Именно из-за последней причины Ма Даюань сейчас не отлеживался в постели, попивая ключевую воду или подогретое вино, а мерил шагами подворье главы, направляясь к дому Цяо Фэна. То, как свеженазначенный глава относился к смертельному врагу Ма Даюаня, ставшему с его почина врагом клана, не было для старейшины секретом — Цяо Фэн и не думал скрывать свою приязнь к Серебряной Змее. Дошедшие из Яньмыньгуаня слухи об их рукопожатии, последующем сражении бок о бок, и совместном пире в честь победы несказанно злили почтенного старейшину, что желал своему кровнику одной лишь боли и смерти. Вдвое превосходя главу числом прожитых лет, Ма Даюань подспудно считал себя его старшим товарищем, обязанным направлять и наставлять Цяо Фэна, ежели тот собьется с правильного пути. К этой уверенности немало прибавляло и доверие Ван Цзяньтуна, что незадолго до своей кончины передал Ма Даюаню некий секрет, связанный с новым главой. Запечатанное письмо, отданное старейшине престарелым Бородатым Мечником, покоилось в закрытом на замок ларце, и исподволь вселяло в душу Ма Даюаня убеждение, что он, хранящий тайну глав предыдущего и нынешнего, не обязан мириться с исходящей от последнего из этих глав несправедливостью… или, по крайней мере, с тем, что сам старейшина таковой несправедливостью считал.
Цяо Фэн завтракал на свежем воздухе, с удобством расположившись на веранде дома главы. На квадратном дощатом столе перед ним стояло блюдо с жареным поросенком, уже порядком подъеденным; крепкие челюсти главы как раз отрывали последний кусок мяса с последнего неочищенного ребрышка правого бока. Поблизости от изуродованного подсвинка устроился небольшой — всего-то шэна на три, — кувшин горячительного: Цяо Фэн не любил много пить с утра. Такого скудного количества вина ему хватило бы разве что запить еду.
— Старейшина Ма, — дружески улыбнулся мужчина, откладывая полностью очищенную кость. — Присоединяйся. Разделим по-братски вино и пищу.
В любое другое время Ма Даюань с радостью принял бы это приглашение, но сейчас, доброжелательность Цяо Фэна пропала втуне, и все его обаяние не оказало на злого и недовольного старейшину никакого действия.
— Прости, глава, — сухо ответил Ма Даюань. — Я не могу ни есть, ни пить, ни спать — ведь моя обида до сих пор не отомщена. Враг клана свободно бродит по рекам и озерам, и даже не вспоминает о нашей вражде, творя все, что ему вздумается.
— Ты о Серебряной Змее, — тяжело вздохнул мужчина. — Не печалься, брат. Не более двух недель назад, по его душу был отправлен старейшина Линь Фын, вместе с восемью умелыми младшими. Нам остается только дожидаться, — он скривил губы в нерадостной улыбке, — добрых вестей об исполненном приговоре.
— Линь Фын, — горько бросил престарелый нищий. — Этот бесталанный мальчишка против Серебряной Змеи — что утка против феникса. Его уровень владения Шестом Восьми Триграмм будет пониже, чем навыки того же Бай Шицзина. А Бай Шицзин, если ты забыл, проиграл Серебряной Змее в считанные пару движений, — сердито нахмурив кустистые брови, он уставился на своего главу.
— С Линь Фыном еще восьмеро воинов, обученных сражаться вместе, в воинском построении, — снова попытался успокоить собеседника Цяо Фэн. — Юный Инь с женой — вовсе не небесные духи, а люди из плоти и крови. Даже величайшего из воителей можно одолеть числом, а Серебряная Змея хоть и силен, но совсем не первый под небесами.
— Верно, — с ожесточением в голосе ответил Ма Даюань. — Ведь первым под небесами все чаще называют тебя, глава. В свои молодые годы, ты успел стяжать великую славу, как защитник империи Сун, и непобедимый воин. Верно, эта слава ударила тебе в голову похлеще крепкого вина, которое ты так довольно попиваешь: могущественный и сильный враг делает, что пожелает, тогда как ты, один из немногих, что могут сразить его, проводишь дни в веселье и отдыхе! — старый нищий постепенно повышал голос, заводясь все больше и больше. — Во всем нашем клане, хоть он и велик, как ни одно другое сообщество, лишь ты можешь сравниться с Серебряной Змеей в силе. Ты, или же трое из четверых великих старейшин. Но старейшины заняты делами клана, денно и нощно трудясь на его благо. Чем же занят ты?
