Увы, но рвение не всегда может заменить талант. С трудом отражая удары секир, которыми орудовали ученики Дин Чуньцю, и уклоняясь от зелёного пламени, все ярче разжигаемого их собратьями, Гу Дучэн четко видел: его противники отлично владеют своим необычным оружием, и лучше него с товарищами в развитии внутренней энергии. Продолжись бой в том же духе, младшие Синсю наверняка задавили бы царских охранников грубой силой. И Дучэн, и оба его брата по оружию уже получили лёгкие раны, понемногу выпивающие их силы, когда как их противники совершенно не показывали усталости.

К счастью, юным ученикам Дин Чуньцю недоставало двух важных вещей, которых у тройки телохранителей было в достатке — опыта и слаженности. Подав товарищам условный знак, Гу Дучэн уклонился от очередного размашистого удара двуручной секиры — мощного и быстрого, но на краткие мгновения оставившего ее хозяина уязвимым. Лёгкий шлепок парных топоров по обуху ускорил полет тяжёлого оружия, и воин секты Синсю на миг потерял равновесие — стальной топор в несколько цзиней весом, с гудением рассекший воздух, увлек юношу за собой, заставив его податься назад. Пользуясь его замешательством, Дучэн метнулся мимо бойцов с секирами, стремясь добраться до их товарищей-поджигателей. Ученики Дин Чуньцю не сплоховали: метатели зелёного огня отступили подальше, применяя технику шагов, а сражающиеся в ближнем бою воины Синсю бросились наперерез Гу Дучэну, загораживая ему путь древками оружия. Но старший телохранитель ждал именно этого: топор в его левой руке лег на длинное топорище вражеской секиры, и зацепил его пяткой лезвия. Тут же, Гу Дучэн резко дёрнул врага на себя, прикрываясь неуклюже пошатнувшимся юношей от его соратников. Второй топор царского охранника взметнулся над плечом его живого щита, и прошил воздух в мощном и точном броске.

Шарик зелёного пламени, собираемый в ладонях юношей в черной маске, вспыхнул, обугливая руки своего создателя, когда топор, коротко прогудев в воздухе рассерженным шмелем, с хряском врубился в грудь юноши, раскалывая ребра, и разрезая мышцы. Ученик Дин Чуньцю с хрипом попытался вдохнуть, судорожно стискивая изуродованными пальцами рукоятку поразившего его оружия, но безуспешно. Тело его сжалось в предсмертной судороге, и неуклюже рухнуло на пол. Умирающий юноша вздрогнул ещё несколько раз, словно душа, покидающая его тело, стряхивала с себя бренную земную оболочку. Мгновением спустя, он окончательно затих.

Гу Дучэн поспешно отскочил назад — его противник вырвал секиру из сцепки, и, яростно возопив, нанес могучий удар сверху вниз, норовя развалить царского охранника от плеча до пояса. Чжайсин-цзы, также взбешенный смертью товарища, поддержал собрата целым потоком зелёного пламени.

Злость учеников Дин Чуньцю была ошибкой. Дучэн краем глаза видел, как рядом с ним, Фу Сыгуй принял удар второго секироносца на жёсткий блок верной булавы, и отвёл вражеское оружие в сторону, а Чжу Даньчэнь, бросившись вперёд, нанес три быстрых укола кистью. Оставив за спиной корчащееся в агонии тело, младшие телохранители соединились с Гу Дучэном, и последний вражеский воин ближнего боя вскоре пал под их дружными ударами. Чжайсин-цзы, оставшийся без поддержки, попытался было сбежать, но метко брошенный топор Дучэна раскроил ему череп.

* * *

Равновесие в схватке подруг Дуань Чжэнчуня с учениками секты Синсю держалось недолго. Ослеплённый Дао Байфэн юноша быстро исцелил повреждённые глаза техникой внутренней энергии, и вновь вступил в бой, вынуждая жену принца перейти в глухую защиту.

Гань Баобао яростно фехтовала с носителем топора, кое-как отводя его тяжёлое оружие клинком меча, и угрожая разошедшемуся юноше быстрыми ответными атаками. Женщина поневоле пятилась под градом ударов — пусть она не уступала своему противнику в мастерстве, а в боевом опыте и вовсе превосходила, но возраст матери Чжун Лин давал о себе знать, а силой она, стройная и изящная, и вовсе никогда не отличалась. Движения Гань Баобао понемногу замедлялись, и видящий ее усталость ученик Синсю скалил зубы в злобной радости, все сильнее налегая на топор.

