Меня словно рвали на части.

Я дернулась в сторону калитки, всем телом стремясь к верберу.

Сама не зная почему… Я почему-то ужасно не хотела отпускать его именно сегодня, сейчас, в эту минуту… Хотя сама только что требовала, чтобы Феликс ушел…

И, тем не менее, ноги сами рвались за вербером, а крылья почти расправились за спиной, чтобы догнать его в полете.

Вдруг возникло сильное желание сказать Феликсу, что я не навсегда обижена. Что я остыну, приду в себя и снова захочу его видеть…

Однако мысль о том, что Клим один дома, что он ждет и переживает, свербела в голове и не позволяла сделать то, что хотелось.

Я все же выбрала сына.

В конце концов, мы живем не последний день. Феликс оговорился, что ему несколько сотен лет. Ведь ждал же он истинную пару столько времени. Неужели не подождет еще немного?

Я же не на Северный полюс уехала. Я здесь, живу рядом с его поселком. Он в любой момент может найти меня.

Я успокоюсь, все обдумаю и, может, снова позову Феликса. Или сама приеду к нему в поселок. Я ведь теперь оборотень и имею право туда явиться.

Почему-то в голове вертелась где-то послушанная фраза «Сколько судеб разбилось из-за не сказанного вовремя слова»…

Но я приняла решение, которое, уверена, приняла бы каждая мать.

Нормальная мать, во всяком случае.

Сейчас я нужна сыну…

Феликс взрослый мужчина, состоявшийся, альфа целого племени верберов. А мой Клим еще совсем мальчик. И сейчас мне важнее быть с ним. Поддержать, ответить на вопросы, помочь разобраться со страхами.

Я, прежде всего, мать и лишь потом – подруга, женщина…

Я прежде всего мать моего Клима и только потом чья-то пара…

Вербер весь день слонялся возле дома Алены, но она никак не возвращалась с тренировки. Альфа уже сбился со счету, сколько раз приезжал к нэнги и возвращался в племя ни с чем. Тимур и Герман засели в его доме и каждый раз встречали вопросом:

– Ну что?

Они волновались. Как друзья и как соплеменники, которым не все равно чем займется один из самых сильных верберов, один из самых перспективных вожаков.

Члены племени присмирели. Видя Феликса: взвинченного, дурного и пьяного от постоянных мыслей об Алене, они шарахались и старались не попадаться под горячую руку. Все сделали как требовал альфа. На улицах не было мелюзги и тех детей, которые еще не полностью контролировали оборот.

Никто не обнажался у всех на виду, чтобы убежать в лес и выгулять зверя. А то одежду они не хотели мять, пачкать и портить! Та еще отговорка. Нормальные люди даже в своем окружении, даже при родственниках, не то чтобы при соседях просто так одежду не скидывают.

Спрятали всякие штуки оборотней. Камеры слежения за всем, что окружает поселок, специальные усилители телепатической связи, которую можно было активировать в зверином обличье, позволявшие слышать сородичей даже в другом городе. Так спрятали, что даже острый взгляд Феликса не всегда определял куда.

Альфа весь извелся. Забыл пообедать, почти не реагировал на Тимура и Германа, которые волновались все больше и больше.

Наконец, когда он вечером в очередной раз собрался к Алене, бета взволнованно произнес:

– Фел. Ты слишком взвинчен. Может тебе охладиться. Успокоиться, переждать. А завтра, на свежую голову…

Он был прав. Совершенно и полностью. Альфа плохо себя контролировал. Все инстинкты, все нутро зверя и человеческие чувства тянулись к Алене. Феликс тосковал по ней, будто не видел неделю, а то и несколько месяцев. Он уже не думал о том, что она на него обижена. Совершенно забыл, что сейчас с нэнги ее сородич – голубой дракон Искандер.

Он лишь хотел встретиться с ней. Наконец-то! Вдохнуть полной грудью ее запах. Словно изголодавшийся по кислороду ныряльщик, что делает первый вдох, вынырнув с глубины. Пропитаться насквозь ее близостью. Будто мать, которая отпускает любимое чадо учиться или жить в другой город. Обнимает его, прижимает, закрывает глаза и стремится до краев наполниться этим ощущением. Когда еще подобное почувствует?

