Прощание

— Что мешает ему вернуться обратно в свой лагерь, поднять войско, и осадить Яньмыньгуань? — лениво поинтересовалась Му Ваньцин. Девушка стояла у края куртины, опираясь на каменный зубец ограждения, и провожала удаляющуюся троицу киданей отрешенным взглядом.

— Не все ладно в империи Ляо, — ответил Инь Шэчи, стоящий рядом. Он изрядно перенапряг меридианы в недавнем бою, и едва восстановился к сегодняшнему утру. В его движениях до сих пор господствовала ленивая неспешность.

— Киданьский император, Елюй Хунцзи — сын узурпатора, — обстоятельно продолжил он пересказ недавно слышанного от Цяо Фэна. — Наследником позапрошлого императора должен был стать Елюй Чунъюань, отец Елюй Нелугу. Чунъюань и Нелугу ненавидят своего правителя, хоть он и приходится им племянником и двоюродным братом. Хунцзи осыпает их милостями, пытаясь купить их расположение, но безуспешно. Вторжение Нелугу — попытка стяжать славу, большую, чем у императора: все нападения киданьской армии на Сун, ведомые Хунцзи, провалились. Сумей принц Чу достичь успеха, и многие вельможи Ляо отвернулись бы от Елюй Хунцзи, и пошли за его двоюродным братом, который смог бы взять власть.

— Зачем ты рассказываешь мне о киданьских придворных дрязгах, муж мой? — Ваньцин подавила зевок, прикрыв рот ладошкой. — Я ведь спросила о том, не нападет ли на нас этот самодовольный варвар, раз уж мы отпустили его целым и невредимым.

— Я к этому веду, — улыбнулся юноша. — Тут все просто: Елюй Нелугу пообещал Цяо Фэну увести войска, и не возвращаться более в земли Сун с огнем и мечом. Взамен, ему вернули свободу. Хоть принц Чу и самодовольный варвар, слово он держит. Не дать это обещание он не мог — Елюй Хунцзи не стал бы вызволять ненавидящего его родственника. Наоборот, император Ляо только порадовался бы укреплению своей власти, останься Нелугу в застенках Яньмыньгуаня.

— То есть, мир и спокойствие в Поднебесной держатся на честном слове варварского царька? — насмешливо глянула на мужа Му Ваньцин.

— Именно, — широко улыбнулся тот. — А еще, принц Чу потерпел жестокое поражение от горстки странствующих воинов, и потерял весь свой запас огневого зелья. Даже вздумай он нарушить слово, и осадить Яньмыньгуань, никто в Ляо не пришлет помощь неудачливому полководцу, а сам он лишь положит в землю остатки своих солдат, безуспешно штурмуя крепостные стены. Своим обещанием, он попросту сохранил лицо. После вчерашнего боя, ему так и так пришлось бы отступить.

— Вот, с этого и нужно было начинать, — укоризненно промолвила Ваньцин. — Победы добывают силой оружия, а не придворными хитростями.

— Всякий инструмент полезен для своей работы, — рассеянно ответил Инь Шэчи.

Его взгляд скользнул вдоль крепостной стены, мимо полощущихся на ветру алых с золотом знамен, несущих иероглиф «хань» — штандартов Хань Гочжуна, — и мимо громко радующихся победе солдат. Война подошла к Яньмыньгуаню, оскалилась в его сторону своей кровавой пастью, и отступила, забрав всего несколько жизней. Шэчи поймал себя на мысли, что вспоминая о вчерашней битве, он скорбит и сожалеет о погибшем Шань Сяошане, и о монахе Сюйчжи, не пережившем своей раны, но смерти множества киданей, оставивших где-то в Ляо безутешных отцов и матерей, вдов и сирот, вызывают в нем лишь смутное чувство удовлетворения. Инь Шэчи все же отбросил эти мысли, рассудив, что никто не принуждал подданных Елюй Хунцзи снова и снова вторгаться в Сун, а значит, нечего и сожалеть об ищущих смерти, и нашедших ее. Он перевел взгляд на поднявшихся на парапет братьев Ю, что направлялись в сторону молодой пары. Старший из братьев, Ю Цзюй, поддерживал под руку младшего, бледного и перевязанного.

— Хорошо, что мы нашли вас, брат Инь, госпожа Инь, — заговорил Ю Цзи, стоило им приблизиться к Шэчи с женой. — Генерал Хань зовет всех на прощальный пир, и мы вызвались передать вам эту весть.

