– Так я ведь и не отказываюсь, – хмыкнул Татень. – Съезжу, с побратимом встречусь, поговорю. Слышал я краем уха, что он чего-то с Врабием не поладил, из дружины ушел. В деревне нынче живет, что неподалеку от села. Вроде, не то охотником стал, не то даже в пахари подался.

– Но одного Татеня отправлять не след, – заметил Клёст.

– Не след, – согласился воевода. Потом в раздумье сказал: – Одного отправлять не след, а много людей опасно.

– Воевода, а давай я тоже пойду? – неожиданно для себя предложил Ярослав. Предупреждая смешки, сказал: – А то, что я на коне неважно держусь, так может, это и хорошо? Кто со стороны глянет, сразу скажет – ну, какой же дружинник? Вон, как собака на заборе.

Воевода посмотрел на Ярослава, потом улыбнулся:

– А ведь и верно. И на самом-то деле – на дружинника ты не сильно похож. Зато взгляд у тебя зоркий, цепкий. Может, ты что-то такое углядишь, чего другие не увидят.

– А коли нам удирать придется? – хмыкнул Татень. – Ярик с коня свалится, что тогда?

– Так кто наперед знает – что с тобой случиться может? – резонно спросил Ярослав. – Вот, ты сам-то уверен, что конь у тебя не споткнется, или еще что?

– Тоже верно, – крякнул старый воин. – Даже Перун не всегда знает, чего дружинника ждет. Но все равно – непривычно мне с новичком-то идти.

– А еще, если забыл – Ярик с лесным хозяином дружит. А вдруг пригодится? – усмехнулся Крень. – Не ты ли недавно парня костерил, а потом спасибо ему говорил?

Татень только руками развел. Мол – был грех.

– А возьми-ка ты с собой еще одного лазутчика, – вдруг предложил воевода.

– Кого еще взять? – насторожился Татень.

– Так Жужеля возьми, – сказал воевода. – А вдруг оборотень тебе пригодится?

Старый воин такому предложению удивился. Усмехнувшись, Татень спросил:

– А оборотень-то мне на кой? Собак что ли пугать? Или коней? Так я их и сам, без всякого волкудлака напугаю.

Но воевода был настойчив:

– Так вдруг действительно, понадобится коней напугать, или собак? А оборотень может в какой-нибудь заварушке помочь. Силушки у него много, вдруг ранят кого. Он и вытащит.

– Эх, уговорил, – махнул рукой Татень.

– Ну, вот и ладно, – кивнул Клест. – Мы завтра на рассвете выедем, а вам лучше прямо сейчас и ехать. Дорога тут торная, ночь светлая, не заплутаете. Днем малость вздремнете, да снова в путь.

– Понятно, – вздохнул Татень, который все это знал и без молодого воеводы.

Татень и Ярослав поднялись на ноги и пошли к своим коням.

– Ярик, ты Жужеля отыщи, пусть к нам идет, – приказал воевода.

Убедившись, что молодой дружинник его не услышит, Клест сказал:

– Татень, я тебе советовать не могу – ты уже жизнь прожил, ратную науку лучше меня и всех прочих постиг. Одно скажу – парня этого сбереги. Как хошь, но он вернуться живым должен.

Разведка началась со скандала. Пусть и небольшого, но все равно, совсем ненужного. Волкудлак, который обычно вел себя очень покладисто и дружелюбно, неожиданно заупрямился. Нет, от разведки он не отказывался, но он не желал садиться в седло.

– Только я на лошади не поеду! – уперся Жужель.

Если бы он был в облике волка, то можно бы сказать, что уперся всеми четырьмя лапами. Но так как он сейчас пребывал в человеческом обличье, то скажем, что упирался руками и ногами.

Соколов и Татень уже сидели в седлах, а теперь устало посматривали на оборотня, который неожиданно заупрямился. Старый ратник уже приготовился огреть упрямца плетью, или треснуть его древком копья, но пока медлил. Негоже идти в разведку, побив напарника.

Ярославу уже тоже захотелось обругать своего товарища. Ишь, лошадь его не устраивает.

– И чем тебе лошадь не угодила? – недовольно спросил Ярослав. – Ты же сюда верхами приехал?

– Лошадь, хотя она и дура, но не совсем, – пояснил Жужель. – Она же считает, что на ней хищный зверь сидит. Я, пока сюда доехал, весь издергался. Она меня все время скинуть норовила, да еще зубами тянулась, чтобы укусить. А когда я с седла слез, копытом припечатала. Ладно, что ехали недолго. Но у меня теперь вся задница избита. Если в волка перекинусь – там верно, вся шерсть выпала. Давайте-ка лучше я на своих четырех побегу, а лошадь пусть здесь остается. Вот увидите, что я от ваших кобыл не отстану, а вровень бежать буду. Нет, давайте я на четырех, а?

