— Мой брат был ранен в горло, и не может говорить, — захрипел Шэчи. Ваньцин, вновь замычав, утвердительно кивнула, тыча пальцем в окровавленную повязку на шее. — Мне тоже досталось — голова моя идёт кругом, а глаза с трудом различают вещи. Кто говорит со мной?

— Это генерал Пу Ши, — ответил толстяк. — Перед битвой, мы с тобой разделили чашу кумыса, братец Угоху, и уговорились выпить ещё раз, после победы, помнишь?

— Попить было бы неплохо, — прохрипел Инь Шэчи. Он неловко пошатнулся, с трудом сохранив равновесие. — Руку бы отдал за глоток воды.

— Конечно, конечно, — спохватился Пу Ши. — Воды доблестному генералу Угоху, живо! — грозно рявкнул он на караульных.

Солдаты почтительно поклонились, и один из них метнулся вглубь лагеря, вскоре вернувшись с кожаным бурдюком. Неуклюже приняв ёмкость, Шэчи жадно припал к ней, судорожно глотая и обливаясь. Выхлебав не менее половины, он с заметной неохотой оторвался от бурдюка, и передал его Му Ваньцин. Та приникла к кожаному сосуду с не меньшим пылом.

— Я прикажу солдатам проводить вас к целителю, друзья, — сочувственно промолвил ляоский генерал, когда поддельные кидани напились. — Простите, я не смогу сопровождать вас — военный совет вот-вот начнется. Встретимся после него, братец Уголун, братец Угоху.

— Нам с братом никак нельзя пропускать совет! — взволнованно захрипел Шэчи. — Если мы будем пренебрегать службой из-за каких-то ран, как мы взглянем в глаза государю и близким по возвращению домой? Сейчас же веди нас к принцу, брат Пу Ши — истинный воин Ляо никогда не склонится перед трудностями, даже будучи изрублен на куски!

— Отлично сказано, братец Угоху! — восхитился Пу Ши. — Вот только… — он с сомнением оглядел измазанные в грязи доспехи двоицы. — Нужно, хотя бы, привести вас в порядок — не стоит показываться на глаза господину Елюю в таком виде. Эй, вы, — презрительно бросил он караульщикам, — помогите генералам очиститься.

Вскоре, генерал Пу Ши бодро шагал по направлению к роскошному шатру Елюй Нелугу, а следом за ним кое-как поспевали двое поддельных киданей, чьи доспехи, наскоро оттертые от грязи, вернули часть былого лоска.

Когда все трое вошли в шатер чуского принца, Инь Шэчи с трудом удержался от удивлённого возгласа: на почетных местах рядом с Елюй Нелугу восседали не кто иные, как престарелые злодеи, чье вмешательство едва не привело к поражению во вчерашней битве. Дин Чуньцю посматривал по сторонам, удерживая на лице слащавую мину; Дуань Яньцин глядел волком. Мужун Фу, сидящий поодаль, всем своим видом выражал невозмутимость.

— Радостная новость, господин юаньшуай! — с порога провозгласил пухлый генерал. — Доблестные братья Уголун и Угоху вернулись! Все ханьские полчища не сумели удержать их!

Пу Ши докладывает о возвращении Угоху и Уголуна

— Хорошо, хорошо, — с одобрением в голосе промолвил принц Чу. Инь Шэчи удовлетворенно отметил, что командующий армией Ляо и вправду говорил на довольно чистом северно-сунском наречии. Юноша приготовился слушать во все уши — раз уж враг решил обсуждать свои коварные планы на понятном Шэчи языке, было бы невежливым не воспользоваться этой любезностью киданей.

— Проходите поближе к карте, — тем временем, доброжелательно обратился к новоприбывшим чуский принц. — Мы как раз обсуждали расстановку войск на грядущую битву. Да, Мужун Фу, ты точно уверен, что ханьцы не осмелятся напасть первыми? У меня где-то семь тысяч солдат на ногах. Вдруг Хань Гочжун решит застать нас врасплох?

— Силы сунских войск истощены, — со скучным видом откликнулся наследник Мужунов, явно отвечающий на этот вопрос не в первый раз. — А вольные странники — обезглавлены. Клан Нищих и Цяо Фэн были отправлены к перевалу Ханьгу, и, при удаче, будут идти обратно ещё день-два. Генерал Хань — осторожный командующий, и не станет рисковать всем в таком сомнительном предприятии, тем более — без своих соглядатаев-нищих. Вы, я надеюсь, послушались моего совета, и избавились от них?