Сказать ей… Что-то сказать.

Еще недавно он заготовил бы целую речь. Продумал ее вплоть до мелочей, до интонаций. Он не собирался себя выгораживать. Феликс, и правда, сильно дал маху. Весь сосредоточился на паре и совсем перестал мыслить здраво. Забыл о необходимой в таких случаях осторожности. И вообще не подумал, что в нэнги может так внезапно проснуться ипостась. Этого ему и в голову не приходило. Феликс считал, что драконья сущность будет пробуждаться постепенно. И почему-то ни разу не сомневался, что это случится под его строгим приглядом. Даже не думая, не озаботившись тем, что нэнги не всегда находилась у него на глазах.

Матерый оборотень, разменявший третье столетие, вполне мог предположить, что Алена именно ночью перекинется в первый раз. Потому, что юные, несмышленыши оборотни именно так и делали. Ночью подсознание и звериное нутро вылезали на поверхность.

Младенцы часто во сне перекидывались. Феликс прекрасно об этом знал, хотя и не имел собственных детей. Однако рядом с нэнги, со своей истинной, альфа совершенно забыл обо всем. Его раздирали ревность, инстинкт собственника, который подсказывал: бери, бери, бери! Ни за что ее от себя не отпускай! Не отдавай этому человечишке!

Он боролся с собой, чтобы не пристать к Алене прямо в первую же встречу. И во вторую, и в третью. Таким озабоченным, дурным, переполненным гормонами и совершенно ничего не соображающим вербер себя еще не чувствовал.

Но он мужчина, в конце концов! А не только зверь! Он обязан был позаботиться о ее безопасности! В первую очередь – именно об этом. А он дал маху…

Вот что называется «снесло крышу», «потекла крыша», «крыша прохудилась»…

С крышей вербера случилось все и сразу.

Феликс собирался как-то повиниться. Поклясться, как на духу, как перед лицом последнего дня жизни, что никогда больше не подведет ее.

А еще… раз она в курсе про оборотней, уже вполне себе в теме… Сказать, что она его истинная.

Чтобы Алена поняла, что Феликс за ней не волочится ради какой-то там интрижки. Осознала, как все серьезно.

Вот о чем думал Феликс, когда в очередной раз гнал по дороге, взвивая в воздух облака пыли, не в силах совладать с собой и ехать спокойно, как просила Алена. Впрочем, сейчас его с ней не было, а вербер ни минуты не сомневался, что вырулит из любой ситуации…

Первое, что он почуял, добравшись до заветного дома – сильный запах другого самца. Именно самца, а не мужчины! Нэнги! Голубой нэнги, который обучал Алену, на всю округу вонял гормонами возбуждения!

Феликс поморщился и звериная, неуправляемая ярость закипела в крови оборотня. Смела все разумные запреты, лишила спокойствия и ясности мысли. Если последняя еще у него оставалась.

Возле забора Алены вербер нашел еще одно свидетельство присутствия соперника. Его машину, которая насквозь, до последнего винтика и клочка кожи, резины, металла пропахла запахом Алены. И… сильным самцовым желанием. Таким, что у Феликса свело скулы.

Она – истинная пара этого голубого нэнги. Сомнений не оставалось. Феликс знал это также точно, как и Искандер понял, что Алена – пара для вербера. Стоило лишь последнему появиться на территории нэнги.

Зрелище, которое застал Феликс, окончательно свело его с ума. Вербер буквально слетел с катушек. Зверь внутри требовал своего. Поррвать! Поррвать! Рычал он и бесновался внутри Феликса.

Вербер и нэнги едва не сцепились, как два нормальных альфа самца, которые сражаются за самку.

Но Алена их остановила.

Феликс плохо соображал, почти совсем себя не контролировал. Желание разорвать соперника в клочья текло по венам огненной лавой. Но Алена одним взглядом, одним словом запретила ему действовать. Пригвоздила вербера к месту. Заставила окаменеть.

Алена избавилась от Искандера, но разговор с Феликсом все равно не клеился.