Неустрашенные, юные мечницы повернулись к новому врагу — их числа все еще хватало, чтобы сразиться одновременно со всеми. Клинки охранниц Дома Камелий скрестились с оружием воинов семьи Мужун, и хищно потянулись к плоти странно выглядящей троицы — двух старцев и женщины. Едва ли не сразу же, превосходство немногочисленных вторженцев над противостоящим им небольшим войском защитниц стало очевидным. Мужун Фу без труда отражал сыплющиеся на него удары мечей, а ответные атаки веером разили служанок госпожи Ван наповал. Воздух перед двумя престарелыми воинами — сухоньким длинноволосым старичком в халате с воротником из перьев, и скрюченным старцем в медной маске, — гудел и стонал от наполнивших его техник ци, стремительных и могущественных. Спутница двух старцев сражалась без оружия, но ни в чем не уступала своим вооруженным противницам — от точных и сильных ударов ее ладоней, воительницы Дома Камелий разлетались сухими листьями.
Служанки госпожи Ван падали, одна за другой, под ударами техник ци двух старцев, веера Мужун Фу, и мечей его спутников. Четверо доверенных прислужниц, соединившись, сумели потеснить семью Мужун, но ненадолго — длинноволосый старец в перьях одним длинным прыжком вознесся над полем боя, и с его рук сорвалась струя сине-зеленого пламени, охватившая четверку разошедшихся воительниц. Стоило лишь зеленоватым огненным языкам коснуться их тел, юные мечницы без сил попадали на мгновенно истлевшую траву, и не издали ни звука, даже когда их кожа начала обугливаться и течь, словно воск, от адского жара, а глаза закипели в глазницах. Жуткая молчаливая смерть сильнейших из них окончательно сломила дух защитниц Дома Камелий, и вскоре, все было кончено — в живых на поле боя остались лишь воины семьи Мужун, и их союзники.
— Мужун Фу! — раздался над заваленным трупами двором дикий, надрывный вопль. — Тварь! Выродок! Как ты посмел⁈
Госпожа Ван, бледная, с красными от лопнувших сосудов глазами, на непослушных ногах приблизилась к устроенному вторженцами побоищу, и остановилась, чуть пошатываясь.
— Ты напал на меня исподтишка, и вырезал всех моих прислужниц, поганый недоносок, — выдавила она, ошеломленно глядя на учиненное ее племянником. — Ты что, ума решился? Каждый бродяга из тех, что восхваляли тебя, проклянет твое имя, узнав о том, как ты напал на собственную семью…
Ее обвиняющая речь оборвалась громким хрипом — веер Мужун Фу, коротко прошипев потревоженной змеей, полоснул ее по горлу, и Ли Цинло, захлебываясь кровью, повалилась на траву. Ее глаза, вылезшие из орбит, до последнего смотрели на убийцу с искренним неверием. Молодой воин с безмятежным видом отряхнул веер, и сложил его щелчком пальцев.
— Никто не узнает об этом, дорогая тетушка, — слова наследника Мужунов истекали ядом. — Никто, кроме моих друзей, что пришли сюда со мной, и, конечно же, Яньло-вана. Будь любезна пожаловаться ему обо всех моих прегрешениях до единого, прежде чем отведаешь Супа Забвения[1], ты, напыщенная, безмозглая, сварливая тварь, — зло оскалившись, он сплюнул на остывающий труп женщины. Его соратники ошеломленно глядели на своего старшего.
— Господин, — нарушил молчание Гунъе Гань. — Вы… это… ведь вы и госпожа Ван — родичи… — он осекся под пристальным взглядом Мужун Фу.
— Не ты ли, Гань, какие-то месяцы назад попрекал мне тем, что я недостаточно усерден в достижении цели моей семьи, и не стремлюсь пожертвовать ради нее ненужными излишествами? — с обманчивым спокойствием спросил молодой мужчина. — Я прекрасно помню тот разговор наедине, и его причину. Проходя по рынку, я услышал трели соловьев в лавке птичника, и купил одного, для двоюродной сестры. Ты же счел нужным укорить меня тем, что после поражения Цяо Фэну, я не прилагаю все силы для достижения великой цели Мужунов, и отвлекаюсь на то, чтобы угождать женщине, — напряжение в его голосе все нарастало.