Хуже всего дела шли у Цинь Хунмянь — юноша, назвавшийся Небесным Волком, кружил вокруг неё призрачной тенью, легко уклоняясь от атак короткими мечами, и осыпая женщину ударами ладоней, силой сравнимыми с падением тяжёлого боевого молота, а скоростью — с разрядами молний. Хунмянь пока удавалось защищаться, но, безнадежно связанная боем, она не могла придти на помощь своим соратницам, которые все больше в ней нуждались.

Чжун Лин, видя, как теснит ее мать воин с топором, решительно двинулась к сражающимся, твердо намеренная помочь родительнице. Ясные очи девушки горели негодованием — мерзавцы, ворвавшиеся в обеденную залу, испортили замечательный семейный вечер, и хотели навредить ее родным! Дочь Дуань Чжэнчуня совершенно не собиралась этого позволять.

— Лин-эр! — закричала Гань Баобао, заметив приближающуюся дочь. — Не лезь! Они слишком опасны!

Отвлечение от боя сыграло с ней злую шутку — противник женщины мощным ударом пробил ее защиту, ослабленную усталостью и рассеянным вниманием, и лезвие топора пало вниз, сверкнув стальным отсветом близкой смерти. Гань Баобао удалось уклониться отчаянным прыжком, и вместо того, чтобы отсечь ее правую руку, лезвие топора прочертило длинную кровавую полосу на ее груди. Охнув от боли, женщина споткнулась и повалилась на пол, а ее противник, довольно взревев, шагнул следом, вскидывая оружие.

— Мама! — испуганно охнула Чжун Лин, но страх недолго продержался на ее лице, мигом вытесненный злостью.

— Вперёд! — звонко воскликнула девушка, указывая на ученика Синсю, намеренного зарубить ее мать.

Повинуясь ее команде, с руки девушки прянула белая молния, ударившая злодея с топором точно в горло. Тот испуганно завизжал, и, выронив оружие, попытался зажать кровавую рану, вскрывшую жилу жизни на его шее. Из-под пальцев ученика Дин Чуньцю бурно хлестала кровь, а по его коже, исходя из ранения, расползалась мертвенная синева. Он не успел истечь кровью — яд убил воина секты Синсю раньше, чем его сердце сделало четыре удара. Глаза юноши закатились, белея на посиневшем лице, и мертвое тело неудачливого бойца, попробовавшего яда Молниеносной Ласки, упало навзничь.

Пушистый зверёк, за милым и безобидным обликом скрывавший редкую смертоносность, не собирался останавливаться. Питомец Чжун Лин давно привык к запаху обеих ее тетушек, и, конечно же, матери, а вот напавших на них юнцов он знать не знал, и ничуть не собирался щадить. Пробежав по руке одного из противников Дао Байфэн, ласка мимоходом погрузила клыки в его плечо. Затем, ловким прыжком перескочив на голову второго, она вцепилась воину Синсю в лицо. Оба юноши дико завопили от боли, причиняемой им ядом и зубами животного, но их страдания быстро прервались — жена Дуань Чжэнчуня не упустила своего шанса. Широко размахнувшись, женщина ударила из-за головы, и белоснежный конский волос ее плети окрасился алым — хлещущая атака оружия Дао Байфэн рассекла глотки обоим ученикам Дин Чуньцю.

Тем временем, Цинь Хунмянь поспешно отступала — удачный удар Небесного Волка отсушил ей руку, и пальцы женщины разжались, выпуская рукоять верного клинка. Потеряв один из коротких мечей, она все реже успевала защищаться от атак ловкого и быстрого противника, вынужденно терпя болезненные удары. Напыщенное название боевого искусства ее противника — Ладони Сокрушения Костей, — вовсе не было преувеличением: левое плечо Хунмянь, принявшее на себя тот злосчастный удар, неприятно похрустывало.

Когда ее противник, легко сбив ладонью в сторону выпад короткого меча, ударил в ответ, и его кулак, преодолев неуклюжий блок поврежденной рукой, врезался в грудь женщины, вышибив из нее дух, поверженная наземь Цинь Хунмянь на мгновение потеряла надежду. Но вдруг, торжествующий оскал пропал с лица ее противника, и Небесный Волк резво обернулся к некоей невидимой для женщины опасности. Он успел вскинуть руки в защитном движении, но эта расторопность не принесла пользы, чему был свидетельством раздавшийся крик боли.