.

Сейчас я дезориентирована и вообще не знаю, что делать со своей жизнью. Как будто, я смогу нормально жить, только разобравшись в прошлом. Смогу ли? Меня пугает неизвестность, но ещё больше страшит мысль, что моей девочки больше нет.

Я отложила жизнь на потом. До лучших времен.

Перевелась на третьем курсе на заочку, быстро ушла из офиса на фриланс и так и не научилась строить отношения. Что, если я влюблюсь, а мой мужчина исчезнет, погибнет или просто уйдёт.