— Не стоило утруждаться, господин Ю — вашей ране нужен покой, — ответил юноша. Ранение одного из этих двух воинов, не очень умелых, но храбрых и самоотверженных, вызывало в нем раздражение и недовольство собой — ведь именно под его началом, Ю Цзи был пронзен вражеским копьем.

— Мне не в тягость, — бледно улыбнулся младший Ю. — К тому же, мы с Цзюем хотели побеседовать с тобой лично, брат Инь.

— Верно, — вступил в беседу Ю Цзюй. — Сражаться под твоим началом было честью для нас. Признаться, поначалу я был удивлен решением Цяо Фэна поставить тебя во главе нашего отряда, — он смущенно улыбнулся, отводя глаза. — Но, когда я увидел тебя в деле, все мои сомнения развеялись, как дым. Твоя храбрость не знает равных, а благородство — вызывает восхищение. Знай, брат Инь: отныне, ты всегда будешь желанным гостем в Месте Встречи Героев, — оба брата торжественно поклонились.

— Благодарю, — ответил Шэчи церемонным поклоном. — Для меня было честью познакомиться со столь славными воинами, — не удержавшись, он добавил:

— Ваше боевое искусство открыло мне глаза: я и не думал, что можно использовать в качестве тайного оружия, оружие столь явное, — приняв нарочито серьезный вид, он указал на щиты братьев, чьи броски сразили множество киданей во вчерашней битве. Младший и старший Ю озадаченно переглянулись, и дружно засмеялись.

— Чего еще ждать от молодого поколения, как не свежего взгляда на вещи, — с улыбкой ответил Ю Цзюй. — Пойдемте, брат Инь, госпожа Инь. Не будем заставлять генерала Ханя ждать.

Спустившись со стены и пройдя к дому Хань Гочжуна, молодая пара, сопровождаемая братьями Ю, вошла внутрь, и расположилась за пиршественными столами. Застолье в крепости, едва избежавшей осады, не было изысканным, но дух празднества и искренняя радость победы придавали особый вкус простому рисовому вину, и обыденным закускам.

Все вольные странники, пришедшие на помощь защитникам Яньмыньгуаня, сидели сейчас в главном зале дома генерала Ханя, вкушали пищу, и услаждали сердце вином. Многие, поднимая чаши, чествовали павших, и восхваляли доблесть выживших. Большинство здравиц, что неудивительно, досталось Цяо Фэну, победившему в единоборстве Елюй Нелугу и захватившему его в плен. Монах Сюаньбэй поднял пиалу с чаем, что он пил вместо запрещенного заветами Будды вина, и произнес хвалебную речь в честь всех присутствующих, отвративших великое бедствие от империи Сун. Инь Шэчи трижды вставал, и с улыбкой отвечал благодарностями на торжественные возгласы пирующих — оба брата Ю и Шань Чжэн выказали ему свое уважение. Сам юноша, взяв слово, поднял чашу вина за свою жену, всячески превознося ее вклад в общую победу, за что получил полный благодарности взгляд девушки. К великому удивлению Шэчи, генерал Хань также упомянул его, поднявшись из-за стола.

— Я хочу выпить за Инь Шэчи, своей храбростью принесшего славу семье Инь во вчерашней битве, — провозгласил он. — Как я помню, Шэчи, ты обещал рубить киданей, пока твой меч не затупится. Покажи мне его, — юноша с невозмутимым видом извлек оружие из ножен, и передал подошедшему слуге, который споро поднес клинок Хань Гочжуну. Тот внимательно осмотрел меч, и вскинул его вверх, позволяя всем рассмотреть выщербленное, иззубренное лезвие. Пирующие взорвались одобрительными криками.

— Вот обещание, исполненное с честью! — воскликнул генерал Хань. — Позволь мне наградить тебя за доблесть, Шэчи, — он сделал знак слугам, и они поставили на стол перед юношей длинный лакированный ларец из черного дерева. Открыв его, Инь Шэчи извлек на свет меч в богатых ножнах. Позолоченные гарда и навершие оружия, украшенные гравировками в виде извивающихся драконов, выглядели драгоценным украшением, снежно-белая рукоять была удобной и ухватистой, а длинное лезвие покрывали темные извивы узоров, говорящих о высочайшем качестве стали. Зачарованно оглядев драгоценное оружие, Шэчи встал из-за стола, и взмахнул извлечённым из ножен мечом, заставив воздух раздаться с тонким свистом. Сияя восхищенной улыбкой, он вложил клинок обратно в ножны, и поклонился Хань Гочжуну.