– На четырех? – удивился Ярослав. Посмотрев на Татеня, спросил: – Что, старший, может пусть он на четырех ногах бежит?

– Да пусть он хоть ползет, хоть на крыльях летит, – сплюнул в сердцах старый воин. – Пусть его ветром несет, только пора бы уже. Воевода велел сразу нам выдвигаться, а мы телимся, словно медведица, которая в берлоге разродиться не может.

Сравнение, конечно, очень интересное, но почему медведица телится, Ярослав не понял. Вроде бы, телятся коровы? Ну ладно, это тоже особенности военного «социолекта». А оборотень, на своих четырех лапах, может и на самом деле станет бежать быстрее, нежели они на конях.

– Ярик, одежду мою возьми, – выкрикнул Жужель, торопливо стаскивая рубаху и штаны.

Ага, точно. Он же когда в зверя превращается, одежду и порвать может. А потом, когда снова станет человеком, не будет же он голым ходить? Поэтому парень как мог скатал штаны и рубаху, пристроил их в переметную суму, а Жужель, тем временем, успел перекинуться в волка.

Лошади, завидев хищного зверя, заржали, запрыгали, а жеребец, на котором ездил сам Клест, подскочил ближе, чтобы вступить в бой с серым. Но Жужель, не дожидаясь, пока его прибьют копытами и закусают до смерти, шустро помчался вперед. Вот, кажется только здесь был, а тут только серый хвост и шерстяная задница мелькнули – и, нет его. Так ведь волк все-таки.

– Ну что, погоняем волка? – похлопал свою лошадь по спине Татень.

Ехали они всю ночь, потом весь день. Но лошадей берегли, давая им остановки через каждые три часа. Сами же даже не ели толком, а только попили воды, да пожевали черных сухарей, которые выдал Татень. Оборотень, правда, хотя и напился воды от души, но от сухарей отказался. Он даже в человеческий облик перекидываться не стал.

– А что ты хочешь? – хмыкнул Татень. – Ежели парень волчью шкуру на себя нацепил, он может долго без еды бегать. Зато, когда есть захочет – станет на неделю вперед жрать.

Вот так вот и ехали до самого вечера, пока Татень не решил, что коням нужно дать долгий роздых, да и людям бы он не помешал.

Ярослав почти сполз с седла. Ноги слушались плохо, а задница словно деревянная. Так вот, на плохо гнущихся ногах, сделал несколько шагов. Но превозмог себя, принялся собирать хворост на костер.

– Э, парнек, подожди, – остановил его Татень. – Все-то ты забыл, торопыга. Сначала кони, а уж мы-то потом. Ах ты, бестолочь…

Ярослав не обиделся. Ведь и на самом деле, он бестолочь. Кони-то сами о себе не позаботятся. Но от лошади порой зависит жизнь воина, это да. А Татень, не стал ему читать нравоучений, а попросту помог расседлать мерина. Проведя ладонью по спине Мирного, с удовлетворением сказал:

– Спина чистенькая, не сбитая. Молодец, бережешь мерина. Ты его бережешь, так и он тебе добром отплатит.

От похвалы старика парень словно зарделся. А то, что спина у мерина не сбита, так в этом заслуга самого Татеня. Ведь это старый ратник научил его седлать коня так, чтобы и седло положить ровно, и чтобы между подпругой и лошадиным телом входила ладонь. Туго затянешь подпругу – лошади дышать тяжело, дыхание собьет, а слабо – так сам свалишься, вместе с седлом. А вообще, если вспомнить, то это Татень, несмотря на его ворчание, а порой и ругань, заботился о нем больше всех. Сказал бы – прямо-таки по-отечески. Ведь это старый ратник научил его правильно вздевать броню, подтянул ему ремень на перевязи меча, так что теперь и меч не бил по коленям. А ведь в таких мелочах и состоит повседневная жизнь дружинника. А ведь остальные даже и не подумали бы, что парня всему нужно учить. Их-то самих учили либо отцы или старшие братья и все эти тонкости они воспринимали, как само-собой разумеющееся, а то, что другие чего-то не понимают – так сами виноваты. Так что, спасибо старику за заботу. А то, что он иной раз покрикивал, так это мелочь. Старый Татень не только на него, но и на остальных может покричать. Даже как-то на Креня наорал, а тот стерпел. По делу тогда старик наорал, а коли по делу – то нужно старика поблагодарить. Единственный, на кого ратник не повысил ни разу голос, так это воевода. А разве его собственный отец, оставшийся где-то далеко-далеко, на него не кричал? А уж про мать и бабушку вообще можно промолчать. Ярослав с улыбкой вспоминает теперь, как он с друзьями играл в футбол, а потом залепили мячом в окно соседей. Ух, долго бабуля их потом крапивой гоняла!