— Не много ли ты себе позволяешь, Ма Даюань? — сузил глаза Цяо Фэн. — Я уважаю твою старость, и заслуги перед кланом, но не думай, что они позволяют тебе дерзить главе.
— Что ж, глава, если мои слова кажутся тебе слишком дерзкими, изгони меня! — воскликнул старейшина. — Или, быть может, ты отправишь меня к блюстителю законов, за наказанием? Хватит ли двух десятков ударов палками, чтобы искупить дерзость этого наглого старика? — он раздраженно скривился, и отвернулся от собеседника. — Впрочем, не трудись. Тот Клан Нищих, который я знал, и на благо которого работал, не покладая рук, бок о бок с Ван Цзяньтуном, Си Шаньхэ, и прочими, не стал бы прощать вероломное убийство, увечья, и оскорбления. Тот, старый клан, немедленно отправил бы за головой врага своего сильнейшего воина, кем бы он ни был, и исполнил бы вынесенный приговор в кратчайшие сроки. Сдается мне, тот клан, и нынешний — два разных сообщества, и тому из них, что возглавляет уважаемый Цяо Фэн, первый под небесами, не по пути с этим косным, глупым стариком, жизнь положившим во имя клана, и ждущим взамен лишь одного — исполнения справедливой мести! — он умолк, закончив свою оскорбительную речь, и какое-то время, утреннюю тишину подворья нарушало лишь его тяжелое дыхание.
Цяо Фэн неспешно утер лицо и руки чистой тряпицей, и поднялся со стула. Смертельная усталость сквозила в его взгляде, сменив расслабленное довольство жизнью. До сего дня, ему не приходилось сталкиваться с внутренними противоречиями клана, которые он не мог бы разрешить добрым словом, беседой по душам, и справедливым решением. Глава Клана Нищих не был глупцом; не был он и ограниченным воякой, привыкшим полагаться лишь на силу, но его ум, достаточно гибкий и острый, не видел хорошего выхода из нынешнего положения дел. Ма Даюань вынуждал его выбрать между расколом в клане, и хладнокровным убийством друга и его жены.
Вздумай Цяо Фэн отказать старому нищему в его просьбе, что, с точки зрения писаных и неписаных законов, была по-своему справедливой и обоснованной, Ма Даюань поднял бы шум на всю Поднебесную. Доброе имя главы клана, а следом — и самого сообщества нищих, было бы брошено в грязь. Более того, старейшина ничуть не преувеличивал, говоря, что положил жизнь на благо Клана Нищих — его заслуги как перед своим сообществом, так и перед вольными странниками Поднебесной, уступали разве что славе Ван Цзяньтуна. Многие нищие до сих пор втихую поговаривали, что Бородатый Мечник назначил главой своего ученика в обход Ма Даюаня, и пусть подобные кривотолки оставались досужей болтовней, пусть Цяо Фэн потом и кровью заслужил свою должность, все эти сплетни вспыхнули бы с новой силой, захоти того старейшина Ма. Реши последний уйти из клана, за ним бы последовало немало народу — сильные воины, влиятельные старейшины, и полезные умельцы. Многие в Клане Нищих любили и уважали Ма Даюаня — за свою долгую жизнь, он успел завести предостаточно верных друзей.
Замысли глава Клана Нищих расследовать смерть Кан Минь, чтобы подтвердить слова Инь Шэчи о самозащите его жены, это ни к чему бы ни привело. Госпожа Ма была мертва и похоронена, и вскрытию ее могилы решительно воспротивился бы не только Ма Даюань, но и большая часть клана. Поначалу, Цяо Фэн подумывал о том, чтобы пригласить сянъянского окружного судью, чтобы тот как следует во всем разобрался, но быстро оставил эти мысли: сяньвэй их округа получил должность в обход экзамена, за деньги, и розыскными талантами не блистал. Но, даже если бы слова Инь Шэчи полностью подтвердились, Ма Даюань вряд ли захотел бы отказаться от мести, и сумел бы настоять на своем перед другими старейшинами.
— Что ж, — с тяжелым сердцем проговорил Цяо Фэн, сходя по ступенькам веранды. — Я и вправду не занят никакими срочными делами. Со всеми текущими заботами клана могут справиться мои помощники, особенно при содействии наших мудрых старейшин. Почему бы мне не проверить успехи Линь Фына, и не помочь собрату, если исполнение приговора окажется ему не по силам?