— Сегодня, я пожертвовал ради этой цели жизнью родственницы, — выплюнул Мужун Фу. — Как ты думаешь, Гунъе Гань, достаточна ли эта жертва? Может быть, — в голосе молодого мужчины зазвучали опасные нотки, — ты все еще не уверен в твердости моих убеждений? Или же наоборот, ты считаешь, что я, обязанный жертвовать всем ради восстановления царства Янь, делаю это как-то не так? Я жду, соратник, — эти слова, Мужун Фу прошипел прямо в лицо Гунъе Ганю. — Выскажи мне свои упреки и в этот раз, не стесняйся.
Мужчина ничего не ответил. Побледнев и отступив на шаг, он молча поклонился в пояс наследнику Мужунов. Бао Бутун, хотевший было что-то сказать, лишь покачал головой, и тяжело вздохнул. Мужун Фу, безразлично отвернувшись от братьев по оружию, обратился к Дуань Яньцину и Дин Чуньцю.
— Следуйте за мной, старшие. Наша добыча — совсем рядом, — сделав двум старцам приглашающий жест, он двинулся вглубь камелиевого сада.
Часом спустя, младшие Мужун Фу заканчивали укладывать стопки книг и свитков в привезенные на лодке ящики. Их былое содержимое — обычная речная галька, — усеивало берег озера, высыпанное, куда придется. Похохатывающий Дин Чуньцю чуть ли не облизывался, разглядывая невзрачного вида томик, а его увечный союзник, нахмурив брови, вчитывался в древнего вида свиток из бамбуковых дощечек.
— Подумать только, — пропел Старик с Озера Синсю, довольно улыбаясь. — Все те тайные знания, что подлец Синхэ укрыл от меня, или же испортил — здесь. Я немедленно начну тренировки в уединении, и через какой-то месяц… нет, даже неделю!..
— Быть может, вы отложите свою практику на какое-то время, старший? — светским тоном предложил ему наследник семьи Мужун. — У меня есть для вас еще одно предложение — более рисковое, чем наш маленький поход за знаниями, но и выгоды от него могут быть несравнимо большими. Вас оно тоже касается, господин Дуань.
«Говори,» прогудел старец в медной маске, бережно сворачивая свое чтение. «Ты с блеском выполнил свою часть сделки, и Нефритовая Пещера Ланхуань упала нам в руки, словно перезрелый плод. По меньшей мере, стоит тебя выслушать. Чего ты хочешь от нас на этот раз?»
— Все верно, — отрешенно протянул Дин Чуньцю, влюбленным взглядом озирая книжицу в своих руках. — Вы показали себя достойным нашего доверия, господин Мужун. Что вы хотите предложить нам?
— Примите участие в войне Ляо и Сун, — без обиняков высказался тот. — Я заключил с киданями тайный договор, и собираюсь употребить свои полномочия Главы Вольных Странников, чтобы погубить как можно больше воинов, что будут сражаться на стороне Сун. На реках и озерах, вы оба известны, как всеобщие враги. Подумайте, сколь многих вольных странников, жаждущих вашей крови, вы сможете подтолкнуть прямо на ждущие острия ляоских мечей, если примете участие в этой битве, — вкрадчиво заговорил он. — Даже небольшой отряд обычных солдат, ударивший в нужное время, может стать той песчинкой на весах битвы, что склонит их к победе, а уж с участием таких опытных и могучих воинов, как вы, поражение Сун так же неизбежно, как восход солнца! — благодушия во взглядах двух старцев поубавилось.
— Я не очень-то жажду лезть в самую середку чужой драки, — недовольно высказался Дин Чуньцю, закрывая книгу, и убирая ее за пазуху. — Мечи не разбирают правых и виноватых, а сотня шакалов может свалить и льва. Что-то я не вижу большой пользы в том, чтобы лить свою кровь ради выгоды каких-то северных варваров.
— Вы не совсем верно поняли положение дел, уважаемый Старец Синсю, — голос Мужун Фу за малым не источал патоку. — Воинов, подобных вам и уважаемому господину Дуаню, ни один разумный военачальник не поставит в первую линию. Вы сами по себе стоите крупного отряда, и, вступив в бой в нужное время, способны забрать жизни многих врагов без малейшего вреда для себя. Только представьте — сунские вольные странники, насмерть схватившиеся с полками киданей, видят лишь врага перед собой, и ничего более. В это время, вы внезапно налетаете на них, незримые и неостановимые, словно боги войны, и сражаете усталых, раненых врагов одного за другим своими несравненными техниками ци, — недоверчивое выражение лица Дин Чуньцю постепенно сменилось задумчивым.