— Избавился, избавился, — раздражённо бросил Елюй Нелугу. — Книги о военном искусстве говорят: когда силен — показывай слабость, а когда слаб — силу. Но, раз уж ты говоришь, что сунская армия останется в лагере, я тебе поверю. Продолжим, — он склонился над пергаментной картой, разложенной на широком столе. — В первую линию я выведу полк генерала Дарбы, когда он прибудет вместе с армией моего отца — его солдаты опытнее прочих. Ты, генерал Хадаба, подопрешь его левое крыло своими тяжёлыми пехотинцами и стрелками…

Обсуждение военных планов продолжалось ещё долго. Шэчи и Ваньцин не преминули получить указания для своих полков — как оказалось, весьма многочисленных, — и юноша хрипло заверил чуского принца, что он и его брат не посрамят великую Ляо, несмотря ни на какие ранения. Позже, замаскированные юноша и девушка с некоторым трудом отделались от сердобольного Пу Ши, жаждавшего помочь старым знакомым, и, прокравшись на окраину лагеря, покинули его, преодолев внешнюю стену техникой шагов.

— Муж мой, погоди, — поспешно проговорила Му Ваньцин, когда они спустились вниз. — Помнишь, ты говорил, что армия не живёт без командира? У нас есть отличная возможность обезглавить киданей. Вернёмся в шатер чуского злодея, попросим его о личной беседе, и убьем. Цяо Фэн дважды победил его без большого труда; думаю, мы тоже справимся.

— Всякое правило имеет исключения, — с сожалением ответил юноша. — Сицзинское войско прибывает завтра, а с ним идёт Елюй Чунъюань, отец принца Чу, и юаньшуай западной армии Ляо. Он без труда примет командование, а кидани, разъярённые гибелью своего полководца, будут драться вдвое ожесточеннее. Я и сам бы не прочь забрать жизнь чуского злодея, но сейчас, это лишь навредит нам. Кроме того, сведения, что мы добыли, обязаны достичь Хань Гочжуна. Если же мы раскроем себя, пытаясь убить Елюй Нелугу, ляоские военачальники неминуемо поменяют планы.

— Ну и ладно, — не слишком расстроилась девушка. — По крайней мере, я, наконец, могу избавиться от этих громоздких доспехов, надоедливой маски, и, что самое главное, сапог! Поистине, высокие каблуки придумал кто-то из князьев Диюя — мучить грешные души.

* * *

Небольшой ляоский разъезд, везущий ценную добычу на добыче живой — будущие рабы тащили свое бывшее имущество, — был остановлен весьма необычным происшествием: голова его командира, с беспечным видом едущего впереди, слетела с плеч словно сама собой. Обезглавленное тело держалось в лошадином седле ещё несколько мгновений, а затем медленно, словно нехотя, сползло набок, цепляясь за стремя. Конь военачальника взбрыкнул, почуяв это неудобство, и труп повалился на камни горной долины, лязгнув доспехами.

Подчинённые убитого прожили ненамного дольше: большая красно-белая тень промелькнула мимо них, оставляя на своем пути разрубленные тела и напуганных лошадей. Лишь один ляоский всадник, ехавший чуть поодаль, сумел спастись: увидев судьбу своего командующего, он немедленно пустил коня в галоп, нахлестывая его плёткой по крупу, и подгоняя ударами пяток. Пронесшись мимо умирающих соратников, кидань быстро оставил рабский караван позади.

Зарубив последнего из ляосцев, напавшие на караван замедлились настолько, что стало возможным их разглядеть, и оказались молодой парой мечников — юношей в белом халате, и девушкой в красном, с черной вуалью на лице.

Му Ваньцин дернулась было следом за удирающим киданем, но Инь Шэчи придержал ее за плечо.

— Не стоит, жена моя, — покачал головой он, в ответ на кровожадно-недовольный взгляд девушки. — У нас нет времени гоняться за каждым разбойником — нужно поскорее добраться до своих. Идите к деревне Шицзяхэ, добрые люди, — обратился он к напуганным крестьянам, застывшим со своими пожитками в руках. — Войска великой Сун, что стоят там лагерем, защитят вас, — и, не слушая сбивчивых благодарностей спасённых людей, юноша с девушкой применили технику шагов и исчезли вдали.